И еще капитан Серегин ставил перед нами задачу в идеале вообще не использовать огнестрельное оружие и беречь патроны. Будь противников вдвое или втрое больше, чем нас, так то другое дело; а так, при равенстве сил, победить эту банду требовалось без единого выстрела из огнестрельного оружия. Зато в нашу пользу было то, что мы заранее обнаружили противника, в то время когда он еще даже и не подозревал о нашем присутствии, и у нас еще было некоторое время, что подготовить обрам немного неприятных сюрпризов. Кроме того, с нашим зелено-коричневыми доспехами и обмундированием цвета хаки нас было сложно разглядеть на фоне местной степи, а обры поверх доспехов были одеты в яркие цветастые синие, красные, желтые халаты, представлявшие собой отличные мишени.
Пока у нас еще оставалось немного времени, я приказал вбить в землю несколько кольев, между которыми низко над землей были натянуты прочные волосяные веревки. Такое противокавалерийское заграждение называется «спотыкач» и обычно предназначено для прикрытия стрелковых засад. Все шестьдесят наших арбалетчиц, чьи уложенные на землю и прикрытые маскировочными попонами кони служили им живыми баррикадами, заняли позицию сразу за этой веревочной путанкой, а разделенные на два отряда копейщицы отошли на фланги и замаскировались там таким же способом, чтобы атаковать обстрелянных арбалетчицами обров с флангов.
К тому моменту, когда противник подошел на расстояние прямой видимости, все было уже готово, и оставалось только ждать. Обры, беспечно двигающиеся по покоренной земле, где их боялись, кажется, даже мыши в норах, вляпались в засаду с каким-то особенным шиком. Первый прицельный залп арбалетов был страшен. Дюжина тяжелых бронебойных болтов, которым было плевать на местные доспехи, вырвала из обрских рядов самых нарядно одетых и хорошо вооруженных всадников. Тревожный крик – и, обтекая упавших, основная масса конных обров рванулась вперед, прямо на засаду, последовательно попадая под залпы второй, третьей и четвертой дюжины арбалетчиц. И снова каждый болт находил свою цель. Из «волчиц», которые обычно и шли в арбалетчицы, получились неплохие стрелки. В то же время первая дюжина, бойцыцы которой, привстав на одно колено, быстро двигали рычагом, уже почти повторно взвела свое оружие. Казалось, что обры успеют первыми, но тут они достигли веревочного заграждения и на полном скаку начали лететь на землю, образуя кучу-малу, в которую смешались и кони, и люди. Ни им некогда было смотреть под копыта своих коней, когда, казалось, вот-вот прямо в лицо им полетят новые арбалетные болты. К обрам я не испытывал жалости, поскольку они гады хуже фашистов, но вот бедные кони совсем ни в чем не виноваты.
Будь в нашем эскадроне хоть один мало-мальски квалифицированный маг, он мог бы просто наложить соответствующее заклинание, и не пришлось бы рисковать, что наш замысел раньше времени будет раскрыт противником; но мага у нас не было и пришлось обойтись обычными веревками. Правда, магия в этом бою все же поучаствовала – когда обры, не попавшие в засаду, попробовали подавить наших арбалетчиц градом стрел, то выяснилось, что заклинание «защитного ветра», наложенное на доспехи наших воительниц, с легкостью отклоняло обрские стрелы в сторону, так, что те бессильно тыкались куда попало, только не в моих подчиненных; и в то же время летящие в ответ арбалетные болты один за другим выбивали обрских всадников из седел.
Пока обры с арбалетчицами развлекали друг друга этой игрой, копейщицы подняли своих коней на ноги и в сомкнутом строю пиками ударили по растерянному врагу сразу с двух сторон. Им-то стрелы обрских лучников тоже были не страшны. Бросив пики в насквозь пробитых телах, копейщицы взялись за свои палаши и принялись в мах рубить врага. А у бойцовых лилиток рука тяжелая, палаши отличной тевтонской стали отточены как бритва, так что ошеломленные обры, ранее считавшие себя сильнее всех, погибали в схватке один за другим. Ну да ладно – собакам собачья смерть.
