Но у Лили было еще к чему придраться. То я голову не помыл, то замотавшись с уроками, не помог ей с зельями. Последней точкой в наших отношениях стало происшествие на озере. Я честно пытался извиниться. Даже унизился до того, чтобы придти к гостиной Гриффиндора и просить прощение, стоя на коленях. Она не желала ничего слышать. Обиделась, ага.
А когда напоследок она посоветовала мне постирать трусы, я решил: все, баста, с меня хватит! Я встал с колен. Осмотрел ее с головы до ног:
— Я вот никак не пойму, если я настолько плохой, то за каким ты вообще со мной дело имела? Тебе же не нравится во мне абсолютно все! Знаешь что? Да пошла ты! С Поттером общайся, сейчас уж его дремучие ухаживания и оленеподобная неотразимость найдут отклик в твоем сердце, королева.
И ушел, ни разу не оглянувшись. То, что Лили не захотела меня простить, вызвало во мне чувство какого-то иррационального облегчения.
Вот так и закончилась моя дружба с очаровательной девушкой, так и не успевшая перерасти во что-то большее.
Учитель. Учитель мне помог пережить этот безумный год. Если бы не он...
Историю мы изучать так и не закончили. Видя мое состояние, он проклинал Альбуса и переживал, что сам не может провести этот проклятый обряд. Часто я отсиживался у него, пытаясь привести нервы в относительный порядок. Мы много разговаривали. Однажды разговор зашел об анимагии. Я тогда жаловался на Мародеров и вскользь упомянул, что Поттер анимаг и, вероятно, Блек с Петигрю тоже. Не мог же Поттер в одну анимагическую морду развлекать Люпина в полнолуние. Учитель тогда надолго задумался. Потом сообщил, что мне нужно позарез, как можно скорее, освоить этот предмет. На мой вопрос, а почему мы, собственно, не делали этого раньше, он ответил, что ему даже в голову не приходило, что уровень образования упал на столько низко. В его время основы анмагии преподавали начиная со второго курса, а к четвертому большинство учеников уже могло оборачиваться. Я долго недоумевал, а зачем мне это вообще нужно? На что был получен ответ:
— Животные, мой мальчик, не испытывают и половины чувств и эмоций из тех, что испытывает человек. То есть, пребывая в анимагической форме, ты не разнесешь Хогвартс по кирпичику, мне он почему-то дорог, хотя бы как память. И нет, форму животного ты выбрать не можешь. Животное отображает твою внутреннюю суть. Как патронус. Ты зачем вызвал его? Так, вроде бы у тебя был песец, я ничего не путаю? А что здесь тогда этот медведь делает?
А я просто смотрел на медленно подходившего ко мне медведя. Я знал кто это. На глазах стояли слезы, в последнее время я уже не обращал на них никакого внимания. Когда у тебя по нескольку раз на день слезы сменяют истерический смех, ко всем метаморфозам настроения начинаешь относиться философски.
Мой отчим, который значил для меня гораздо больше, чем отец, не оставил меня.
Анимагию я освоил быстро, все–таки мотивация была существенная. И вот настал час икс. Учитель велел мне притащить большое зеркало и первое превращение произвести перед ним. Я приготовился, сосредоточился, и четко произнес формулу про себя. Потом, когда я достаточно натренируюсь, превращение будет у меня занимать доли секунды, а пока. На некоторое время, я потерял ориентацию в пространстве. А когда сумел сфокусироваться, то поразился насколько большим стал окружающий меня мир, цветовая гамма заметно уменьшилась, а вот запахи... С непривычки я даже расчихался. Резюме — животное, в которое я превратился, небольшое и, наверняка, хищное. Любопытство – не монополия кошек. Чуть подрагивая от возбуждения, я подкрался к зеркалу. Чтобы сразу же распахнув пасть, сесть на хвост. Вообще–то, животное было очаровательное. Но... Уже в следующую минуту я находился в собственном теле и буквально зашелся в гомерическом хохоте, сгибаясь пополам. Рядом со мной смеялся Учитель. Он тоже прекрасно понял всю комедию абсурда. Ученик Хогвартса пятого курса факультета Слизерин имел анимагическую форму мангуста.
