В середине августа в Люблин подвозились части 82-й дивизии второочередной пехоты. Командовал ею шестидесятидвухлетний генерал Ф.А. Волошинов. Он без малого сорок пять лет отслужил в артиллерийских и пехотных частях. Гвардейским подпоручиком участвовал в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов. С производством в чин генерала от инфантерии, в мае 1914 года Фёдор Афанасьевич Волошинов с почётом ушёл на пенсию. Не прошло и двух месяцев, как началась война и его вновь призвали в армию из отставки. Части его 82-й армейской дивизии состояли из второочередной пехоты. Их надо было выдержать в резерве и на второстепенных участках обороны, прежде чем применять для самостоятельного наступательного манёвра.
В восемь часов утра 18 (31) августа генерал Волошинов приехал в штаб 4-й армии для представления командующему. Первоначально генерал Эверт предложил дождаться прибытия всех частей дивизии, а затем выдвинуть её в боевую линию. Однако, получив известие о занятии противником Красностава, он изменил своё намерение. После полудня генерала Волошинова вновь вызвали в штаб 4-й, где перед ним поставили новую задачу: «Имеющимися налицо силами 82-й пехотной дивизии, и 3-й Донской казачьей дивизии, “колонне генерала Волошинова”, перейти 19 августа (1 сентября) в наступление на Красностав и овладеть последним». Генерал Эверт сообщил скудные сведения о численности, о действиях и о местоположении противника. Считалось, что Красностав занят австрийским полком, усиленным артиллерией. Верстах в десяти или двенадцати справа от «колонны» находились части Гренадерского корпуса генерала Мрозовского, а впереди слева располагался правый фланг 25-го армейского корпуса 5-й армии.
Говоря о причинах неудач в войне с Японией, Императорская Николаевская военная академия указывала на частое нарушение высшим командованием организации войск. Сказывалась привычка побеждать наскоро созданными отрядами, что широко применялось в Русско-турецкой войне и конфликтах колониального характера. Ведение боевых действий подобным способом против передовых армий неизбежно привело бы к неоправданным потерям и поражению. Однако в штабе 4-й армии в августе 1914 года широко использовали устаревшие методы «отрядной войны».
Днём 18 (31) августа для ликвидации возникшей опасности в направлении Красностава был выдвинут наскоро созданный отряд. Он получил название «колонна генерала Волошинова». Местом сбора стала деревня Суходолы, с прилегающей к ней с севера деревне Седлиска Вельке и расположенной южнее Издиковской Воле. «Колонна» состояла из частей 3-й Донской казачьей дивизии генерала Евреинова с десятью орудиями двух артиллерийских батарей и полутора необстрелянных полков 82-й пехотной дивизии. Причём отряд не имел пулемётов и средств связи, не хватало полевых кухонь и многого другого. Пехота не имела артиллерии. Громоздкая «связь людьми» в условиях быстрой смены оперативной обстановки приводила к суете и неразберихе. К тому же чины штаба и штабное имущество были в пути и прибыли на станцию Травники лишь на следующий день к трагическому концу боя «колонны». В распоряжении генерала Волошинова находились лишь начальник штаба и старший адъютант. У них не было ни средств, ни времени для устройства связи со штабом 5-й армии и соседним Гренадерским корпусом. Хотя попытки такие делались – к генералу Мрозовскому отправили офицера с просьбой дать ориентировку об обстановке на фронте, о расположении левого фланга Гренадерского корпуса и о его действиях 19 августа (1 сентября). Однако в ответ никаких сведений не поступило.
Как пишет генерал Н.Н. Головин, «…“колонна ген. Волошинова” представляла собою типичный продукт канцелярского творчества штаба армии, сымпровизировавшего отряд, и не побеспокоившегося о том, чтобы приезжающему начальнику, по крайней мере, не приходилось бы самому разыскивать назначенные к нему в отряд части. Сила “колонны ген. Волошинова”, которая рисовалась в соображении штаба 4-й армии в две дивизии – одну пехотную и одну кавалерийскую, на самом деле не достигала даже одной пехотной бригады, ибо… при пехоте не было артиллерии, так как имевшиеся при 3-й Донской казачьей дивизии две конные батареи, из 10 орудий, были органически связаны с конными частями» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 43.). В таких условия не много шансов оставалось у начальника «колонны» для выполнения приказа штаба 4-й армии.