Успех был полный. Крича от страха что-то нечленораздельное, еще остающиеся в седлах обры бросились наутек, бросив обоз и своих выбитых из седел, раненых и умирающих товарищей. Мы их не преследовали. В первую очередь нам требуется добить тех, кто пока безвольно ползает по земле, а потом мы соберем добычу и вместе с ней уйдем через портал, только для того, чтобы объявиться где-нибудь в другом месте. Все еще только начинается.
Тот же день, Вечер. Степи Северной Таврии, торный сухопутный торговый путь лесостепей в Крым (Муравский шлях), примерно на месте современного Мелитополя.
Бесконечна степная дорога, ужасен садящийся на виднокрай (горизонт) багровый шар заходящего солнца. Скрипят несмазанные оси аварских телег, ревут, предчувствуя ночной отдых, влекущие их волы, и тихо плачут сидящие в этих телегах белоголовые славянские дети, которых в крымском Херсонесе продадут жирным ромейским купцам-работорговцам. Мальчиков оскопят и сделают евнухами, а девочек пустят по кривой стезе древнейшей профессии – где вначале им уготована роль малолетних наложниц богатых и знатных людей, а в конце – припортовый лупанар.
Тысячи взрослых, чья цена гораздо ниже, идут пешком, и сопровождающие их конные авары, в основном подростки, которых еще не допустили до серьезных дел, не стесняются угощать их ударами плети. Не для того, чтобы подавить какое-то неподчинение ведь эти люди уже сломлены и затаили свой гнев глубоко внутри – а просто так, для забавы. Но портить кожу молодых женщин и снижать тем самым их цену охранникам каравана строго запрещалось, поэтому удары им наносятся вполсилы, больше для того, чтобы показать свою власть над живым товаром и право сделать с ним все что угодно. Вся ярость молодых обров достается немногочисленным мужчинам, которых удалось взять живыми в кровавых жестоких схватках. Прежде чем двинуться в очередной поход, авары стремятся избавиться от обременяющего их полона, поэтому и гонят всех этих несчастных туда, где смогут обменять их на компактное злато-серебро, а также на отличное оружие византийской и франкской выделки.
Так попал в полон и княжий полянин Добрыня, который сражался один против многих, и множество ворогов положивший своим мечом. Этот дюжий молодец был пленен только после того, как на плечи ему накинули несколько арканов, которые и свалили великана с ног. По покону (обычаю) князь Идар должен был выкупить своих попавших в полон воев. Но получилось так, что послы антов, посланные в ставку кагана Бояна, были коварно убиты по его приказу, и теперь Добрыне, а также другим людям, предстояло провести остаток своей жизни гребцом на ромейских судах. Там он позавидует уже мертвым и пожалеет, что не пал с оружием в руках. Так сказал походный аварский хан, старшего сына которого Добрыня зарубил в том бою.
Неласковы были славянские боги к своим детям в последние дни. Многие пали в бою, были убиты мечами и стрелами или просто замучены торжествующим врагом; и теперь их тела, лишенные правильного огненного погребения, валяются по степи на поживу диким зверям. Тут пока только пленники только с левобережных поселений. Обры ходили по их землям как хотели и где хотели, и полонили и убивали всех, кто не успел убежать, спасая свой живот. Немногочисленные княжьи порубежные заставы – вроде той, на которой был захвачен Добрыня – не могли сдержать натиска орды степняков и сами пали их первой жертвой. Немногих воинов аварам удалось взять живыми, как Добрыню, еще меньшее их число после боя смогло ускользнуть, чтобы доложить о случившемся князу Идару.
Нападение на земли антов было внезапным, неспровоцированным и вероломным. Ведь прежние соседи антов по этой степи, болгары-кутуруры, составляли с антами неразрывную земледельческо-кочевую целостность – это когда одни пашут землю в ручных долинах, а другие пасут скот в водораздельных степях. И те, и другие – булгарская конница и пехота антов – в челнах-однодревках вместе ходили в походы на Византию, пощипать константинопольские пределы. Часть антов вела полукочевой образ жизни, а часть булгар пробовала оседать на земле, заводя огороды и заготавливая скоту корма на зиму. Да не все и не всегда было так безоблачно, бывали и недоразумения. То молодые удальцы украдут зрелую девицу, то скот с выпаса угонят, а то и сойдутся где-нибудь в сухой балочке выяснить, кто из них самый-самый. Причем удальцы были с обеих сторон – и воровать девиц, и угонять скот они могли друг у друга взаимно. Для того и нужны были порубежники вроде Добрыни, чтобы вместе с людьми хана Забергана предотвратить момент, когда молодецкая удаль юных может перейти в кровавую вражду между народами.
