1914 год. Гибель русской гвардии - Андрей Петухов 4 стр.


– Давно отступаем…

– Зачем это вы отступаете? – прищурив глаза, улыбались преображенцы.

– Так как нет возможности держаться… А вы, братцы, куда идёте?

– Австрийцев бить!

– Австриец сила! Валит видимо-невидимо, – едко шутили егеря. – Иди, иди. Он те покажет…

Преображенцы смеялись и быстро проходили мимо. Полк походным порядком двинулся сначала на юго-юго-восток от Люблина. 1-я гвардейская дивизия собиралась по мере прибытия эшелонов в районе Глуска, что примерно в восьми километрах к югу от Люблина. После продолжительного перехода полк остановился вблизи небольшого леса. Вечером 19 августа (1 сентября) далеко впереди впервые были замечены высокие облачка красноватого дыма – разрывы австрийских шрапнелей. Фронт был совсем рядом.

Около 18 часов полковник граф Игнатьев получил пакет от командира дивизии с приказом немедленно выдвинуться к боевой линии. Наспех поужинали, свернули палатки и двинулись в поход. Настроение у всех было приподнятое. Солдаты шли бодро, в ротах весело гремели русские песни. В полной темноте около 23 часов преображенцы пришли в небольшое селение, деревню Майдан Козице, где остановились на короткий отдых. Осенняя ночь и моросящий дождь многим напоминали красносельские маневры.

Командир полка, собрав в одной из хат старших офицеров и начальников команд, прочитал им диспозицию на следующий день. Свидетель совещания барон С.А. Торнау писал: «Судя по диспозиции, положение было очень тяжелое. Гренадерский корпус, ослабленный беспрерывными боями, представлял из себя ничтожную боевую силу, и отходил на север. Стратегически важная линия Люблин – Холм находилась под непосредственным ударом противника, и неприятельская артиллерия уже обстреливала станцию Травники. Петровской бригаде приказано было восстановить положение» (Торнау С.А. С родным полком (1914–1917). Берлин, 1923. С. 20). Петровская бригада входила в состав 1-й гвардейской дивизии, которая, в свою очередь, входила во вновь сформированную 9-ю армию. Ею командовал участник Русско-японской кампании генерал Платон Алексеевич Лечицкий, имевший репутацию боевого генерала. Бригада состояла из лейб-гвардии Преображенского и лейб-гвардии Семёновского полков со своей артиллерией, что находилась в пути. Другие части 1-й гвардейской дивизии были ещё на подходе и не могли принять участие в деле. Командир полка отметил, что бой будет встречный, а значит – ожесточённый, маневренный и скоротечный; что при любом раскладе отдавать приказ об отходе он не намерен. Без лишних слов офицеры поняли, что настало время каждому исполнить свой долг, что Старая гвардия не имеет права отступить в первом же бою. Томительно тянулись последние ночные часы…

Глава вторая. Первый бой старой гвардии

По замыслу командования 4-й армии, 19 августа (1 сентября) 1914 года части 1-й гвардейской пехотной дивизии влились в наскоро сколоченный отряд генерала Мрозовского. Его состав был довольно пёстрым – отдельные части семи пехотных и одной конной дивизии. Большие массы пехоты численностью около 40 батальонов – сила полутора корпусов, имели только 8 пеших и одну конную батареи. 76 орудий противостояли шестнадцати австрийским батареям. Многие полки вообще не имели артиллерии.

Лейб-гвардии Измайловский полк и три гвардейские батареи находились ещё в пути. Их появление ожидалось к вечеру 20 августа (2 сентября). Однако штаб 4-й армии, под впечатлением от прорыва австрийских войск у станции Травники, торопил генерала Мрозовского, который решил наступать, не дожидаясь подхода измайловцев и недостающей гвардейской артиллерии. 19 августа (1 сентября) он отдал приказ – на рассвете следующего дня атаковать неприятеля, занявшего позицию к западу от деревень Седлиско Вельке, Суходолы и Воля Издиковская. Тактика встречного боя сводилась к лобовой пехотной атаке, смонтированной в условиях спешки. Была ли острая необходимость форсировать события, посылая в наступление не собранные полностью, измотанные переходом войска, или можно было подождать один-два дня, находясь в обороне? В чём заключался стратегический расчёт? Приведём мнение генерала Н.Н. Головина: «Отряд ген. Мрозовского, силой в 40 бтл., 10 бтр. и 18 сотен, должен был встретиться 20-го августа (2 сентября) с 2,5 пех. дивизиями маршевой бригады Х А.-В. корпуса, силой в 37 бтл., 16 бтр. и 5 эск.