И вот теперь я дома. Мать так и не вернулась из Франции. Я ее понимаю. Она просто не может видеть дом, в котором так много потеряла. А вот я остаюсь на лето здесь. Через три дня ко мне заявится Грипкуф, о чем он любезно сообщил мне в письме. А завтра я пойду по магазинам, в том числе в маггловском Лондоне. Надоело мне выглядеть как пугало».
— Ты плохая мать.
— Альбус!
— Ты очень плохая мать, Эйлин! Ты лелеяла свое горе и не была рядом с мальчиком, когда чуть не случилось несчастье!
— А ты, а ты...
— А я был!
— А может вы оставите свои разборки на потом? Перси, чтобы тебя не перебивали, просто не останавливайся.
====== Глава 23 “Шопинг” ======
«4 июля 1976 года.
У-ха-ха. Вот это у меня поход за одеждой получился. Еще сегодня приходил Грипкуф. Этот... гоблин! Но начну все–таки со своего похода по магазинам.
Сказать, что я не ориентировался в маггловском Лондоне — это скромно промолчать. Я аппарировал ко входу в «Дырявый котел» утром второго июля. Зашел в кабак. Денег магического мира у меня с собой было как раз, чтобы попить сока. Я собирался на обратном пути зайти в банк. Маггловских денег у меня не было вообще, зато была банковская карточка. Курсы, номиналы, виды этих самых карт были накрепко вбиты в мою голову гоблином еще прошлым летом. Вот в чем я ориентировался, так это в стоимости всяких там VISA. Простые, золотые, платиновые.
Моя карта была черной. С этой картой меня примут в любом месте маггловского мира с распростертыми объятиями. Состояние владельца этого куска пластика начиналось с пяти миллионов. Так что тут все понятно.
Так же у меня был с собой маггловский документ: еще одна карточка с фотографией – водительские права. То, что я кроме мотоцикла умел ездить только на метле, никого особо не волновало. Легкий Конфундус — и инструктор свято верит, что я вот, буквально, только что сдал ему экзамен по вождению. Да, документы у меня были подлинными. И сделаны также прошлым летом.
Так вот, я зашел в бар и присел за стойку, заказав сока. Апельсинового!
Пока я сидел, в зал вошли две молоденькие ведьмочки, видимо из магглорожденных. Они очень громко начали обсуждать моду, современные тенденции (ужасные слова, почти матерные), а также то, что на Пикадилли сегодня во многих магазинах распродажи. Не выдержав, я подошел к ним, извинился за то, что случайно подслушал разговор и попросил рассказать мне подробно, где эта самая Пикадилли находится. Девушки окинули меня взглядом и, видимо, решив, что да, приодеться мне не помешает, объяснили, что рассказывать долго и совершенно бесполезно, нужно все увидеть самому. Уточнили только совершеннолетний ли я, и, дождавшись утвердительного ответа, дали мне координаты аппарации.
Пикадилли меня поразила своей организованностью. В отличии от Косого переулка, направление движения людей были не хаотичные, а подчинялись своеобразному порядку. Магазинов было много и, видимо, они были очень дорогими, потому что никакого намека на то, что в них продается не было. Только названия. Видимо, для знающих людей ничего большего и не нужно было, но я-то не знающий человек. Тяжело вздохнул, поняв, что для того, чтобы найти магазин с мужской одеждой, мне понадобится много времени, сделал шаг вперед и налетел со всего маху на... У Лили Эванс всегда была отвратительная привычка: ее никогда не найти, когда она нужна позарез, но вот когда в ее обществе не нуждаешься, она тут как тут. Вот и сейчас, я налетел на нее и мы дружно упали под ноги элегантно одетой женщины. По всей видимости, это была миссис Эванс. Я молча поднялся, отряхнул свои потрепанные штаны, и засунув руки в карманы, пошел прочь. Меня остановили, схватив за рукав рубашки.
— Сев, подожди. Как хорошо, что я тебя встретила. Нам надо поговорить.
— А мы еще не все друг другу сказали? Отпусти Эванс, ты меня задерживаешь.
— Сев, да постой ты. Я была не права. Я... Я прошу прощения.
И тут я резко остановился. Оказывается, все это недолгое время я шел, таща, как на буксире, вцепившуюся в меня Лили.
— У меня сейчас что, слуховые галлюцинации? Краса и гордость Гриффиндора признала, что в чем–то не права? А за что ты просишь прощения? Ты ведь говорила то, что думаешь. Или это еще не все? Так давай, быстрее договаривай. Я видишь ли решил последовать твоему совету и гардеробчик обновить. А ты меня задерживаешь.
