Введение
На протяжении долгого времени из писем Толкина было известно, что финский мифологический эпос «Калевала» оказал значительное влияние на его воображение и его легендариум. Насколько значительным было это влияние становится ясно при знакомстве с «Историей Куллерво» и двумя черновиками эссе «О Калевале», которые публикуются здесь впервые. Как повесть, так и эссе отражают восторг молодого Толкина и его желание передать богатство, незамутненный языческий дух и, по его собственному выражению, «восхитительные преувеличения» «диких, нецивилизованных и первобытных» сказаний. В то время, когда писал Толкин, собрание финских народных баллад Элиаса Лённрота относительно недавно вошло в копилку мировой мифологической литературы. Впервые Толкин открыл для себя Калевалу в английском переводе Кирби, вышедшем в 1911 году, во время обучения в школе короля Эдуарда в Бирмингеме. Поступив в Оксфорд осенью того же года, он взял в библиотеке Эксетерского колледжа финскую грамматику, надеясь прочитать Калевалу в оригинале, что, впрочем, вызвало у него значительные трудности (см. эссе «О Калевале», раздел I, абзац 4).
Получая свою степень в Оксфорде в октябре 1914, он написал своей будущей жене (тогда невесте) Эдит Брэтт, что пытaется «переложить одно из предaний [Калевалы] - великолепнейший сюжет и сaмый что ни нa есть трaгический, - в виде небольшой тaкой повести, отчaсти в духе ромaнов Моррисa, со стихотворными встaвкaми тут и тaм» (Письма 7). Несмотря на то, что Толкин так никогда и не закончил ее, позже он оценивал эту повесть как «нaчaло "Сильмaриллиона"» (Письма 38), так как она положила начало сказанию о Турине Турамбаре, эпическом и трагическом герое собственной мифологии Толкина.
«История Куллерво» представляет собой толкиновскую трактовку образа, который нашел множество воплощений, начиная со средневекового исландского Амлоди, датского Амлета из «Деяний Данов» Саксона Грамматика, шекспировского мрачного и мстительного принца Гамлета периода Ренессанса, и заканчивая финским Куллерво, которому Толкин обязан больше всего. Повествование Толкина охватывает руны 31-36 «Калевалы». Они рассказывают историю ссоры братьев, в результате которой один из них убивает другого и становится жестокосердным опекуном для новорожденного сына брата по имени Куллерво. Мальчик вырастает, чтобы отомстить за уничтожение своей семьи, но убивает себя, узнав о непреднамеренном инцесте с сестрой, которую он не узнал. Повесть Толкина близко повторяет сюжет первоисточника. Главное отличие составляют имена. Вначале Толкин использовал имена из «Калевалы», но в последующем изменил имена и прозвища почти всех героев, за исключением главных (Калерво, Куллерво и Унтамо), на имена собственного изобретения. И даже для них он придумал множество прозвищ. Тем не менее, текст Толкина не всегда последователен, и он время от времени возвращается к ранее отвергнутому имени или забывает заменить его. Использование диакритических знаков над гласной – главным образом знаков долготы, но время от времени и краткости, также довольно бессистемно. Упорядочив их употребление, я сделала публикуемый текст более последовательным в этом отношении, чем оригинал. Самое примечательное изменение Толкина – это изменение имени кузнеца «Калевалы» Ильмаринена на «Асемо» (обсуждение этимологии имени см. в статье «Кузнец Асемо» в «Примечаниях и комментариях»).
«История Куллерво» существует в единственной рукописи, хранящейся в Бодлеанской библиотеке под шифром MS Tolkien B 64/6. Это ясный, но грубый набросок со множеством зачеркиваний, добавлений и правок на полях и над строками. Текст написан карандашом на обеих сторонах тринадцати пронумерованных листов формата 216 × 343 мм. Главное повествование резко прерывается на середине правой части 13-го листа, составляя примерно ¾ части повести. За ним на той же странице следуют примечания и краткий набросок содержания оставшейся части, которые заполняют оставшееся пространство и продолжаются на верхней части левой страницы. Кроме того, имеются несколько отдельных листов разных размеров, очевидно содержащих предварительные наброски сюжета, беглые заметки, списки имен, списки рифмующихся слов и несколько черновиков одного из стихотворных отрывков повести «Ныне вправду стал я мужем». Если, что весьма вероятно, рукопись MS Tolkien В 64/6 содержит самый ранний и (не принимая во внимание страницы с примечаниями) единственный черновик с повестью, исправления, внесенные Толкином в рукопись, должны считаться окончательными.