Уже ночью, за несколько часов до выступления, генерал Волошинов сообщил командиру 3-й Донской казачьей дивизии о поставленной задаче. На разведку не было времени. Второпях собирались разбросанные на большой территории сотни. В августе казачьи полки не отдыхали, имея задачу прикрывать левый фланг гренадерского корпуса и поддерживать связь с правофланговым 25-м корпусом 5-й армии. Телефоны в дивизии отсутствовали. Ежедневно большой наряд казаков шёл на розыски штабов, обозов, на обслуживание пехоты. Люди и лошади устали, измотанные не столько боями, сколько бесконечными перемещениями днём и ночью. По мнению старшего адьютанта дивизии И.Г. Акулинина, 18 (31) августа «не было ясного представления – ни о задачах дивизии, ни об окружающей обстановке». Считалось, что впереди находятся два полка австрийской пехоты. На самом деле путь «колонне генерала Волошинова» на Красностав преградила целая усиленная дивизия.
Не имея истинных сведений о противнике, «колонна» шла «на авось». 19 августа (1 сентября) в 6 часов утра её боковой авангард двигался от деревни Седлиска Велька к фольварку Марысин. Головные русские разъезды ещё не достигли фольварка, когда австрийцы открыли по «колонне» мощный пулемётный и ружейный огонь. Первые же минуты боевого столкновения принесли большие потери необстрелянной пехоте 325-го Царевского полка. Его командир полковник Кириллов получил смертельную рану в числе первых.
Разыгрался ожесточённый встречный бой. Русская пехота с одними винтовками густыми цепями атаковала австрийские пушки и пулемёты. Главные силы генерала Волошинова вытянулись в походную колонну от южной окраины деревни Суходолы к шоссе на Красностав. Австрийцы атаковали её со стороны деревни Лопенник Ляцкий. Неожиданное появление противника привело к суете и неразберихе. Неприятель решил взять «колонну» в клещи, обходя её с обоих флангов. Цепи австрийской пехоты развернули решительное наступление одновременно от фольварка Марысина и Лопенник Ляцкий. В ответ батальоны 326-го Белгорайского полка развернулись в боевой порядок, но не выдержали натиска противника и начали отходить. На винокуренном заводе в господском доме Сельдиска Вельке прогремел взрыв и вспыхнул пожар. Вокруг обозов и штабных повозок началась паника. Она быстро передалась в войска, приближая трагическую развязку неравного боя. Густые клубы дыма, объятые пламенем постройки, беспорядочно скачущие повозки, испуганные возгласы обозных, вносили смятение в ряды солдат и казаков. Общие потери необстрелянной «царицы полей» доходили до шестидесяти процентов личного состава. Несмотря на энергичные усилия офицеров, на мужество и стойкость отдельных рот и взводов, отступление местами превратилось в беспорядочное бегство. Паника передавалась в войска. Основная масса солдат неудержимо покатилась к деревням Пяски и Бискупице. Некоторые казачьи сотни не выдержали огня противника и в замешательстве отскочили за железную дорогу и в северо-западном направлении. Сохранившие боеспособность части 3-й Донской дивизии пытались удержаться на высотах восточнее Красноставского шоссе, но, теснимые австрийской пехотой с фронта и с левого фланга, постепенно отошли к деревне Олесники. Деревня и вся окружающая местность находились в сфере артиллерийского и пулемётного огня неприятеля. Вскоре казакам пришлось искать другой рубеж обороны.
К десяти часам утра деревни Седлиска Велька, Суходолы и Воля Издиковска заняла австрийская пехота. Противник, имея превосходство сил и огневых средств, через четыре часа боя наголову разбил «колонну генерала Волошинова» и устремился к стратегически важному железнодорожному узлу – станции Травники, где в результате паники интендант поджёг склады. Тыловые обозы ринулись на северо-запад, запрудив дорогу. Ожидая с минуты на минуту прибытия эшелонов с подкреплением, генерал Евреинов ядром своей дивизии прикрыл станцию. Для охраны железнодорожного моста через реку Вепрж он отправил доблестного генерала Е.Ф. Кунакова с тремя казачьими сотнями при двух орудиях. Умело организованная оборона позволила на исходе дня пресечь все попытки австрийской пехоты и кавалерии перерезать железнодорожную линию. К ночи начальник дивизии приказал отряду двинуться на деревню Дорогуш. По инициативе подъесаула И.Ф. Быкадорова, для охраны моста осталась одна казачья сотня, которая всю ночь отбивала неприятельские атаки. Не зная об опасности, ночным поездом из Холма проехал начальник штаба Юго-Западного фронта генерал Алексеев… Австрийская артиллерия сосредоточила огонь по району железной дороги, станции и шоссейному мосту, где скопилось много обозов и транспортов, уходивших прочь от фронта. Общими усилиями доставленных эшелонами свежих частей 3-го кавказского корпуса, 82-й пехотной дивизии и остатков разбитой «колонны» станцию Травники удалось отстоять.