Таким образом, преимущество в огневой силе было на стороне нашего врага. Но начиная со следующего дня, несмотря на подход к боевой линии Х А.-В. корпуса третьей его пех. дивизии (45-й), преимущество в силах переходило на нашу сторону, так как у нас заканчивалось сосредоточение частей Гвардейского и III Кавказского корпусов, а в тыл Х А.-В. корпуса выходил наш XXV корпус. При такой стратегической обстановке нам совсем не нужно было торопиться с атакой. Напротив того, встретив атаку Х А.-В. корпуса на позициях Гренадерского корпуса, мы выиграли бы время для более глубокого выхода в тыл Х А.-В. корпусу, не только нашего XXV арм. корпуса, но и следующего уступом левее его другого корпуса ген. Плеве – XIX.

Упорствующему в своём наступлении ген. Гуго Мейснеру грозило бы полное окружение всего его корпуса.

Отсюда видно, что спешно смонтированная атака отряда ген. Мрозовского являлась стратегически преждевременной» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 63).

Наступление гвардии планировалось через позицию гренадерского корпуса. Она простиралась от деревни Пиотрков к Ольшанскому лесу на колонию Хойны, далее тянулась на Волю Гадзеницкую, а затем вдоль реки Гелчев. Во время наступления правый фланг гвардии мог опасно открыться. Поэтому план разворачивания дивизии гласил – наступая, полкам следовало двигаться уступами слева, что снижало риск охвата противником правого фланга дивизии, но вместе с тем создавало условия для сложной организации боя.

Передовой левый уступ образовывал лейб-гвардии Егерский полк с приданными ему 5-й и 6-й батареями 2-го дивизиона лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады. Вектор наступления егерей смотрел на фольварк Жеготов. Сосед слева – 7-й гренадерский Самогитский полк 2-й гренадерской пехотной дивизии, собранной у деревни Гардзеницы и имевшей задачу в итоге боя овладеть деревней Суходолы. Справа от егерей, при огневой поддержке 3-й батареи 1-го дивизиона лейб-гвардии 1-й артиллерийской бригады, уступом назад разворачивался лейб-гвардии Семёновский полк. Перейдя реку Гелчев между деревнями Владиславов и Выгновице, семёновцы должны были наступать на высоту, расположенную севернее фольварка Анусин. Ещё правее, без артиллерии, уступом назад, располагался лейб-гвардии Преображенский полк с задачей двигаться через деревни Стрыйна и Владиславов и занять господствующие высоты 106 и 119.

На долю преображенцев выпала наиболее трудная задача – обеспечение правого фланга дивизии, за которым располагались поредевшие полки Гренадерского корпуса. В предшествующие боевые дни они потеряли от 30 до 50 процентов штатного состава, что подорвало их боеспособность. Гренадеры едва сдержали натиск 37-й австрийской гонведной пехотной дивизии. Ей удалось продвинуться до края долины речки Ольшанки, впадавшей у деревни Стрыйна в реку Гелчев, и создать угрозу правому крылу преображенцев. 37-я гонведная дивизия составляла правый фланг V австро-венгерского корпуса и наступала на север от Крщонова, стремясь сомкнуться с левым флангом X австро-венгерского корпуса. Логика подсказывала, что и 20 августа (2 сентября) наступление австрийцев на данном участке фронта возобновится. Однако лейб-гвардии Преображенский полк не получил в своё распоряжение ни одного орудия, что обрекало его на неоправданные потери.

Кроме того, офицерский состав гвардейских полков до вечера 19 августа (1 сентября) не знал оперативной обстановки, не знали гвардейцы и об особенностях местности в районе будущего сражения, о чём красноречиво свидетельствует семёновец полковник Зайцов 1-й: «Общая обстановка, кроме ощущения близости боя, была, однако, полку совершенно неизвестна. Мало того, спешная переброска полка в состав 4-й армии (генерала Эверта) под Люблин не позволила высшим штабам снабдить полк даже картами нового района. Как это ни может сейчас показаться невероятным, но на полк была выдана только одна двухверстная карта окрестностей Люблина. В этой смутной и тревожной обстановке полк простоял первую половину дня 19 августа» (Зайцов А.А. Семёновцы в 1914 году. Гельсингфорс, 1936). Даже командиры батальонов не обеспечивались картами. Они имелись только у командиров полков. Как выяснилось позже, карты эти оказались не двухвёрстными, а устаревшими трёхвёрстными, из-за чего в ходе боя возникло немало трудностей. Как с горечью отметил Н.Н. Головин, анализируя причины тяжёлых потерь Петровской бригады: «Неточная карта (3-верстка), – пишет ком. Л.-Гв. Егерского полка, – дала повод к некоторым недоразумениям в течение боя. Объемы лесных площадей на картах не отвечали действительности». (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 70.) Он же сделал вывод, что отсутствие карт привело к целому ряду ошибок в воспоминаниях участников боя, путанице в наименовании высот, складок местности и деревень.

