— Только не перебивай меня, хорошо?
— Ладно, откуда ты здесь?
— Я все объясню. Сядь, пожалуйста. Если кратко. Ты помнишь, как тебя поймали Пожиратели? — я сглотнул ком, стоящий в горле. Женщина кивнула. — Ты не попала в тюрьму. Ты погрузилась в себя. Ты на свободе, но заключена своим разумом и магией внутри себя. Там, во внешнем мире ты существуешь и лежишь в Мунго, а твой сын раз в месяц приходит тебя навещать.
— Невилл… — прошептала она.
— Да, Невилл. Ему очень тебя не хватает. Пошли со мной, я выведу тебя отсюда.
— Я тебе не верю! — вдруг закричала она.
— Да оглядись ты по сторонам! К тебе никто никогда не приходил за четырнадцать лет! Ты сидишь здесь взаперти! Ты не ешь и не пьешь! И ты раз за разом только и делаешь, что читаешь книжки, которые читала когда-то!
Алиса села и обхватила голову руками.
— Я не верю. Я не верю!
— Тебе придется! Ты один раз уже бросила своего сына, и теперь хочешь сделать это, уже на постоянной основе? Именно сейчас, когда появился шанс вытащить тебя отсюда?! — я не знаю почему, но я перешел на крик и постоянно упоминал Невилла, вспоминая о том, что он является стимулом. Она рыдала, уткнувшись лицом в раскрытые ладони. Меня что-то кольнуло. Видимо я слишком резко начал с ней разговаривать. Или она начала что-то понимать уже давно. — Ну же, Алиса! Пошли со мной!
Она посмотрела на меня заплаканными газами.
— Ты Пожиратель.
— Я никогда им не был.
— И я должна тебе поверить?
— Нет, но ты можешь разобраться со мной потом, если я тебе лгу.
Женщина поджала губы и замолчала. Потом что-то, похоже решила для себя, и встала с кровати.
— Ладно, я тебе верю. Только скажи: мне есть к кому возвращаться?
— К Невиллу. Он любит тебя.
Я взял ее за руку и повел к выходу. Как только она перешагнула черту, ранее бывшую стеной, мощный силы невидимый удар отбросил ее вглубь комнаты, а меня понесло прочь. Последнее, что я услышал в тот момент, когда с жуткой болью был выкинут из головы Алисы был ее крик:
— Снейп! Не оставляй меня здесь!
— Я тебя не брошу, — прошептал я и потерял сознание”.
— Невилл, а ты вообще в курсе этих событий? — осторожно спросила Гермиона, глядя на абсолютно спокойного мальчика.
— Конечно, — пожал он плечами.
По всему залу начали перешептываться люди, не до конца веря в происходящее и не понимая, что стало с Алисой Лонгботтом.
Перси окинул всех взглядом и, выдержав театральную паузу, продолжил читать.
========== Глава 26. “Алхимия” ==========
Не бечено.
«Пришел в себя я достаточно быстро. Алиса спала на своей кровати под действием транквилизаторов, но была не спокойна. Она ворочалась и явно что-то говорила. Голос был тихим и очень хриплым. Слов нельзя было разобрать. Связки отвыкли работать за столько лет в обычном режиме. Я смотрел на нее с какой-то отчаянной злостью. Затем повернулся к психиатру. Тот смотрел на меня с каким-то нездоровым любопытством. Сразу стало понятно, что ни Рей, ни доктор ничего не видели. Алиса очень сильная ведьма. Как же ты так попалась, девочка?
— Она думает, что реальности не существует, и что ее за какие-то грехи посадили в Азкабан. Там такая стена силы, что боюсь, мне ее не пробить повторно, — еле слышно проговорил я. Головная боль была жуткой, тошнота просто выводила из себя, а перед глазами летали забавные такие звездочки.
— Но она говорила с вами, а это уже что-то, — подал голос доктор Эрнест, после того, как бегло меня осмотрел.
— Говорила.
— Расскажите, что вы видели.
— Лабиринт с комнатами воспоминаний и центр, в котором она заточена.
— Что она вам говорила?
— Мы мало говорили. Она мне сначала не поверила.
— Но вы же сумели ее переубедить в том, что вам можно как минимум доверять? — совершенно спокойно спросил Эрнест. Вид у него был отрешенный. Видно было, что он анализирует ситуацию.
— Да. Я убедил ее, что здесь Алису ждет сын. Как вы и говорили, она зацепилась за это.
— Хорошо. Говорите сильная стена и вам ее не пройти? А ей?
— Она сломалась под моим ударом. Сомневаюсь, что сама Алиса в состоянии ее пробить.
— Да, судя по ее возбужденному состоянию, она пытается это сделать. У меня есть идея. Нужен шок. И чем сильнее он будет, тем лучше. Это мобилизует все силы и тогда она, возможно, вырвется из своего плена. Женщины всегда были сильными. У вас есть идеи на этот счет?
— Нужно задействовать Невилла. Он же единственное, что у нее осталось, — задумчиво проговорил Рей.
— Тогда можно просто показать ей, что мальчик нуждается в ее защите, лучше как-то смоделировать ситуацию, схожую с той, что привела ее, в конечном счете, сюда в эту клинику, — подхватил идею доктор.
