Я, короче, зимой катаюсь в один из редких морозных дней, и вдруг снег повалил, тоже редкое для нашего города явление. Чтобы прям вот валил. Физрук пришёл на коробку, а до этого чай в раздевалке пил: там у нас пристройки к коробке. У нас же чемпионаты по мини-футболу проводятся и по гандболу. И вот физрук вышел с лопатой. Ну и я гоняюсь-гоняюсь. Он сказал кататься только на одной половине. А я забыл, как-то сразу вылетело из головы. И тогда физрук как пошёл орать на меня:
− Ты, Щегольков, мужик или не мужик? Тебе сказали же не кататься здесь!
Да мне плевать конечно, физрук вообще нервный: он же и в школе, и тут на коробке, секция, устаёт. А лёд ещё мамашка с косолапым ребёнком чистили, они постоянно на площадке. У этой мамашки малыш давно вырос, и реал теперь было видно, что с ногами не айс. Этот ребёнок побежал, переваливаясь, ко мне, типа, чтобы я ушёл с той половины, которую чистят. И я сразу понял, что не мамашка, так этот косолапый мелкий теперь расскажет всё тёте Марине, а та уж доложит родителям Катюши - будьте уверены.
Через неделю каток растаял, и мы с физруком счищали грязь. Я ему теперь старался помочь. Я, честно, расстраиваться стал. С этим чёртовым переломом пальцев что-то во мне надломилось, появилась какая-то неуверенность. Чуждая мне в принципе.
И значит, когда каток растаял, и я его чистил, звонит Светлана Эдуардовна:
− Тёма! - говорит. - Зайди ко мне.
− Мне в зал зайти? За формой? За костюмом? - я подумал, что у нас примерка к «Танцу фей» или к танцу каменного века. Костюмы шились, какие-то тётеньки с примеркой приезжали, булавочками на нас что-то закалывали. Но это в центре было, в фитнес-центре, а тут Светочка мне свой адрес домашний скинула.
− Нет. Просто зайти. Поболтать! Чмоки! Чмоки! - это Светочка так прощается, когда у неё настроение хорошее.
Я было испугался. Стал вспоминать: никого вроде особо не чморил. Я последний месяц вообще никого не то что не чморил, а даже как-то и мало общался. Только с Даньком. Ну и по работе, то есть по танцам. В общем, пошёл весь озадаченный, озагадоченный.
Жили Светочка с Серым на севере. Это в сторону кладбища. Жили они в новостройке, на последнем этаже, и такая квартира, я такие не видел в нашем доме. Входите, и сразу - комната. Слева кухня, тоже как бы всё в комнате. Я знал, конечно, что это свободная планировка. Мне очень это понравилось. Одна большая комната. Кровать у Светочки вся блестела, искрилась атласом. Сама Светочка была одета тепло, сказала:
− Дует у нас. Дом новый, стены немного ведёт, и щели в окнах...
− И высота.
− Высота да уж, − улыбнулась Светочка. И улыбка у неё была какая-то нездешняя.
Мне сразу перестало нравиться у Светочки в квартире. Я подошёл к окну, посмотрел вниз. Вид - супер, двор как на ладони, а дальше вниз - дороги. Машины бегут, огоньки-огоньки, и - темнота. Труб заводских почти не видно, Север - это район заводов.
Светлана куталась в плед, хотя было совсем не холодно. Даже я бы сказал, жарко, душновато. И сквозняков не наблюдалось, не дуло из окон. Мы попили чаю на смешном столике, привинченном прямо к полу. И Светочка огорошила:
− Тёма! Нас на телевидение позвали!
− Танцевать? А что? Какие номера? - я был жутко голодный, но стеснялся взять с блюда последний пятый пирожок с мясом.
− Ешь, ешь, − улыбнулась Светочка. - Ещё напеку.
Все знали, что Светлана Эдуардовна сама ест мало, но закармливает Серого, готовит для него пирожки, иногда и на репетиции пирожки приносила, обещала самым стойким. Потому что репетиция, это, скажу я вам, ад. Особенно, когда по осени много новеньких в группу приходит, деревянных идиотов. Светочка всегда упрашивала нас, стареньких, ради новеньких, ещё раз отработать, дубль, два, три, четыре, пять. Чтобы новенькие запомнили перестроения. Элементы-то на занятиях мы долбим. А перестроения, что называется «общий рисунок танца» - это всегда тяжело. Светочка говорила:
− Кто старается, тому пирожок. И подкармливала нас, улыбалась.
