− Ей не пользовались две недели, соскучилась, − сказал папа о стиральной машинке. Впервые сказал, а не вздохнул. Он как-то сразу стал сильнее после того, как чемодан в прихожей с шумом грохнулся, брякнулся о половую плитку - у нас в прихожей плитка на полу. Всё падает в два раза громче, чем на обычный пол. Папа выпрямился на стуле.
− Ей надо прокашляться и тогда она войдёт в колею, − в тон папе ответила я как бы о машинке. На самом деле и папа, и я говорили о стиралке иносказательно, то есть имели в виду отчима.
Сейчас отчим готовил на кухне.
− Иди к нему, − вздохнул папа, как и раньше. В нём не было резвости, как после падения чемодана. То был минутный прилив сил.
− Не пойду.
− Иди!
И я пошла. Ноги сами несли меня на кухню, и это опять была не я, я успела подумать, что я больше не хозяйка сама себе. Мне казалось, что и в доме теперь всё решает папа. Точнее, его чёрная пыльная тень. Я пила со Стасом чай. Он сам налил мне чай! Такого я не припомню. Чай наливала мне мама или я сама... проливала, у нас заварочный чайник какой-то тупой. Туп- туп, и дальше мимо.
− Чего не спросишь, как я съездил, Лора? - сказал он и кинул в чашку три куска сахару. Я удивилась: отчим не пил чай с сахаром, и на меня за это ругался.
− А что спрашивать? - это была не я, точнее не совсем я, поэтому я и говорила так смело. Обычно-то я вздыхала последний год, боялась ругани отчима. - Что спрашивать... Мама сказала, вы разводитесь. Мы тебя и не ждали обратно.
Табуретка под Стасом подпрыгнула, он упал на пол, загремел, матерясь. В переводе с ругани на русский я так поняла, что отчим сильно ударил ногу, косточку на лодыжке. Он вскочил, ринулся к холодильнику (там на дверце лекарства), заорал:
− Где? Где мази?!
− Ты что, папа?! - я аж чаем поперхнулась. - Ты же все свои мази припрятал в сейф.
Дело в том, что в папиной комнате стоял маленький сейф. И последний год он всё своё туда прятал.
Скряга, единоличник, так тебе!
Он хотел выйти из кухни, но завыл.
− Лора! Вот ключи! Достань из сейфа мазь. Пожалуйста.
Я поспешно кивнула, мне было неудобно от всей этой ситуации, отчим мне стал совсем не нужен. Мне стыдно признаться, но в том числе и потому, что на данный момент я была материально независима. В моей комнате в одной из кукол в ящике лежало достаточно денег на жизнь, жизнь вкусную и насыщенную. Я смогу сходить в кино, я смогу купить себе хорошую книгу, мне хватит на балетки и на хорошие джинсы, а может и на джинсовый комбинезон. Мне было неудобно ещё из-за мата отчима, ведь папа наверняка слышал... Я чувствовала себя не в своей тарелке из-за этих пропащих трёх кусков сахару, сахар был совершенно лишним, совсем не подходящих моему строгому Стасу. Я протянула руку за ключами, мне захотелось помочь Стасу.
В следующий момент кто-то невидимый отдёрнул мою руку. Не я сказала:
− Это твой сейф, Стас. А то сейчас мазь тебе принеси, а потом ты обвинишь меня в грабеже.
И отчим пополз в свою комнату. Пополз на четвереньках и воя. Дальше раздался его визг. Я подбежала к комнате отчима. За его компьютерным столом, любимом месте, сидел папа смотрел в тёмный экран ноутбука.
− Лора! - визжал Стас. - Лорочка!
− Ну чего тебе? − я не собиралась ничего ему объяснять. У меня самой ум за разум зашёл... Дико хотелось шоколада. У меня появилось какое-то мстительное злорадство.
Отчим дополз до сейфа, зазвенел связкой ключей, тихо крадучись повернулся замок этого железного «гроба»... Надо сказать, что Стас хорошо владел собой. Этому его научили стрессовые ситуации в гипермаркете электроники. Да и потом, он же не знал, что за его ноутом, к которому нам с мамой запрещено было прикасаться, сидит выходец с того света. «Хорошо, − подумалось мне. - Чтобы какой-нибудь червяк с папы, напугал бы отчима. Червяк такой: «Хам!» Стас такой: бух! И вторая лодыжка приказала долго жить.
Стас тем временем помазал ногу, напялил специальный эластичный носок без пятки и носка:
− Так − мазь, так − компрессионный трикотаж. Всего лишь растяжение, всего лишь... − комментил Стас свои действия, а потом спросил:
− И что вы тут делаете?