— Вы что хотите пытать парня при ней?
— Нет. Если вы не заметили, реальность она не воспринимает. Нужно именно показать. Вложить в память картинку, если вы говорите, что там лабиринт воспоминаний. Просто откройте свою дверь.
— Как это показать?
— Просто показать как воспоминание. Мистер Мальсибер говорил мне, что Вы способны сделать это.
— Да, могу, — я задумчиво провел пальцем по губам. — А ситуацию даже моделировать не нужно. Рей, пленки с летними событиями в Отделе, еще не в архиве?
— Вроде нет, а зачем они тебе?
— Я Вас понял, доктор. Я прошу Вас оставаться пока здесь. А ты Рей, реши задачку: Белла — Невилл — Круциатус это изначальные данные. А теперь условие: справится ли этот транквилизатор с задачей удержать Алису в отключке, и если нет, то куда мы будем всей дружной толпой прятаться.
— Есть и вторая проблема. Нужно еще добиться того, чтобы мы щемились по углам, — улыбнулся психиатр. — Нужно ослабить ее магию. Иначе она вернется на место сразу же, как только придет в себя. И этот круговорот будет повторяться из раза в раз. Нужно ослабить влияние стены. Потому что какой бы не был шок, он не способен длиться все то время, пока вы будете выбираться из лабиринта. И поэтому вам нужна фора, чтобы сознание не поняло, что вы хотите сделать. Знайте, что оно готово к повторному вторжению. И второй раз пробиться туда будет чертовски трудно. Нужно ослабить женщину. И это должны сделать Вы. Потому что ни один транквилизатор не способен остановить магию.
— И что вы предлагаете?
— Ты же можешь изготовить зелье, которое гасит магию, усыпляет, подавляет. Что хочешь, то и выбирай, — обратился ко мне Мальсибер.
— Теоретически, — я покопался в памяти и не нашел ничего подходящего под описание.
— Сев, нужно практически, — твердо сказал Рей.
— Допустим, я попробую. И как я буду его испытывать? Точнее на ком?
По взгляду Рея я понял ответ без слов.
— У тебя нет выбора.
— Я не собираюсь использовать тебя в качестве лабораторной крысы.
— А придется, — говорил он спокойно и смотрел на меня, не мигая.
— Рей…
— Сев, мы обсуждали это довольно долго. Фил согласился, что так будет лучше. Ни на заключенных, ни на Пожирателях это сделать невозможно. Первые под контролем дементоров, вторые под наблюдением Лорда.
— А ты?
— А что мне мешает инсценировать свою смерть?
— С каких это пор ты посвящаешь меня в ваши грандиозные планы в последнюю очередь? — прошипел я.
— Может с тех самых, как ты перестал поддерживать хоть какую-либо связь с Филиппом?
— Не уводи разговор в сторону. У нас нормальные отношения с Филиппом, мне просто нужно привыкнуть.
— К чему тебе привыкать нужно?
— Неважно. В общем, я не пойду на это.
— Значит мы никогда не сможем вытащить Алису.
— А если я сделаю что-то не так, и ты останешься навсегда обычным сквибом?
— Ну, думаю, пару лет я как-нибудь протяну. Заслужил я, значит, это, — он улыбнулся.
— Рей, — прорычал я.
— Не сотрясай воздух. Просто попытайся сделать так, чтобы все было как нам нужно.
— Я с тобой поговорю позже наедине, когда из тебя выветрятся депрессивные речи и желание покончить с собой, — резко бросил я и быстро вышел из палаты, громко хлопнув дверью. Дойдя до вестибюля я аппарировал в Министерство, чтобы освежить память.»
— Невилл, им удалось? — тихо спросил Поттер.
— Да, Гарри, им удалось. Иначе, почему меня весь седьмой курс не было в школе? Вы уж извините, ребята, но для меня реабилитация мамы стояла на первом месте.
— Как это тебя не было в школе? — в голосе Джинни было столько же удивления, сколько было написано на лицах всех остальных учащихся этого самого злополучного седьмого курса. — А кто тогда тебя изображал весь год?
— Э… — Невилл прикусил язык, но было поздно. Все находящиеся в зале люди смотрели на него с каким-то нездоровым любопытством. — Перси, а почему ты не читаешь, я вот не знаю, как именно им это удалось.
«Все следующее утро я находился в себе.
С Мальсибером поговорить не удалось. Он отмахнулся и сказал, что у него есть незаконченное дело, которое он в качестве сквиба выполнить не сможет, а ему следует все закончить и зачистить все концы.
Я не понимаю, что с ним произошло за это время и почему он снова винит себя во всем. Эрнест объяснил, что Рей слишком серьезно подошел к выполнению поставленной перед ним задачи по поиску маньяка, а к психически нездоровым людям не нужно никогда обращаться всерьез, иначе их состояние затянет и поглотит. Отчаянье и душевная боль — это только вершина айсберга. А Рей слишком многие вещи проецирует на себя. Если бы я знал, что он займется этим, казалось бы несложным рядовым делом так серьезно, то никогда не послал бы этого нестабильного идиота заниматься им. Только бы не похерить все, чего я добивался столько лет.