Я оставила нетронутым порой странный и витиеватый синтаксис Толкина, в нескольких случаях добавив знаки препинания, чтобы прояснить значение. В квадратные скобки заключены слова, отсутствующие в тексте, но добавленные для ясности. Неудачные начальные фразы, выброшенные слова и строки опущены за тремя исключениями. В этих случаях в фигурные скобки заключены фразы или предложения, вычеркнутые в рукописи, но сохраненные здесь как представляющие интерес в рамках истории. К ним относятся следующие: 1) «когда волшебство еще было юным»; 2) «и дал он Куллерво три шерстинки…»; и 3) «Я был мал и мать утратил…». Я предпочла не прерывать текст (тем самым отвлекая читателя) сносками с нумерацией, но весь ход повествования сопровождают статьи раздела «Примечания и комментарии», где объясняются термины и словоупотребление, приводятся ссылки и разъясняется взаимоотношение между толкиновской историей и ее первоисточником «Калевалой». Этот раздел также включает предварительные наброски сюжета, давая читателю возможность проследить изменения, вносившиеся Толкином по мере развития его замысла.
Примечание об именах
Карл Хостеттер обратил мое внимание на тот факт, что некоторые из вымышленных имен в «Истории Куллерво» перекликаются или служат прообразом для ранних работ Толкина над его вымышленным языком квенья. «Квеньяподобные» имена в повести представлены именами богов Илу, Илукко и Илвинти, которые сильно напоминают имя бога «Сильмариллиона» Илуватара. Кличка Куллерво «Кампа» появляется в раннем квенья в качестве имени Эарендела со значением «Прыгун». Топоним «Кеме», «Кеменума», в повести Толкина определенный как «Великая Земля, Россия», в квенья означает «земля, почва». Топоним «Телеа» (Карелия) созвучно «телери» «Сильмариллиона», названию одного из трех отрядов эльфов, отправившихся в Валинор из Средиземья. Маналоме, Манатоми, Маноини – «небо, небеса» – напоминают квенийские «Мана»/«Манвэ», имя главы валар, полубогов «Сильмариллиона». Можно лишь предполагать, в каких отношениях с точки зрения хронологии состоят имена в «Истории Куллерво» и зарождающийся квенья Толкина, самые ранние свидетельства существования которого содержатся в «Словаре квенья», блокноте без датировки, написанном, вероятно, в 1915-16. Более подробно об истории эволюции квенья можно прочитать в работе Толкина «Qenyaqetsa: The Qenya Phonology and Lexicon», опубликованной в журнале Parma Eldalamberon XII, 1998.
История Хонто Талтевенлена
(Калервонпойка)
В давние дни, {когда волшебство еще было юным}, лебедь растила свой выводок на берегах спокойной реки в поросшем камышом болотистом крае Сутсе. Однажды, когда плыла она по заросшей осокой заводи с вереницей птенцов своих, орел устремился с небес вниз и, взлетев высоко, унес одного птенца в Телеа; на второй день могучий ястреб украл у нее другого и отнес его в Кеменуме. Тот, что был принесен в Кеменуме, вырос и стал торговцем, и не вошел в это печальное предание; того же, что ястреб принес в Телеа, люди зовут Калерво; о третьем же из детей, что остался дома, часто говорят люди, называя его Унтамо Злым, ибо сделался он могучим мужем и опасным чародеем.
Калерво жил среди изобилующих рыбой рек, что приносили богатый улов. И за минувшие годы родила ему жена сына и дочь и вскоре ждала еще одно дитя. В те дни земли Калерво граничили с мрачными владениями его могучего брата Унтамо, и тот возжелал его прекрасных приречных земель, богатых рыбой. Потому пришел он и забросил сети свои в затоны Калерво, и забрал у Калерво улов его, и принес ему тем великую печаль. Сперва обида встала меж братьями, а после и открытая вражда. И бились они на берегах реки, и ни один не мог одолеть другого, и после Унтамо вернулся в свое мрачное жилище и сидел в злых раздумьях, сплетая на пальцах своих узор из гнева и жажды мести.