− Сижу. - ответил папа.
Отчим прошёл на кухню, загремел ящиком (хорошо, что я деньги успела переложить!), достал что-то из ящика стола и опять вошёл в свою комнату. В руках у него был нож для мяса.
− Выматывайся, − сказал он.
− Да убери перо-то. Тебе надо, ты и выматывайся, − ответил папа, не оборачиваясь. Его очки, перемотанные изолентой, не отражались в тёмном плоском экране...
− Лора! Нет, это что-то! Ты видела, кто у нас тут? Это ты пустила постороннего в нашу квартиру?
− В нашу с мамой квартиру!
− Неважно, − поморщился Стас. - Кто это, ты можешь ответить?
− Это папа. Он зашёл из чистилища погостить.
− Офигела, что ли?
− Не разговаривай в таком тоне с девочкой, хребет переломаю, − вздохнул папа обречённо.
Отчим схватил сейф, и кряхтя и сгибаясь унёс его куда-то. Вернулся.
− Это папа. Ну мой папа, это он тебе мстит потихонечку... − это уже сказала точно я. Я осмелела, я чувствовала, как Стас растерян.
− Ах, папа, − сказал отчим и подошёл к папе вплотную
− Значит, это ты толкнул меня тогда давно, в январе?
− Не знаю, − ответил папа уверенно и спокойно. До меня стало доходить, что чем больше отчим бесится, тем лучше чувствует себя папа. Это называют энергетическим вампиризмом. Мне мама сколько раз говорила, пока я была маленькая, что я энергетический вампир. Я ничего такого не делала, и маму не собиралась мучить ни разу. Просто мне хотелось гулять на площадке, а мама тащила меня домой. Теперь ситуация обратная. Я всё время дома, а мама советует мне гулять, не замыкаться в себе. А с кем мне гулять, если со мной никто особенно не дружит, в кружке все старше меня, есть даже старше моей бабушки...
− Да не нервничай ты, − сказала я отчиму. - Папа у меня в комнате будет жить. - К тебе он просто заглянул.
Что ещё я могла сказать Стасу? Я сама толком ничего не знала, сама не понимала, как папа взял и очутился в комнате у Стаса, куда нам с мамой последний год запрещено было даже заглядывать. Но я решила смоделировать, предположить ситуацию, как учил психолог в школе.
− Срочно вызывай с дачи маму! - заорал Стас, размахивая ножом.
− Не надо её беспокоить! - попросил папа.
− Да, − ответила я в тон папе. − Зачем нам мама. Мы прекрасно будем жить втроём.
− Но шоколад я тебе не разрешу, − сказал папа и встал из стола.
Отчим шарахнулся.
− Садись за свой комп, подавись, − сказала я и вдруг заметила на лице папы ухмылку.
Папа вышел из комнаты отчима походкой робота. Так я впервые увидела, как он ходит.
− Лора! Что нам делать? Что нам делать?! - жалостливо запричитал Стас.
− Да положи ты нож на место. И расслабься. Ляг как обычно, в планшик поиграй, в интернете посиди, новости почитай, в соцсети лайкни фотки своей зазнобы.
− А мама в соцсети есть? - вдруг спросил отчим.
− Ты что, Стас? Совсем ку-ку? Мамы нет в соцсетях.
− Ну я подумал, может она зарегилась, нового мужа ищет. Сейчас же все через интернет знакомятся.
− Не суди по себе, Стасик. Ложись спать, ты устал, тебе завтра на работу?
− Да. У меня отпуск не кончился, но я уже сообщил, что готов.-Стас сходил на кухню, вернулся без ножа. - Давай я милицию вызову. Чужой мужчина, да у тебя в комнате.
− Он не чужой. Это мой папа.
− Как хочешь, − вздохнул Стас. - Нет! Я всё-таки позвоню маме.
− Не трогай её! Убью! - раздался глухой голос.
Отчим схватился за сердце. Он стал белым. Может так казалось на фоне светящегося в темноте экрана.
− Ложись, Стас. - сказала я заботливо. - Тебе же завтра на работу.
− Мне завтра на работу, − повторил Стас как человек дождя из фильма.
Последнее, что я видела, когда выходила из комнаты Стаса, это то, как он разбирал кресло и доставал тёплое одеяло с полки. И это, не смотря на жару!
Глава шестая. Прогулка
Глава шестая
Прогулка
Я днём выспалась, и вечером, после того, как захрапел Стас, мы вышли с папой прошвырнуться.