Накануне боя в штабе 1-й гвардейской дивизии царила хмурая атмосфера. По свидетельству Н.И. Скорино, приведённому Н.Н. Головиным, причиной тому стало посещение гвардейским начальством штаба Гренадерского корпуса. Вот что он отмечал: «Все они имели озабоченный вид, были молчаливы, и даже обычно веселый и разговорчивый ген. Бринкен был молчалив и задумчив.

По словам ординарца бригадного командира Л. Гв. Преображенского полка, Малецкого{8}, на них сильно подействовало печальное последствие обычной резкости ген. Мрозовского. Он более чем грубо обрушился на приехавшего в штаб, по его вызову, ком-ра Несвижского гренадерского полка, полковника Герцыга. Резко обвиняя его в неудачных действиях полка и угрожая отрешением “по несоответствию”, он настолько мало стеснялся в выборе своих выражений, что полковник Герцыг, чувствуя себя оскорбленным свыше всякой меры, вернувшись в полк, застрелился в своей палатке.

Из разных фраз, которыми время от времени обменивались генералы, мы скоро поняли, что подпоручик Малецкий не вполне прав. Конечно, смерть брата любимого и уважаемого к-ра 2-й бригады (1-й гв. пех. дивизии) ген. м. Герцыга… вызывала у них естественное чувство горечи и сожаления о погибшем, но больше и прежде всего их угнетало беспокойство за грядущий день и неуверенность в успешности выполнения поставленной командующим армией задачи» (Головин Н.Н. Русская армия в Великой войне. Дни перелома Галицийской битвы. Париж, 1940. С. 64).

Суетливый и нервный взгляд командования 4-й армии и Гренадерского корпуса на прорыв австрийцев у Травников мог привести к непоправимой ошибке – истреблению элиты императорской армии в первом же бою. Бою, который, по мнению Н.Н. Головина, был совершенно не нужен. Как мы уже говорили, стоило подождать сутки, находясь в обороне, и ситуация на фронте коренным образом менялась в пользу русской армии. И тогда собранные в кулак четыре полка 1-й гвардейской дивизии с артиллерией могли нанести сокрушительный контрудар. Но штаб 4-й армии, не разобравшись в оперативной обстановке, решил иначе. Не успевшую собраться гвардию он суетливо бросал в огонь, подобно издёрганному карточному игроку, что кроет козырным тузом шестёрку.

В 7 часов утра 20 августа (2 сентября) 1-я гвардейская пехотная дивизия сосредоточилась в лесу к северу от деревни Стрыйна. К 8 часам, согласно установленной командованием диспозиции, полки развернулись фронтом на юго-восток по линии реки Гелчев.

Лейб-гвардии Преображенский полк разворачивался от деревни Хойны, где находился с двух часов ночи на привале. Общий вектор направления атаки преображенцев указывал через деревни Стрыйна и Владиславов на высоту 106.

Батальоны преображенцев разошлись в назначенные места. В боевую линию пошли 1, 2 и 4-й батальоны, каждому из которых был придан пулемётный взвод. С ними установили телефонную связь. Отсутствие карт заставило командира полка графа Игнатьева распорядиться снимать с убитых австрийских офицеров походные сумки и карты. Штаб полка расположился на пологом скате, который спускался в лощину, где находилась деревня Владиславов. На склоне окопались части Гренадерского корпуса генерала Мрозовского. Сзади – роща с гренадерскими обозами и переполненными лазаретами.

Накануне было пасмурно и моросил дождь, а к восходу солнца тучи рассеялись. Со стороны неприятеля – тихо. Казалось, вся природа замерла в ожидании чего-то нового, необычного. Ни выстрел, ни крик не нарушали покоя дивного августовского утра. К Владиславову, словно на манёврах, спускались ровные цепи 1-го батальона флигель-адъютанта полковника герцога Н.Н. Лейхтенбергского{9}. В его расположение вклинилась колонна 2-го батальона полковника Казакевича{10}. В результате рота Его Величества осталась справа от 2-го батальнона, а 2-я и 3-я роты – слева. Прикрывая разворачивание батальонов, далеко вперёд ушла 4-я рота штабс-капитана Кутепова. Он стремился опередить австрийцев и занять ключевую высоту 106 до подхода главных сил 1-го батальона.