И сделал он так, что его могучий скот пришел на пастбища Калерво, и выгнал его овец, и съел их корм. Но Калерво выпустил своего черного пса Мусти, чтобы тот пожрал их. Тогда в гневе созвал своих людей Унтамо и дал им оружие; вооружил он приспешников и рабов своих топорами и мечами и пошел на битву против родного брата.
И жена Калервойнена, сидя у окна усадьбы, издалека завидела, как стремительно приближается окутанное дымом войско. И обратилась она к Калерво, говоря: «Муж мой, смотри! Худой дым поднимается там, подойди же поближе ко мне. Вижу ли я костер, или то мрачное облако, что быстро приближалось, а ныне повисло на краю поля у новой дороги?» Тогда сказал Калерво с тяжким предчувствием: «То, жена моя, не дым осеннего костра и не проплывающая туча, и страшусь я, ибо облако это надвигается вовсе не быстро, и до сего дня не причиняла вреда моему дому и народу злая буря». После глазам их предстало собрание Унтамо, и узрели они число их и силу, и ярко-алые одежды их. Сталь сверкала там, и мечи их висели на поясах, и в руках их блестели крепкие топоры, и под шлемами их хмурились злые лица, ибо всегда собирал у себя Унтамойнен жестоких и презренных простолюдинов.
Люди Калерво в это время работали в поле, и потому, схватив топор и щит, бросился он на врагов, и вскоре был убит во дворе своем, близ загона для скота, на осеннем солнце, в светлое время сбора урожая под натиском многочисленных врагов . Жестоко расправился Унтамойнен с телом брата своего на глазах у жены его и ужасно обошелся с народом его и землями. Его дикие люди убили всех, кого сумели найти, и людей, и животных, пощадив лишь жену Калерво и двух детей ее, да и то для того лишь, чтоб заключить их в мрачных чертогах Унтолы.
Горечь поселилась тогда в сердце матери, ибо горячо любила она Калерво, и сама была любима им. И жила она в чертогах Унтамо, не заботясь ни о чем, что делалось в мире под солнцем. И в положенное время родила она в скорби своей детей Каллерво: сына и дочь. С рождения великой силой был наделен первый и великой красотой – вторая, и любимы были они друг другом с первых часов своих. Но мертво было сердце матери их, и не заботила ее благость их, и не могли они ни развеять ее горя, ни отвлечь от воспоминаний о былых днях в их усадьбе, близ тихой реки и поросших камышом вод, полных рыбы, и от мысли о мертвом Калерво, отце их; и назвала она мальчика Куллерво, что значит «гнев», а дочь его - Ваноной, что значит «плач». Унтамо берег детей, ибо думал, что вырастут из них крепкие слуги и заставит он их выполнять его приказания и прислуживать ему, не платя им того, что платил другим неотесанным крестьянам. Но от недостатка материнской заботы не так, как надлежало, воспитывались дети, ибо худо в колыбели качали младенцев кормилицы в рабстве, и горечью питали их груди тех, что не вынашивали их.
Ничем не смягченная сила Куллерво стала неукротимой волей, что не уступала ни одного его желания, и жила в нем обида от несправедливости. И вольной одинокой девой росла Ванона, блуждая в мрачных лесах Унтолы с той поры, как научилась ходить - и рано случилось это, ибо удивительными были те дети и в роду их были люди волшебства. И Куллерво был подобен ей: нездоровым ребенком был он, пока не пришел день, когда разорвал он на куски свои пеленки, ногой разбил свою колыбель в щепки, и говорили люди, что будет он преуспевать в делах и станет могучим мужем. И рад был Унтамо, ибо думал, что однажды вырастет из Куллерво сильный воин и союзник великой отваги.