Возврат к опустошению Рея и поставленная передо мной практически невыполнимая задача просто убивали меня. Я не спал всю ночь, копаясь в библиотеке Слизерина, но так ничего и не нашел. У меня нет права на ошибку, и я прекрасно это осознавал. Я был полностью погружен в свои мысли, когда начались занятия по этой проклятой защите.
Перед началом урока я задернул все шторы. Воспаленные от перенапряжения глаза просто были не в состоянии вынести дневной яркий свет.
До этого я попросил эльфов обставить кабинет как-нибудь поэффектнее. Ну что сказать, с обстановкой эльфы не подкачали. Такого ужасного, мрачного и зловещего места просто нельзя было сыскать нигде в Хогвартсе.
Обратив внимание на картины, я вздрогнул. Ну и фантазия у художника, он явно один из пациентов Эрнеста. Я довольно долго рассматривал вместе с учениками его творение, на котором этот гений изобразил, как один человек делает барбекю из другого. Каюсь, это была моя ошибка не осмотреть кабинет, прежде чем начать вести занятия. Наверное, после этого в глазах учеников я буду казаться еще более неуравновешенным, чем прежде. Кем-то вроде этого неизвестного мне художника.
Прежде чем начать урок, я, наконец, рассмотрел, у кого собственно я его веду. Когда я увидел лицо Поттера, меня перекосило. Вот именно сейчас я просто не в состоянии заниматься им и выслушивать оскорбления в свой адрес. Решив не обращать ни на кого внимание, я просто начал занятие, предварительно дав небольшую инструкцию, которую если говорить кратко, можно сократить до пары слов, а именно: «Халявы не будет». Вспомнив слова Салазара про Темные искусства (настоящие темные искусства), я решил их передать зеленой поросли будущих славных (я все еще на это надеюсь, я вообще оптимист по натуре) магов. Передать в надежде, что хоть кто-нибудь это поймет и оценит:
— Темные искусства многочисленны, разнообразны, изменчивы и вечны. Бороться с ними — все равно, что сражаться с многоголовым чудовищем. Отрубишь одну голову — на ее месте тут же вырастает новая, еще более свирепая и коварная, чем прежде. Это битва с противником, непостоянным, неуловимым, вечно меняющим обличья, и уничтожить его невозможно.
Ох, знали бы вы, что такое Темная магия, то делали бы все, чтобы хоть как-то ее понять. А если бы старались, то я бы попросил Рея поучить вас хоть немного. А то корчат презрительные гримасы, считая, что на свете существует только Авада, да Круциатус, которые по своей сути никакого отношения к Темной магии не имеют. А единственная защита в таком случае при полном игнорировании материала, который я стараюсь дать — это убежать. И чем быстрее, тем лучше. Но ничего этого я не сказал. А просто продолжил озвучивать слова своего наставника.
— Следовательно, ваша защита должна быть такой же изобретательной и гибкой, как те Искусства, которые вы тщитесь одолеть. Эти картины, — я пригляделся к ним и в очередной раз подивился воспаленному мозгу, сгенерировавшему идею написать этот ужас, — дают довольно точное представление о том, что происходит с человеком, подвергшимся, к примеру, воздействию заклятия Круциатус. — Я махнул рукой на картину страшной средневековой женщины, корчившейся в жутких судорогах, которые были, скорее всего, приступом эпилепсии, а не вызванные действием Круциатуса, при котором судорога напоминает мышечные спазмы (я долго тренировался и сейчас могу довольно достоверно изобразить воздействие этой дряни). — Испытавшим поцелуй дементора, — о, а вот эта репродукция мне нравится. У Аба висит оригинал. На ней изображен один из самых известных пропоиц Хогсмита прошлого века. Стеклянные глаза и безучастная улыбка — это как предупреждение о вреде алкоголя на организм. Я как-то предложил повесить ее в Метлах, но на меня набросились все присутствующие при этом разумные, считая полным садистом, любящим истязать неокрепшую душевную организацию маленьких детишек. — Или спровоцировавшим нападение инфернала, — конечно инфернала. Это было кровавое месиво, напоминающее фарш, только что пропущенный через мясорубку. Так что, тут хрен знает, кто постарался. Хотя, если присмотреться к деталям, то можно предположить, что это работа горного великана. А может это саморазложение под лучами палящего солнца. Самого инфернала на картине видно не было. То ли зомбак стеснительный попался и отказался позировать, то ли на этот раз фантазия художнику отказала, творческий кризис, ага. Об инферналах я сказал специально, чтобы обратить внимание Поттера, что такая дрянь все-таки существует. А то мало ли, вдруг Альбус забудет рассказать ему о такой маленькой и незначительной детальке. Хилые зомбики первого класса, не способные ни на что, кроме выполнения одной заложенной в них программы. Примитив и тот максимум на который вообще способен Лорд в качестве некроманта. Зачем он только себя насилует? Неужели все еще надеется, что сможет стать полноценным темным? Я ошибся: наш Лорд не садист, он садамазохист, скорее всего.