Днём 19 августа (1 сентября) в Люблин поступили донесения, что колонна генерала Волошинова разбита, что обозы в панике бегут в Люблин, что горят интендантские склады в Травниках. Командующий 4-й армией вызвал к себе начальника 1-й гвардейской дивизии генерала Олохова{7} с его начальником штаба полковником Рыльским. По свидетельству офицера лейб-гвардии Егерского полка Н.И. Скорино, состоявшего в те дни при генерале Олохове в качестве ординарца, генерал Эверт кратко обрисовал обстановку на фронте. Он указал на угрозу железнодорожной линии Ивангород – Холм, на потери армии и предложил утром следующего дня дать встречный бой в районе деревень Суходолы и Седлиска Вельке. Генерал Олохов высказался, что для наступления сил недостаточно, что на 19 августа (1 сентября) в его распоряжении только Петровская бригада, лейб-гвардии Егерский полк и три батареи лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады. Не желая слушать возражения, генерал Эверт категорическим тоном подтвердил приказ – утром следующего дня атаковать противника и отдал распоряжение о подчинении гвардейцев командиру Гренадерского корпуса генералу Мрозовскому. Далее Н.И. Скорино пишет: «Около пяти часов дня в Штаб дивизии прибыл офицер из Штаба Армии и передал мне кусок бумаги, на котором было написано всего несколько строк. Взяв в руки бумагу, я прочел с удивлением подписанное генералом Эвертом приказание дивизии немедленно выступить на фронт и утром 20-го атаковать и разбить противника. Меня очень удивило, что такой важный документ был прислан в виде простой записки и при этом даже не в конверте» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 57). Н.И. Скорино передал приказ генерала Эверта старшему из присутствующих в штабе 1-й гвардейской дивизии начальников – командиру лейб-гвардии Егерского полка генералу Буковскому. В своих воспоминаниях «Лейб-егеря в Великую войну (воспоминания командира полка)» он подтверждал, что получил его на клочке бумаги, и привёл текст приказа: «Противник в превосходных силах прорывается к станции Травники. Гренадерский Корпус, изнемогая в борьбе, понес большие потери; предписываю дивизии немедленно выступить в направлении на… и разбить противника».
Вновь штаб 4-й армии применил методы «отрядной войны», отправляя на фронт формирования, лихорадочно собранные из того, что оказалось под рукой, без необходимых огневых средств и данных разведки. Понимал ли в тот момент генерал Эверт всю меру ответственности за введение в бой Старой гвардии? Ведь Старая гвардия не отступит, не сдастся в плен. Она – или погибнет, или победит, но победа эта будет пирровой…
Тут мы подходим к большому вопросу об отношении государства и власти к национальной элите во всех сферах жизни. В наши дни он звучит с новой остротой. Потеря элиты не компенсируется ничем!..
Штаб 4-й армии расставлял на топографической карте флажки, словно фигуры на шахматной доске. На что надеялись «гроссмейстеры» в генеральских погонах, жертвуя ферзём в обмен на пешку? Можно возразить, что регулярные войска должны быть готовы к форсажу в случае необходимости. Что после взятия неприятелем Красностава, разгрома колонны генерала Волошинова такой момент настал. Но так ли необходима была эта жертва? Для ответа обратимся к воспоминаниям авторитетного генштабиста генерала Головина: «Отряд генерала Мрозовского, силой в 40 батальонов, 10 батарей и 18 сотен, должен был встретиться 20 августа (2 сентября) с 2,5 пехотными дивизиями и маршевой бригадой Х А.-В. корпуса, силой в 37 батальонов, 16 батарей и 5 эскадронов.