— Северус!
— Так это и есть Северус? — голос у миссис Эванс был глубокий, красивый. – Лили практически все время на каникулах говорит о тебе. А сейчас она очень расстроена вашей ссорой, — на губах женщины появилась легкая улыбка, — вот пришлось небольшой шопинг устроить, чтобы девочка немного успокоилась.
— Миссис Эванс, мне приятно с вами познакомиться, и здравствуйте, — все–таки манерам меня мама учила, что бы она сама не говорила по этому поводу, — а вы в курсе, из–за чего мы поссорились?
— Да, в курсе. И знаешь что, я посоветовала ей вспомнить твое собственное происхождение, ты ведь считаешься полукровкой? – вопрос был риторическим, поэтому я на него не ответил, только почувствовал, как на меня начало накатывать раздражение. Нет, только не это, только не сейчас. А мать Лили тем временем продолжала. – Так же я посоветовала ей на секундочку представить, каково приходится полукровке на факультете, где, по ее словам, некуда повернуться, чтобы не наткнуться на лорда в энном поколении. И, когда она все это себе представила, то у нее началась истерика на несколько дней. В результате мы здесь.
— Значит, ты даже не сама до всего дошла? – раздражение накатывало волнами, лоб покрылся потом, и единственным моим желанием было убраться отсюда, чтобы пережить очередной приступ дома.
— Сев, ну пожалуйста! Я и сама начала себе задавать эти вопросы, просто мама ускорила процесс. И ты, наверное, не в знал, но магазины здесь очень дорогие. Давай мы тебя проводим туда, где ты можешь выбрать себе все гораздо дешевле.
Ой, зря она это сказала. Я почувствовал, что сейчас я не сдержусь, точно не сдержусь.
Облокотившись одной рукой о фонарный столб, стоящий рядом со мной, я сквозь зубы выдавил:
— Прошу меня простить, но я вынужден лишить вас своего общества. Лили, давай как-нибудь потом поговорим. В школе, например.
— Сев, что с тобой, тебе плохо? Ну, если хочешь, мы здесь побродим, но ты ведь не позволишь что-нибудь себе купить, да? Мы тебе займем. Мы...
— Уходите отсюда.
— Что?
— Послушай меня, хоть один раз, Лили! Валите отсюда! – я уже орал, чувствуя как внутри меня, почему-то, в районе живота, скручивается что-то в тугую пружину.
Осколки витрины ближайшего магазина с ужасающим грохотом посыпались на асфальт. Завизжала какая–то женщина. Лили вцепилась в мою руку.
— Что происходит? Сев, что происходит?
— Вы задержаны за применении магии в присутствии магглов. Дежурный аврор, Кингсли Шеклболт, — прямо перед нами материализовался высокий темнокожий парень, судя по виду? ненамного старше меня, с серьгой в левом ухе. – Пройдемте со мной.
— Кингсли, нашел? – второй аврор был немного постарше, — давай этого шутника в отделение, а я здесь приберусь.
И тут же послышались различные заклинания от Репаро до Обливиэйта.
— Мне нельзя в участок, — я с трудом разжимал губы, пружина внутри меня продолжала сжиматься. – Мне нужен директор Дамблдор. Позовите Альбуса Дамблдора. Это срочно!
— Ты думаешь, директору Дамблдору больше делать нечего, чтобы из-за рядового происшествия в аврорат срываться?
— Сев, ты объяснишь, что происходит?
— Некогда объяснять! – Кингсли подошел и уцепил меня за другую руку.
— Мисс, я настоятельно рекомендую вам отпустить задержанного, если не хотите отправиться в отделение вместе с ним.
— Лили, прошу, сейчас же найди возможность и пошли сову Дамблдору объясни, вкратце, что произошло. Это важно, слышишь, Лили? Это очень важно.
— Хорошо, я отправлю Едвигу, как только мы доберемся до дома. Мама, вызывай такси, быст...
Окончание фразы я не расслышал, так как Кингсли аппарировал.
Прибыли мы сразу в какую-то комнату. Она была темная, без окон. Металлический стол, прикрепленный к полу, стул, светильник испускающий тусклый свет (наверное, заклинание давно не обновляли). И, в общем–то, все. Кингсли буквально швырнул меня на стул.