На репетициях пирожки у Светочки были с яблоками, а тут, дома, с мясом. И теста совсем мало. Одно мясо.
− С луком и с яичком, − куталась Светочка в плед.− Нас пригласили на интервью. А запись будет с отчётного концерта.
− Который в мае будет? - я почему-то испугался этой «новости», заглотил, не жуя, сразу половинку пятого пирожка. Новые известия, даже радостные, стали мне подозрительны. Я ждал повсюду какого-то подвоха. Это у меня после травмы пальцев ноги мозги скособочились, и продолжали ехать в сторону подозрительности.
− Который в мае был. И который в мае будет.
− Как это? - я тупил.
− В прошлом мае, Тёма, и в этом ещё интервью, - Светлана Эдуардовна улыбнулась опять загадочно и ласково, а не так, как она обычно улыбалась, надевала дежурную улыбку. - И ты должен будешь больше всех говорить.
− Почему я? - я испугался ещё больше и закашлялся: вторая половинка пирожка попала не в то горло.
Раньше бы я просто согласился, раньше бы я и не предполагал, что кто-то кроме меня будет главным, центровым. А теперь... Я почему-то вообще не обрадовался.
− Почему ты? - Светочка сильно пару раз ударила меня по спине. − Да потому что ты звезда нашего коллектива. Афиши-то видел?
Я кивнул, умоляя жестом больше не хлопать меня по спине. Светочка с победоносным видом уселась на свой табурет.
Афиш, на самом деле, ещё не было. Я видел макет на компе. Там я в центре, крупно. Я в фокусе с Катюшей, во время исполнения номера. А вокруг буквы, в них вписаны фотки поменьше- сцены из номеров, панорамно. Главные - мы с Катюшей. В таких костюмах самых обыкновенных, штаны, рубахи, бейсболки. Типа философия хип-хопа. Афиши готовили к маю. Отчётный концерт планировали с размахом, к юбилею. Коллективу исполнялось пять лет. Столько, сколько работал фитнес-центр.
В общем, когда Светочка об афишах напомнила, я в себя пришёл и сразу перестал кашлять. Допил чай из тяжёлой массивной кружки с нарисованной парой танцоров и надписью «Rock-n-poll-2000».
− Отл, − сказал. - Мне надо по бумажке или от себя? - это я спросил, потому что мама, когда ей звонили и говорили о выступлениях, так всегда переспрашивала.
− Ну что ты, Тём. Сам. Там же вопросы задавать будут. Что сочтёшь нужным, то и скажешь. Не подведёшь же?
− Нет, что вы!
− Ну вот, − Светочка улыбнулась как-то грустно. - Вот это я тебе и хотела сообщить. Совет хочешь?
− А как же! - она ещё спрашивала, нужен ли мне совет!
− Репетируй перед зеркалом. Улыбку, наклон головы.
Бог мой, подумал я тогда, она к интервью относится как к танцевальному номеру. Но дома мама сказала, что телевизор это картинка, что Светочка Эдуардовна всё верно сказала. Единственное, она не учла, что как я не повернусь, в какой ракурс не встану, в анфас или в профиль, я буду выглядеть на телеке прекрасно.
− Немного над мимикой поработать не мешало бы, − сказала мама совершенно серьёзно.
Но я забил. У меня и без этого много дел. Что я девчонка, Катюша какая-нибудь, перед зеркалом вертеться? У меня навалом дел. В футбик мы до сих проигрывали. В какую команду не вставали с Даньком, всё, аут - команда проигрывала, это уже все знали. И даже если мы с Лёхой и с Владом в команду вставали, всё равно хоть на гол, но меньше забивали. Народ пока не догадывался. А Данёк уже это всё с той тёткой Мариной связал, которая так некстати ещё и на местном телеке работала.
Наступил май. За год мы разучили три новых танца, но «Эх, яблочко» и «Разборки» по-прежнему были мои любимые. В новом танце «Городские феи» мне нравилось, что я Катюшу на руки брал, и вообще в паре с ней, поддержки силовые. А то, что я - эльф мне вообще-то совсем не нравилось, но я терпел. И тут на генеральном прогоне Катюша сообщает, что у её папы второй мениск оперировали, второе колено, что он после операции и снимать для клипа не сможет. А будет концерт снимать тётя Марина, что она вообще профессиональный оператор и работает на местном телевидении, и что она мультики делает, и в интернете можно посмотреть её мультик, который где-то там победил, а поцак её мелкий, снимался раньше в рекламе детского молочка. Я вдруг припомнил ту рекламу, но поцака никак вспомнить не мог. Они все карапузы на одно лицо. Я не поленился, посмотрел мультик этой тётки: фуфло мутное. Я сразу Даньку позвонил. «Забей, − говорю, - поисковик, такое фуфло». А Данёк, предатель, посмотрел и говорит: «Классный мульт, страшный такой». Я трубку повесил. А на следующий день в культурном центре на репетиции Данёк меня вроде и не замечал. Да и по фиг.