Но теперь, с аварами, коленкор был совсем другой – вместо беспокойных соседей в степи завелись алчные хищники, но родовые веча в своем большинстве так и не дали князю Идару своего согласия на значительное увеличение числа воев. Очевидно, большинство родовых старейшин решили, что эта беда коснется только южной и восточной окраин земель антов, и совершенно не затронет земли их родов. Придет время, и они пожалеют об этом своем решении, но тогда уже будет поздно.
Почти никто в караване не уловил тот момент, когда вечер для авар перестал быть томным. Быть может, только что-то успели почуять внезапно поднявшие голову псы, которые до того, высунув от жары языки, плелись рядом с конными охранниками. Но никто не обратил внимания на встревоженных собак. Даже старый караван-баши Кучук бий, не перестал завывать себе под нос заунывную, как сама степь, песню без начала и конца, смешивающуюся с пением птиц в небесной вышине и стрекотом кузнечиков в сухой траве. А чего ему бояться на землях, хозяев которых, болгар-кутугуров, великий каган Баян уже примучил и которые (последние трусы) пальцем не посмеют пошевелить против победоносных обров.
Но даже если бы кто-то и поднял тревогу, то ничего бы это уже не изменило. Караван, включавший в себя самого караван-баши, три сотни охраны из юнцов и пять с лишним тысячи полоняников и полонянок в возрасте от пяти до двадцати пяти лет, был уже безнадежно обречен. Впрочем, мнения полона по этому вопросу никто не спрашивал, а обрам, когда все закончится, будет уже все равно, ибо в живых их никто оставлять не собирается.
Как раз именно здесь, на этом ответственном участке (ибо отбитие полона составной частью входило в ХПС (Хитрый План капитана Серегина)) командовать засадой был назначен командир свежесформированного разведбата капитан Коломийцев со своей сводной батальонной группой специального назначения. Степь была пустынна, ибо всех болгар-кутугуров каган Баян вместе с кочевьями оттянул значительно севернее, для нападения на славянские земли. Торговые пути из степей в Крым тоже были хорошо известны, как и колодцы, специально вырытые на тех местах, где караван мог остановиться на ночлег. Дальнейшее было делом техники. К тому моменту стало известно, что каган авар отправил в Крым с левого берега три таких каравана с полоном, и во много раз больше их должно было стать после того, как авары переправятся на правый берег. Впрочем, тогда византийские работорговцы смогут заниматься своим делом прямо на том же острове Хортица.
Точнее, «смогли бы», ибо ничего подобного Серегин обрам дозволять не собирался, как он не собирался позволить, чтобы хоть один мужчина, женщина или ребенок были бы проданы в ромейское или какое еще рабство. И при этом совершенно неважно, каким было их происхождение – славянским, готским, балтийским, аланским или булгарским – сильная рука бога справедливой оборонительной войны уже простерлась над этими людьми для того, чтобы не только спасти их от смерти и разорения, но и, спаяв нерушимым единством, превратить в новый народ. При этом Серегин понимал, что его планы могут встретить резкое неприятие и сопротивление со стороны местного родоплеменного общества и его верхушки из старейшин, желающих все делать по «старине» и ради этой «старины» готовых отправить в пекло весь свой народ, а также и со стороны константинопольского истеблишмента, которому возникновение недалеко от границ Империи сильного славянского государства будет как серпом по фаберже.
При этом надо понимать, что византийцы отнесутся к этому государству резко отрицательно, вне зависимости от того, христианским (никейского исповедания) оно будет или языческим, потому что и в том, и в другом случае оно будет по-настоящему независимым как от Рима, так и от Константинополя. Ведь главное, что и по сей день разделяет католиков и православных, это не запутанный вопрос филиокве (которое не признают подчиняющиеся Риму греко-католики), а вопрос о главенстве римских пап над всеми остальными патриархами, чего не признают православные церкви. Но его Серегин собирался решать не здесь, в южнорусских степях, а в Константинополе, следуя при этом древнему русскому правилу: «если в сердце дверь закрыта – надо в печень постучаться».