И это не казалось неправдой, ибо на третьем месяце Куллерво, ростом не выше колена, встал и внезапно так сказал своей матери, что по-прежнему печалилась в острой тоске своей: «О мать моя, о моя дорогая, о чем печалишься ты так?» И мать его заговорила с ним, и рассказала ему бесчестную историю о Смерти Калерво в собственном владении, и как все, ради чего трудился он, было разграблено и уничтожено братом его Унтамо и людьми, что служили ему, и никто не спасся, кроме его великого пса Мусти, что, вернувшись с полей, нашел своего хозяина мертвым, а свою госпожу и детей в оковах, и отправился по следам изгнанников в голубые леса близ чертогов Унтамо, где и жил сейчас дикой жизнью из страха перед людьми Унтамо, по временам убивая овец, и часто в ночи был слышен лай его, и слуги Унтамо говорили, что это пес Туони, Властелина Смерти, хотя это и было не так.
Все это она рассказала ему и дала ему большой замысловато украшенный нож, который Калерво всегда носил на поясе, когда уходил далеко от дома, с лезвием удивительной остроты, над которым трудился он в пасмурные дни: она схватила его со стены в надежде помочь любимому. Тут вернулась она к своей скорби, и Куллерво громко вскричал: «Ножом своего отца, когда вырасту и окрепну телом, отомщу за его убийство и взыму плату за слезы матери, что родила меня». И хотя никогда более не повторял он этих слов, Унтамо услышал их в тот раз. И в гневе и страхе задрожал он, молвив: «Он погубит мою жизнь, ибо Калерво возродился в нем».
И потому стал он всячески притеснять юношу (ибо уже стал им младенец, таким внезапным и удивительным был рост его стати и силы), и только сестра его, прекрасная дева Ванона (ибо ей уже стала она, таким внезапным и чудесным был рост ее стати и красоты) жалела его и сопровождала его в странствиях по голубому лесу. Но их старшие брат и сестра, о которых говорилось ранее, хоть и были рождены на свободе и зрели лицо отца своего, походили на рабов больше, чем эти сироты, рожденные в неволе, и они подчинялись Унтамо, и выполняли все его злые приказания, и ничуть не беспокоились об утешении своей матери, что взрастила их у реки во времена изобилия.
И странствуя по лесам год и месяц после того, как погиб отец их Калерво, двое этих вольных детей встретили Пса Мусти. От Мусти узнал многое Куллерво об отце, и об Унтамо, и о вещах более темных и древних, чем их дни волшебства, что были еще до того, как люди стали ловить рыбу в топях Туони. Ибо был Мусти мудрейшим из псов; ничего не знали люди о том, где и когда был он рожден, но всегда говорили о нем как о псе страшной силы и великого знания; родство и дружба связывали Мусти с существами из глуши, и знал он тайну того, как менять свою шкуру, и мог появляться в образе волка, или медведя, или скота великого и малого, и мог сотворить много другого волшебства.
И в ночь, о которой рассказывается, пес предупредил о зле, что замыслил Унтамо, и о том, что ничего не желает он сильней, чем смерти Куллерво, {и дал он Куллерво три шерстинки из своего меха, и сказал так: «Куллерво Калервонпойка, если когда-нибудь опасность будет грозить тебе от Унто, возьми одну из них и прокричи ‘Мусти! О Мусти, да поможет мне твое волшебство’ – и найдешь чудесную помощь в нужде своей».}
На следующий день Унтамо схватил Куллерво, затолкал его в бочку и бросил в воды стремительного потока. Показались они мальчику водами Туони, Рекой Смерти, но когда посмотрели люди на берег реки три дня спустя, то увидели, что он освободил себя из бочонка и, сидя на волнах, рыбачил медной удочкой с шелковою леской, и с тех пор он навсегда остался великим ловцом рыбы. И было это сделано волшебством Мусти.
И снова стал искать Унтамо смерти Куллерво, и послал своих слуг в леса, где собрали они могучие березы и сосны, что сочились смолой, сосны с тысячами иголок. Сани с корой привезли они да могучие ясени, и все это сложили грудой, чтоб сжечь Куллерво. Разожгли они пламя под деревом, и великий огонь затрещал, и к удивлению запах дерева и едкого дыма удушал их, и после взметнулись красные языки, и туда втолкнули они Куллерво, и огонь горел два дня и третий день, а после увидели они, что мальчик сидит по колено в пепле и по локти в золе, и держит в руках серебряную кочергу, и ворошит самые горячие угли, а сам не обжигается.