На отчётном концерте я работал как никогда. Все танцы! Палец сначала болел (он у меня от волнения или от дождей болит до сих пор), потом то ли перестал, то ли я перестал обращать внимание. Хорошо, что брейкинг в партере на руках − это самое сложное. А из партера наверх - это один прыжок и там размах важен, перенос нагрузки с туловища на ноги - ну как из положения мостик вы поднимаетесь обратно рывком. Там было болезненное приземление. Боль пронзила ногу, а потом опять нормально. Ещё я боялся поддержек. Катюша выросла, она стала ростом с меня. Но − слава богам! − она похудела (у нас в классе все девчонки костлявые, с диет не слазят), и я легко брал её на руки. Вообще Катюша за последний год отдалилась от меня. Естественно: эта ей тётя Марина в уши натрещала разные небылицы.
Катюша в школе по-прежнему со мной сидела. И кажется всё было нормально, но не было между нами чего-то такого, что было, когда она к нам только пришла в пятый класс. Тогда она всех боялась, а теперь освоилась. Теперь она - звезда класса. А ко мне все как-то в классе осторожно относились. Потрепаться, приколоться на уроке - это пожалуйста, а так, чтобы дружить, как мы с Даньком дружили..., на все темы поговорить, в кино сходить, так - нет. Все дэ-рэ, все сабантуи всегда без меня. Но я не парился. Я - элита. Мы вообще со Светланой Эдуардовной в клубах иногда выступаем. Это покруче разных картошек-едален. Но всё равно танцы танцами, но как не было друзей в классе, так и нет. Побегать-подраться, как в началке, уже не особо штырит. Никто не бегает, все сидят в своих телефонах и друг с другом переписываются. А у меня такой отстойный мобильник, что я его лишний раз не показываю. Вон у Катюши украли телефон за тридцать тысяч. Мама моя этого бы не пережила. Мама с папой как раз той зимой наконец землю купили. Пятнадцать соток. А дома - нет. Хозблок только. Мама стала искать строителей, говорит, рабочие очень обманывают. И она всё ищет знающих и не совсем наглых, поэтому мы с мамой экономим больше, чем раньше.
Мне почему-то всё чаще стало казаться, что меня опасаются, ну или осторожничают со мной. Мне стало мерещиться, что обо мне, за спиной, говорят, обмусоливают мои поступки. Я не знаю, когда во мне поселилась эта тоска. Я стал чувствовать не уверенность, как раньше, а неуверенность на грани стыда. Ведь мы не платили за танцы. Совсем небогатые люди за танцы платили. А мы - нет. Я всё прекрасно понимал, я вообще до денег жадный. Но вдруг, после того как между мной и Катюшей встала какая-то незримая стена, я подумал: а вдруг это из-за того, что я за танцы не плачу. Вдруг из-за этого она отдалилась от меня. Ну да, думалось мне, она поняла, что мы жадные. И не хочет со мной. Девчонка же любит, чтобы ей подарки дарили. Я же Катюше ничего никогда не дарил. А другие поцы духи ей презентовали, колечки и фенечки, браслетики ещё со змейками и черепками, артефакты поттерианы. Катюша обожала Гарри Поттера. Но конечно в школе девчонки по-прежнему за мной бегали... Я вдруг понял, что моя внешность помогала мне до поры-до времени. Поступки мои, что уж там говорить, подлячие, подпортили репутацию. Ещё я услышал о себе такие слова:
− Щегольковым надо заниматься. Ребёнок брошенный.
Это от училок, они домой шли, я их обогнал, попрощался как вежливый, а потом на лавочку на улице присел. Они мимо прошли, не заметили, и обо мне, ну надо же, говорили.