Тем временем караван вполз в лощину между двумя невысокими грядами холмов и остановился, потому что тут находился колодец с водой, сюда не задувал извечный степной ветер, тут было привычное место остановки каравана. Началась обычная суета. Предстояло распрячь и напоить лошадей, задать им по торбе овса, после чего отправить пастись на подсохших степных травах; надо было позаботиться и о полоне, который тоже следовало напоить и обязательно накормить безвкусной кашей из зерна, потому что кто же купит ослабевшего раба и измученную некрасивую рабыню. А если и купит, то за очень небольшие деньги. Не стоит портить отборный людской товар мелкой человеческой жадностью. А то спросит потом пресветлый каган старого караван-баши Кучук бия:
– Почему так мало денег привез, старая собака*? Украл, да?!
И, не слушая никаких оправданий, кивнет своим телохранителям, чтобы они распяли старика на стволе степного дуба или посадили на кол.
Примечание авторов: * Кучук – на тюркских языках означает собаку. Раньше это имя символизировало верность, неподкупность и неприхотливость.
Но вся эта суета в лучах заходящего солнца выглядела несколько смешно и обреченно, потому что если подняться на высоту птичьего полета, можно было увидеть, как в окрестных сухих балках, за еще одной грядой холмов, ждут своего часа две тихо урчащие моторами боевые разведывательные машины БРМ-К с десантом и примерно две сотни амазонок на конях в полном вооружении. Это были так называемые «дикие» амазонки последнего набора, еще крайне плохо владевшие огнестрельным оружием, и поэтому вооруженные более привычными им луками и холодным оружием. Впрочем, этого оружия для данной задачи должно было хватить за глаза, потому что противник был вооружен аналогично, но имел значительно худшую выучку. Кроме амазонок, в распоряжении у капитана Коломийцева находился полностью вооруженный и экипированный личный состав его старой разведроты.
С боевым (афганским) опытом, правда, среди них был только замполит, старший лейтенант Сергей Антонов. Сам капитан Коломийцев, хоть и числился отличником боевой и политической подготовки, молодым да ранним, перспективным кадром, кровь живому врагу сегодня должен был пускать впервые, и оттого немного нервничал. Замполит, напротив, был спокоен как удав. Наверное, именно в силу своего боевого опыта, а еще благодаря тому, что все свои слова он подтверждал личным примером, старший лейтенант Антонов действительно имел право объяснять личному составу роты, ради чего им жить и за что умирать. Обров замполит разведроты воспринял как нечто настолько мерзкое и ужасное, вроде помеси людей и гиен, чему и существовать-то на белом свете не стоило, поэтому со всей серьезностью отнесся к поставленной Серегиным задаче остановить вторжение и обезвредить аварскую орду. А как будет проведено это обезвреживание, старшего лейтенанта Антонова волновало мало. Начальство умное, оно чего-нибудь изобретет, чтобы и руки остались чистыми, и угроза из этого мира тоже исчезла.
И вот, незадолго до полуночи, когда зашла луна, на степь и притихшую стоянку работорговцев опустилась египетская тьма безлунной августовской ночи с бездонной россыпью звезд. Готовясь к операции, старший лейтенант Антонов взял к себе в подручные двух «диких» амазонок Мелиссу и Фотину, которые и так смотрели ему в рот. Расстриженная жрица Храма Зверей Фаина нашептала на всех троих заклятье от собак, после чего старший лейтенант с этой «разведгруппой» уполз проверить, насколько хорошо аварский молодняк несет на часах службу. При себе старший лейтенант имел только нож и автомат АКС-74 с НСПУ, а амазонки и бывшая жрица – по ножу и короткому мечу.
То ли аварский молодняк действительно нес службу из рук вон плохо, то ли смотрели часовые в основном за тем, чтобы не развязался и не удрал полон, но примерно минут сорок спустя старший лейтенант и его подручные благополучно вернулись в расположение основной части разведывательного батальона, притащив с собой спеленутого как младенец пленного. Пленный оказался тюркоязычным, и после нескольких вопросов, заданных старшим сержантом Джурабаевым для доходчивости поочередно на казахском и узбекском языках, тут же начал каяться и колоться, каяться и колоться.