И только сейчас я поняла, что мне стыдно идти рядом с папой. Я молчала - папа же медиум, читает мысли, вот и пусть прочитает в моём мозге...
− Почему? - спросил папа.
− Что почему?
− Почему ты стыдишься меня?
− Да пойми ты, папа. У тебя одежда как у охранника или не знаю кого. Машины-то у тебя нет?
− Я ж не человек. Зачем мне машина? Там, откуда я, машины не нужны. Да и здесь можно обходиться без них.
− Ну вот. Я тебе, папа, скажу, потому что надо же мне кому-то сказать. Излить душу. Мне стыдно ходить и с мамой, и с отчимом, и с тобой. У отчима такая машина, за неё тоже стыдно. Старая. Вот были бы отчим, мама или ты на крутой машине, бмв какой-нибудь новой, я бы не стеснялась. А так - ни туфель-ни сумок, ни одежды, ни причёски нормальной, у мамы одни морщины. Ты понимаешь меня, папа?
− Не совсем. Маме и отчиму приятно с тобой ходить. Ты такая маленькая.
− Да где ж, папа, я маленькая? Рост сто шестьдесят пять, вес бараний, всё - в тебя.
В таких невесёлых разговорах мы дошли до остановки. Мы решили проехаться на юг города, в дальний магаз. Маршрутка притормозила, остановилась. Я поднялась:
− Пап! Проходи!
Но папа замешкался. Я поняла, что он не сможет залезть в маршрутку.
− Можно я тебя под руку возьму, − предложила я.
− Постарайся, − сказал папа. Папа явно не рассчитал своей силы, он ужасно ослаб.
Я попыталась взять папу под руку и вздрогнула. Я взяла под руку тряпичную куклу. Я выпрыгнула из маршрутки - на меня уже орали все три пассажира. Всего три, а такие оручие!
− Это кладбищенские, они следят за мной! - прошептал папа еле слышно.
Я пропустила мимо ушей его слова. Могут быть и у призраков мании преследования.
Вылазка оказалась неудачной. Мы потопали обратно. Папа весил мало, я волокла эту огромную по объёму массу, как ребёнок тащит нелюбимого мишку... «Хорошо, что сейчас лето, и народу на остановке нет, − размышляла я. − Затоптали бы папу и не заметили». Я покосилась на папу, он вдруг вырвался и шёл теперь как робот, и как будто задумавшись. В свете фонарей сейчас он выглядел очень достойно. Мне с ним даже не стыдно было бы идти. В свете фонарей папа имел такой внушительный вид, какой был у рыболовов на даче: папа смотрел в одну точку - на эти шарики на небе около ковша Большой медведицы. Он как будто бы глубоко задумался над смыслом бытия. Хотя какое уж тут бытиё по отношению к папе... Папа проговорил, а точнее провздыхал:
− Знаешь, Лора, у нас там все задумываются над смыслом бытия. Ведь мы же то большинство, которые не совсем злодеи и не совсем добродетельные, нас жалеют, мы очень нужны здесь, а мы − там. Я - исключение, я − первопроходец, ходок, ох... Всё из-за мамы. Из-за тебя тоже. Если бы не мама я бы был в аду. Спасибо ей. Она думает обо мне постоянно. Я так раскаиваюсь, так переживаю за вас, так скучаю. Вот и выпал мне шанс всё изменить.
И тут позвонила мама.
− Ну что? С папой гуляешь? - голос дрожит, и в то же время ироничен, как будто насмехается. Это мама любит. Мама мастер подкалывать, она может шутить очень зло. Просто этот год её измотал, ещё эта щитовидка. И проданные за бесценок прабабушкины бриллианты...
− А как ты узнала?
Конечно же отчим (язык больше не поворачивается называть его Стасом!) всё доложил маме. Не дал ей спокойно отпуск догулять. За это я всегда и не любила отчима. Он был молчаливый, необязательный, мог пообещать и не сделать, а чуть что бежал жаловаться: другу дяде Серёже, тёте Наде-толстой - это если на маму, а на всё остальное отчим жаловался маме: на проблемы и интриги на работе, на президента и на пробки.
Я понимала: отчим вернулся раньше, что-то не срослось там, в Воркуте, плюс такое происшествие дома... Если мама пыталась рассказать что-то отчиму, что-то возмутившее её, поделиться, отчим искренне удивлялся: «Зачем это ты мне рассказываешь?» Хорошо ещё не говорит, как у нас в классе «это твои проблемы», − я всегда в таких случаях вспоминала нашу поганую школу. Вот и сейчас не дал маме спокойно на даче отдохнуть, испугался отчим тряпичной по сути куклы. Правда он не знал, что она тряпичная.