— Палочку выложи.
— У меня нет ее с собой, — меня била мелкая дрожь.
— Значит ты беспалочковой магией на таком уровне владеешь? – в голосе аврора звучала издевка.
— Да, владею. Это запрещено законом?
— Шеклболт, что за бардак здесь творится? – голос принадлежал пожилому мужику с жестким лицом покрытым шрамами, который зашел в комнату через неприметную дверь в сопровождении странного организма, маленького, толстого и c котелком на голове.
— Старший дознаватель — Корнелиус Фадж, — соизволил представиться организм, — А это, — небрежный кивок в сторону мужика, — старший аврор — Аластор Грюм. Представьтесь.
— Северус Снейп, ученик шестого курса, Хогвартс.
— Врешь, применение магии несовершеннолетним не было зафиксировано. – Грюм рывком развернул стул, на котором я сидел, и навис надо мною, облокачиваясь на подлокотники с обеих сторон. – Может, ты еще скажешь, что у тебя спонтанный выброс был?
— У меня действительно спонтанный выброс был, если не верите, примите за сказку.
— Руку покажи, гаденышь, левую, если намеков не понимаешь.
— А стриптиз мне тут не устроить?
Если честно, я не думал, что он может меня ударить. Но он ударил. В тот момент, когда его кулак соприкоснулся с моей скулой, пружина внутри меня распрямилась. Что-то рвануло из меня. Этих... отбросило к стене, существенно приложив к ней спинами. Прикрученный стол оторвало от пола и он полетел в том же направлении, что и господа авроры. Вокруг бушевала магия, мощнейшие потоки образовывали завихрения, пытаясь добраться до онемевших от ужаса людей. Первым сориентировался, как ни странно, Фадж. Ухватив стол, он перевернул его ножками к стене, сделав своеобразный щит, и первым же нырнул в это своеобразное убежище. Гулко матерившийся Грюм, схватив за шиворот застывшего Шеклбота, швырнул его к дознавателю, и быстро последовал за напарниками. В этот момент дверь с грохотом распахнулась и внутрь помещения ворвался Альбус. Громко выругавшись, он в три прыжка оказавшись возле меня, крепко обхватил, притянув к своему телу одной рукой за талию, а другой обхватив за затылок мою голову, прижал ее к своей груди. Я еще успел заметить, что бушевавших в комнате стихий стало уже две.
— Дыши. Дыши вместе со мной, Севи, ты же слышишь, как я дышу. Давай малыш, ты справишься. Вдох. Выдох.
В какой–то момент нас подняло в воздух. Я это понял из-за того, что светильник вдруг оказался за плечом Альбуса. Только светил он сейчас не в пример ярче.
Я не знаю, сколько это продолжалось. Для меня прошли дни, года. А может несколько минут. Когда мы начали медленно опускаться на пол, я понял, что все закончилось. Шепот крестного, словно вливал в меня крохи силы, которой во мне не осталось вообще.
— Ты молодец, Севи, ты справился. Все, сейчас мы домой пойдем и ты отдохнешь.
Я очень не люблю, когда он меня так зовет, но сейчас мне было все равно.
Когда Альбус меня отпустил, я начал просто заваливаться на пол. Он, осторожно поддерживая, помог мне сесть и опереться на стену. Стул, на котором я совсем недавно сидел, превратился в кусок смятого железа c вкраплениями дерева. Стол у стены тоже представлял из себя жалкое зрелище. Крестный подошел к бывшему столу и постучал в бывшую столешницу.
— Эй, есть там кто живой?
— Альбус, какого хрена? – голос из–за крышки звучал глухо.
— Аластор? Это я у тебя хочу спросить, какого, собственно, хрена здесь произошло? Откуда у Северуса синяк во всю щеку, и почему старший аврор, инициирующий обряд контроля силы, трусливо спрятался под стол? Э... бывший стол, но это не важно. Ты что, храбрый аврор, смерти что–ли испугался?
— А он сказал, что темный?
— А он не просил вас меня позвать?
— Альбус, давай ты меня чуть попозже вы... э... обругаешь. У меня здесь есть более насущные проблемы. Например, моего младшего аврора в чувство нужно привести. Нам с Корнелиусом штаны поменять. Сейчас я стол отодвину, отойди.