Уступом справа на расстоянии полуверсты за 2-м батальоном шёл 4-й батальон полковника графа Литке{11}, назначенный в полковой резерв. 3-й батальон располагался позади центра наступления полка и до поры оставался в резерве командира дивизии. При каждом батальоне находился пулемётный взвод. На левом фланге действовал лейб-гвардии Семёновский полк. Без поддержки артиллерии через деревни Стрыйна и Владиславов преображенцы наступали на высоты, занятые Х австрийским корпусом.

Далеко впереди цепей кружили разъезды конной разведки и шли полковые разведчики. Переправившись через речку Гелчев и пройдя деревню Владиславов, первыми вступили в бой конные разведчики. Они напоролись на ружейный и пулемётный огонь вражеской пехоты. Это наступала 2-я австро-венгерская пехотная дивизия, левое крыло которой касалось деревни Ченстоборовицы. Австрийские цепи выходили из леса неподалёку от юго-восточной окраины Владиславова. Заговорила вражеская артиллерия. Разорвавшейся гранатой сильно контузило в правый глаз помощника начальника конных разведчиков, подпоручика барона Торнау 2-го{12}. Однако он оставался со своими разведчиками до конца боя и лишь затем отправился на перевязочный пункт, откуда на несколько месяцев уехал на лечение в Петроград.

Вскоре начальник пеших разведчиков – поручик Эллиот 2-й прислал командиру полка ценные сведения о положении частей X австро-венгерского корпуса. Выяснилось, что его левофланговая 2-я пехотная дивизия, наступала под углом к расположению преображенцев и на левом (западном) берегу реки Гелчев части неприятеля находились на расстоянии 1–2 километров от реки. Кроме того, южнее высоты 119, где ожидалось наступление 37-й гонведной дивизии – правого фланга V австро-венгерского корпуса, неприятель не обнаружен. Следовательно, заняв высоту 119 до подхода австрийцев, преображенцы могли вклиниться между вражескими корпусами и даже выйти в тыл 2-й пехотной дивизии.

Вскоре пришло донесение командиру полка, что доблестный поручик Эллиот 2-й{13} пал, сражённый пулей вблизи от австрийских окопов. Солдаты вынесли его тело в тыл. Полк принёс первую кровавую жертву войне. Полковник граф Игнатьев и присутствующие офицеры молча сняли фуражки и перекрестились.

Бой разгорался. То бегом, то шагом, цепи передовых батальонов устремились в лощину, на дне которой у речки Гелчев находилась деревня Стрыйна. Первый батальон двигался к высоте 106, второй – к деревне Владиславов. Грозно гремели вражеские пушки. Над головами наступающих рот густо рвались шрапнели, а гранаты поднимали столбы из комьев земли и едкого дыма. Появились первые раненые. Однако цепи не сбавляли темп наступления. Великаны-преображенцы без остановок и перебежек в полный рост шли вперёд и бодро равнялись, словно на учении.

Под оглушительный треск и вой шрапнелей русские цепи вошли в деревню Стрыйна. От разрывов вражеских гранат вокруг полыхали и рушились избы. Впереди, увлекая за собой солдат, неизменно бежал капитан Веденяпин{14} с криками: «Третья рота, за мной!» По мосту 1-й и 2-й батальоны перешли речку Гелчев и вошли в подожжённый вражеской артиллерией Владиславов. Полковник Казакевич остановился посреди деревенской улицы, пропуская вперёд роты, весело размахивал руками и, как всегда, громко острил:

– Австрийцы стреляют горохом, а потому не балдей!

А вокруг оглушительно рвались гранаты и шрапнели, сжигая дома и калеча людей.

За рекой начинался подъём в гору со дна лощины. В это время к орудийным залпам австрийских орудий присоединился ураганный ружейный и пулемётный огонь. Сквозь грохот боя слышались отрывистые команды офицеров, их призывы не замедлять движения. От вражеского огня преображенцы несли ощутимые потери. Пороховой дым и пыль от разрывов снарядов стояли сплошной пеленой, затрудняя видимость, но цепи не снижали темп наступления. Не обошлось без недоразумения. Согласно диспозиции, лейб-гвардии Семёновский полк наступал впереди уступом слева. Роты 1-го батальона двигались так быстро, что семёновцы приняли их за бегущих австрийцев и вскоре их пули засвистели в спину преображенцам.

Назад Дальше