− Как узнала, как узнала, - папа настучал, − мама хохотала.
− И ты приедешь?
− Да не подумаю. Надеюсь, он тебя не задушит ночью?
− Да нет, мам, что ты. Дать ему трубку?
− Мне не о чем с ним разговаривать. Небось, за шоколадками в магазин поехали?
− Откуда ты знаешь?
− Да знаю уж. В общем, буду, как и договорились, шестнадцатого. И передай ему, чтобы убирался к чёртовой бабушке.
Мой телефон сдох.
− Мама не приедет до конца отпуска. Она тебе не рада.
Мне показалось, папа стал поживее, если так можно выразиться о выходце с того света. Мама волновалась, болтала неестественно бодро, папа тут же «ожил». Да! Абсолютно точно он подпитывается энергией, возбуждением, нервами.
− Ты умная девчонка, Лора!
− Пап! Ты заколебал уже мысли читать. Я тоже так хочу.
− Не надо, − не смотря на «улучшение самочувствия», папа шаркал как дед.
Мне порядком надоело плестись, но я же несмелая, мне неудобно возмутиться, я не могу бросить папу. Да и шоколада мне больше не хотелось.
− Спроси, пожалуйста, у прохожих: который час.
− Зачем? Около одиннадцати.
− Мне приятно, − папа вздыхал еле слышно, но говорил... говорил... говорил. Болтливый у меня папа, оказывается. - Мне хорошо, что тут время.
− А там что: нет времени?
− Там безвременье. Я тебя как-нибудь свожу в плывуны,- папа замолчал, стал шаркать ещё сильнее. Но пока я его не тащила. Передвигался сам. - Можно сказать, что время протекает там сквозь. Спроси который час, а?
− Почему я? Сам спроси! − мне не хотелось ничего ни у кого спрашивать. Я всегда удивлялась людям, которым ничего стоит спросить, попросить, напрячь, загрузить тебя по полной. Мне казалось, это неудобным. Ведь всё, абсолютно всё, можно научиться делать самому.
− Я не могу спросить, − папа выдохнул. Опять он говорил как будто нутром, рот у него больше не открывался. «Экономит силы», − поняла я и решила папу позлить:
− А почему ты не можешь спросить? - одна девчонка в школе всегда привязывалась с такими вопросами, выпытывала и выпытывала, устраивала допрос: «А почему?», «А зачем?» и дальше - повторяла твой ответ... Вот я и решила повредничать.
− Призраки не могут первыми заговаривать. И потом, я могу общаться только с родственниками.
− А как же отчим?
− Отчим - не родственник, но и не чужой вам. Поэтому я могу с ним говорить, если я захочу.
− Значит, с нами ты можешь заговорить, если даже не хочешь?
− Вам я обязан отвечать.
− Нормально. Который час? - спросила я у какой-то тёмной фигуры.
− Без пяти одиннадцать, − сказал человек.
Папа чуть-чуть «ожил». Он подпитывался любым общением, питался вниманием окружающих, взглядами, словами, обращёнными к нему - мне это стало совершенно ясно.
Мы подходили к дому, шли мимо нашего супермаркета. Казалось со вчерашнего вечера, когда я встретила тётю Надю и она меня подвезла, прошла вечность. Это было смешно, но я поверила в папу окончательно и бесповоротно. Мне было страшно - отчим нервничал, злился. Но он ничего не может сделать. Ничего. Необычность и вообще невероятность ситуации не пугали меня. Мне так надоела моя серая жизнь, что я была готова на всё. Я заново родилась с этой ночи. Главное: ничего не бояться. Я вспомнила ту высокую женщину с перстнем на концерте «Тип-топа»...
Мы прогуливались с папой очень и очень не торопясь. Луна улыбалась, звёзды подмигивали нам. Комары заедали. Но мне было плевать на комаров. Пусть себе роЯтся, козлы рогатые. Я вспомнила, как в детстве смотрела на луну, тогда, в шесть лет, я была уверена, что у Луны есть лицо, и она смотрит только на меня, исключительно на меня, единственно на меня! А как ещё иначе объяснить то, что я в своём кружке лучше всех мастерю кукол именно с такими круглыми лицами? Мне поэтому так и понравилась та перчаточная бабуля. Эта бабуля была в морщинах и горбоносая, а не так как мои фирменные куклы - рожи луны полнолунные.