Я вообще не понял о чём это? Почему я брошенный? Потому что я на детской площадке сразу после школы? Почему я брошенный? Мама каждый день со мной болтает. В курсе всех моих школьных дел. И о Катюше знает. Папа, когда дома, по-прежнему возит меня на искусственный лёд в соседний город. Правда, на рыбалку я с родителями не люблю ездить. Но приходится. И мама и папа просто фанаты в нерест поудить-покоптить. Но не я! Чувствую, скоро я откажусь наотрез от рыбалки. Я и рыбу-то не особо. И все эти палатки и костры меня напрягают. Мне только рыбные рулеты нравятся. Но это морская кулинария. Говорят, на Камчатке вкусная рыба. У нас же морская так себе. Речная-то классная, но речную я не ем, воняет. Впрочем, я об этом писал.
Глава четвёртая. Интервью
Глава четвёртая (необязательная)
Интервьювсего я боялся, что тётка Марина будет снимать интервью. Но нет. Снимал дядя. С бородой такой. Приятный дядёк. И ещё молодой, которого бородатый называл Кныш, тоже снимал, сбоку. Кныш выставлял свет. Гримёр, стильная такая, махнула нам по лицам кисточкой. А вот Светочку вертели долго. Что-то гримёр у Светочки на лице замазывала, и всё объясняла, что свет холодный, поэтому грим должен быть теплее. Я не понял ничего. В студии реал было тепло, жарковато. Под конец съёмок пАрило от прожекторов будь здоров. Кныш двигал огромные лампы. Они были привинчены к потолку, точнее бегали по потолку на каких-то проволоках. Тихо работал кондиционер. Во время съёмок его выключали. Журналистка была как все сейчас девушки, ну одинаковая. Она так ярко была накрашена, просто страшная до ужаса. У нас на сцене девчонки и то так не красятся. Самое удивительное, что, когда транслировали передачу, журналистка выглядела самой симпотной. А на самом деле она страхолюдина. Много задавала журналистка вопросов. Поначалу все съёжились, испугались. И я тоже скукожился. Ну почему я не отрепетировал дома, почему? Тогда Света стала говорить, и Серый. И Серый, такой ко мне обращается:
− Вот у нас есть солист Артём.
−Как так солист? - удивляется журналистка. - Вы же говорили, что самое главное в студии − массовость. Все танцуют всё.
− Нет. У нас есть солисты, − затараторила Светочка. − Это драматургия. Без этого в хип-хопе нельзя, а в классическом танце - пожалуйста, вот например девочки у нас танцуют греческий.
− Сиртаки? - уточняет эта уродина.
− Можно и так сказать. И другие номера, с классической хореографией все танцуют равноправно, массово. А в «Разборках» есть солисты.
− А вы, ребят, как считаете нельзя в хип-хопе без солистов?
− Ну да, − я стал говорить, я ж солист. - Нельзя. Хип-хоп вышел из африканских городских кварталов.
− Да, да, я читала. Впитал в себя блюз, рок, брейк,-перебила.
− Ну и в общем Светлана Эдуардовна правильно сказала. В хип-хопе нужна драматургия. Элементы достаточно простые, костюмы тоже. Нужно брать конфликтом, − повторил я слова, которые нам на финишных репетициях говорил Серый.
− И кто конфликтует? - спрашивает.
А все молчат.
− Ну, − говорю. - Конфликтуют самые сильные по жизни, выбирают между собой предводителя.
− А разве хип-хоп и жизнь не разные вещи? - хлопает глазами, строит из себя идиотину.
− Вообще-то в хип-хопе импровизация важна, то есть ребята могут чётко следовать элементам, а могут привносить что-то своё в сценах, где они имитируют, например, разговор. Ну как в жизни: можно так поговорить, а можно этак, − тараторит Светочка.
- Я думала, искусство показывает не жизнь, а отражение, преломление если хотите. А импровизация... Это внутри искусства. Ей любой артист владеть должен, − такое впечатление, что щупает нас как училка в школе.
Серый со Светочкой насупились как двоечники. Я вообще не понял, что эта журналистка имела в виду. Но я привык отвечать наобум. Уж у меня столько разборок с мамками-бабками-няньками-дедками было. И некоторые, из интеллегенции очкастой мне не угрожали, а пытались типа воспитывать, типа нравоучения выговаривать, нотации короче читать. А с учителями препирательства случались. И я, помедлив секунду, отвечаю такой что попало:
− Ну конечно, − говорю. - Танец это не жизнь. Тем более, лично я понятия не имею, как там и что в чёрных городских кварталах. Меня бы там за слово «негр» наверное мочканули, в смысле вырубили бы. Но надо чтобы зрителям было интересно. А когда драка пусть и в виде танца это интересно,-в общем наболтал ерунды про то, что на сцене рождается что-то своё, уникальное. Пока идёт танец, оно тут рядом. Закончилась фонограмма, и нет уже того мира.