Таким образом, преимущество в огневой силе было на стороне нашего врага. Но начиная со следующего дня, несмотря на подход к боевой линии Х А.-В. корпуса третьей его пехотной дивизии (45-й), преимущество в силах переходило на нашу сторону, так как у нас заканчивалось сосредоточение частей Гвардейского и III Кавказского корпусов, а в тыл Х А.В. корпуса выходил наш XXV корпус. При такой стратегической обстановке нам совсем не нужно было торопиться с атакой. Напротив того, встретив атаку Х А.-В. корпуса на позициях Гренадерского корпуса, мы выиграли бы время для более глубокого выхода в тыл Х А.-В. корпусу, не только нашего XXV арм. корпуса, но и следовавшего уступом левее его другого корпуса армии ген. Плеве – XIX. Упорствующему в своем наступлении генералу Гуго Мейкснеру грозило бы полное окружение всего его корпуса» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 63). 20 августа (2 сентября) у отряда генерала Мрозовского было достаточно сил и огневых средств для крепкой обороны, что позволяло сковать и измотать наступающего противника. Уже на следующий день, после подхода подкреплений и флангового удара частей 5-й армии, складывалась удобная ситуация для активных боевых действий для завершения окружения и разгрома Х австро-венгерского корпуса. Лихорадочно собранные отряд генерала Мрозовского и колонна генерала Волошинова действовали сами по себе в условиях информационного вакуума. Не было должного согласования действий между штабами 4-й и 5-й армий. Не ощущалось твёрдого управления войсками со стороны штаба Юго-Западного фронта. Оперативная близорукость и стратегическая недальновидность штабов всех уровней, а также склонность командования 4-й армии к ведению боевых действий авантюрными, ненаучными методами «отрядной войны» привели сначала к разгрому колонны генерала Волошинова, а затем к неоправданным тяжёлым потерям в рядах Гвардейского корпуса.
Интересно, что в то же самое время на правом фланге 4-й армии генерал Эверт проводил боевую операцию по всем правилам военного искусства. Там он стремился лишить свободы действий части генерала Данкля и не дать ему сосредоточить крупные силы на своём ударном правом фланге. Эффективно использовались аэропланы для воздушной разведки, что позволило быстро выявить основные укреплённые районы австрийцев на рубеже реки Ходель. На южном берегу русские войска занимали небольшой плацдарм в два-три километра, где неприятель и ожидал от них активных боевых действий. Однако атаковать там пришлось бы по гласису неприятельских позиций, без должной поддержки артиллерии и без удобных наблюдательных пунктов, что грозило большими потерями. В то же время сильная австрийская позиция на северном берегу реки имела форму выступа, охваченного расположением русских войск. На холмистой местности имелось несколько хороших точек обзора. Здесь русское командование и решило нанести главный удар.
Генерал Эверт дал возможность 18-му корпусу собраться за правым флангом 4-й армии и только тогда отдал приказ о наступлении. Упорядоченное оперативное руководство сразу же привело к серьёзным тактическим успехам. В 6 часов утра 20 августа (2 сентября) русские части силами 18-го корпуса, правым крылом 14-го корпуса и 13-й кавалерийской дивизии перешли в решительное наступление. Бои 20 и 21 августа (2 и 3 сентября) на реке Ходель завершились поспешным отходом австрийских частей с хорошо укреплённых позиций. В итоге австрийское командование отказалось от переброски целой пехотной дивизии на свой ударный правый фланг, что существенно облегчило положение корпуса генерала Мрозовского, в составе которого сражалась 1-я гвардейская дивизия.
Эшелон с пулемётной командой и штабом лейб-гвардии Преображенского полка неожиданно встал, не доезжая Люблина. По распоряжению коменданта станции командир полка приказал выгружаться. Вскоре выяснилось, что распоряжение ошибочное и надо продолжить движение. Невероятно быстро и слаженно прошла погрузка. От отдачи приказа до заведения последней лошади в вагоны потребовалось всего тридцать две минуты…
Ранним утром 18 (31) августа эшелоны лейб-гвардии Преображенского полка подошли к Люблину. На люблинском вокзале преображенцы увидели большое скопление раненых. На выходе из города тоже часто встречались одиночные легкораненые солдаты Гренадерского корпуса, шедшие с близлежащих позиций. На жадные расспросы о положении на фронте они с пессимизмом отвечали: