Глава 1
Надо мной проплывали по небу пушистые облака странного зеленоватого оттенка. Приглядевшись – я увидела, что это не просто небо, а зенитный фонарь в форме полусферы с геометрическим переплетом. Наверное – от стекла и оттенок неба такой странный…
Я попыталась восстановить в памяти события, но все заканчивалось перекошенным лицом Ефима и грохотом водопада. Оглядевшись, я обнаружила себя обнаженной на какой-то твердой поверхности, руки в запястьях и ноги в щиколотках закреплены металлическими браслетами – не толстыми, но прочными… Ну – и что бы это все значило?!
Рядом кто-то зашуршал, и я попыталась привстать, но у меня ничего не получилось – скованные за головой руки не пускали меня.
Недалеко стоял молодой мужчина – приятное бритое лицо, очень густые русые длинные волосы, смутно знакомые серые глаза и тонкий нос. Я обратилась к нему:
– Кто вы? Отпустите меня, пожалуйста!
Он мягко улыбнулся:
– Ты пришла в себя? Не бойся – теперь ты в безопасности. Ты в Убежище. Более того – анализы признали тебя способной к воспроизведению, так что поздравляю – все твои невзгоды позади.
Что-то в нем было поразительно знакомое – интонации, улыбка… На слове «убежище» что-то промелькнуло в памяти, но я не уловила воспоминания и оно улетучилось – сейчас как-то было не до того.
– Но… Какие невзгоды? У меня все хорошо… было… Пока я за Ефимом не прыгнула. А где я вообще? И кто вы?
– Тебя выловили в загрязненном источнике – тебя и мужчину, он еще не пришел в себя. Откуда ты, если задаешь такие вопросы? – с этими словами он чем-то намочил тряпицу и принялся протирать меня – ну как мебель, честное слово! Я даже опешила:
– Э-э-э… А что вы делаете? И почему я голая?
Он удивленно посмотрел на меня:
– А почему ты обращаешься ко мне во множественном числе? Я тебя мою – ведь после загрязненного источника кожа несколько суток раздражена и все пытается выбросить из себя лишний сероводород. Ты понимаешь – о чем я?
– Не совсем… А обращаюсь так – потому что у нас принято обращаться к незнакомым людям на «вы»… Ну – если мне так необходимо помыться – то может, ты меня отпустишь и я сделаю это сама?
Человек все продолжал меня протирать – всю, абсолютно. Я начала выходить из себя:
– Эй, послушай – отпусти меня, а? Чего ты хочешь-то?
– Я? Ничего… Я просто делаю свою работу.
– И в чем же она заключается?
– Я должен осмотреть и подготовить тебя.
– Подготовить к чему?
– Ну, так как ты оказалась способной к самовоспроизведению – то я должен передать тебя в наш генофонд – он ободряюще улыбнулся мне, будто чем-то обрадовал.
– Какой еще генофонд?! Послушай – у меня муж и ребенок, никуда меня передавать не нужно – просто отпусти меня, а?
Он с недоумением смотрел на меня – и мне вдруг показалось, что волосы у него шевелятся. Сами по себе. Стало как-то жутковато.
– Я не понимаю тебя. Так, а теперь – внутри.
Он бесцеремонно раздвинул мне ноги, послышалось тихое жужжание – и мой стол, или на чем я там лежала – начал превращаться в гинекологическое кресло. Потом мужчина смочил руку в каком-то растворе и ввел ее в меня. Я от возмущения даже опешила:
– Да ты что – охренел вообще?! Вытащи из меня свою руку! Я не давала согласие на то, чтобы во мне ковырялись!
Он, не обращая внимания на мои крики – продолжал свои исследования, для пущего сосредоточения даже закрыв глаза:
– Ну что ты такая неугомонная – первый раз, что ли? Так – недавно родила, да? А где плод-то?
Руки у него были относительно узкие и мягкие и сильной уж боли я не чувствовала. Более того – когда он ощупывал меня изнутри и второй рукой снаружи мял мне живот в районе матки, то вызвал этим приятные ощущения – и из груди полилось молоко. Он с улыбкой разглядывал результат своих трудов.
– Так, где плод-то? Если не будешь кормить – то молока уже не будет. Ты не имеешь права так пренебрегать этим потрясающим веществом.
– Не плод, а ребенок! Он у нас – я оставила его на берегу с Домкой! Да я бы и сама с удовольствием его покормила, если бы ты прекратил во мне ковыряться и отпустил домой!
Он растерянно смотрел на меня, явно не понимая причин моей агрессии.
– Но… Куда же я тебя отпущу? Что значит – домой? В твое убежище?
– Да ни в какое не убежище! Просто выпусти меня на улицу – и я сама найду портал… Вместе с Ефимом! Кстати – где он?
– Я не понимаю тебя – вне купола, за пределами убежища – опасная для человека среда – загрязненные источники, радиационный фон выше нормы… Где-то там живут дикари, но я с ними не встречался – я так думаю, что они уже полностью мутировали от такой жизни… Так что можно сказать – тебе повезло. А кто такой Ефим – это мужчина, в которого ты вцепилась? Я вас еле разделил… Он здесь, рядом – вон лежит. У него есть имя? Он первородный? Я не нашел клейма… Но анализы признали и его способным к самовоспроизведению…
От этого театра абсурда у меня голова пошла кругом. Глубоко подышав и успокоившись, я решила действовать систематически. Так, начнем еще раз:
– Давай начнем сначала. Меня зовут Таня, я переместилась к вам, случайно попав в портал с Ефимом. У меня там остались любимый муж и ребенок и еще очень много дорогих мне людей, и я очень хотела бы к ним вернуться… А тебя как зовут?
– Меня? Да никак… Я же не первородный… И женщинам у нас тоже имена не дают…
Потом началось вообще что-то невообразимое. Безымянный человек произнес: «любимый», «муж» – закрыл глаза и сосредоточился. А его волосы зашевелились. Потом он также произнес «портал» и история с волосами повторилась. После чего незнакомец нахмурился и смерил меня подозрительным взглядом:
– Слушай, откуда ты слов-то таких набралась?
– Мне показалось – или у тебя волосы шевелятся?
Он обезоруживающе улыбнулся:
– Да, есть такое. Но ты не бойся… Я не опасен для окружающих – добавил он с горькой усмешкой. – Так все-таки – откуда ты? Слова и понятия, которые ты употребляешь – не использовались после катастрофы…
– Какой еще катастрофы?
Он скептически скривился:
– Ты издеваешься надо мной? Но почему?! Я сделал тебе что-то плохое?
– Нет, не издеваюсь… А насчет плохого – так ты считаешь, что это в порядке вещей – вот так хватать человека, раздевать, привязывать и насильно устраивать осмотры, в том числе и в интимных местах?!
Он казался искренне удивленным:
– А что не так? Для любой особи женского пола это счастье – попасть в состав генофонда… Натуральная еда, воздух и вода, ничего отрабатывать не надо, знай себе – рожай, выполняй свое природное предназначение…
Я опешила:
– Даже так, да? А какое же тогда несчастье для особей женского пола?
– Ну как это? Неспособность забеременеть в течение года или низкий процент соответствия – тогда ее ждет быстрая и безболезненная смерть…
– Жестко тут у вас… А какой год на дворе-то?
– Сто восьмидесятый.
– В смысле – сто восьмидесятый от Рождества Христова?
Он с удивлением посмотрел на меня:
– Откуда ты все это можешь знать?! Ты что – тоже ретранслятор?
– Какой еще ретранслятор?
– Ну – как я? – и он демонстративно зашевелил волосами.
– Я не понимаю, о чем ты. Волосы у меня не шевелятся, я обычный человек.
– Ты присоединяешься как-то по-другому?
– Да никуда я не присоединяюсь!
– Тогда откуда тебе известны понятия предыдущих эпох?
– Каких еще предыдущих? Зачем ты мне голову морочишь? Да скажи, наконец – какой сейчас год! Только не от катастрофы, а от Рождества Христова!
Он что-то прошептал, закрыл глаза и опять зашевелил шевелюрой. Потом открыл глаза и заявил:
– Если брать точкой отсчета начало предпоследней эпохи, называемое Христовым Рождеством – то сейчас две тысячи двести шестьдесят четвертый год.
Я замерла с открытым ртом. Так это я попала в будущее? Если он, конечно – не врет… Я удивленно стала осматриваться… Да уж – ничего хорошего это будущее не представляло – серые стены, стеклянный потолок, какая-то аппаратура.
– Так это я попала на два с половиной века вперед? – ошеломленно произнесла я.
Он явно недоверчиво посмотрел на меня.
Глава 2
Тут хлопнула дверь – и кто-то тяжелыми шагами вошел в помещение. Я подняла голову и оторопела – к нам приближался здоровенный мужик, практически голый – на его плечах почти до пола висела какая-то белая тряпка, оставляя обнажённой среднюю часть тела – и он шел, беспардонно потрясая своим хозяйством. На груди красовалось клеймо – круг и вписанный треугольник вершиной вверх. Густая светлая борода, усы, волнистые ухоженные волосы, надменное лицо и красные полные губы. Мой безымянный приятель при виде его склонил голову:
– Первородный…
Тот лишь бросил на него пренебрежительный взгляд и, подойдя, стал внимательно меня осматривать.
– Так это она и есть? Что – действительно соответствие девяносто шесть процентов? Интересно – таких у меня еще не было… А почему она такого цвета?
– Это влияние открытого солнца. Но влияние поверхностное, кожа не поражена.
– Хм… Интересно…
Он бесцеремонно схватил меня за сосок – на нем все еще блестела капля молока:
– А это что?
Человек-ретранслятор ответил:
– Она пока не готова. Недавно родила – нужно дождаться полного сокращения матки. Потому и молоко еще есть.
– Даже так? А плод-то где?
Чуть дрогнувшим голосом мой приятель ответил:
– Плод мертв.
– Да? Ну хорошо. Слушай, а давай – я ее сейчас заберу?
Он подошел к моей голове и почти прямо перед моим лицом светил своими причиндалами. Я с неприязнью отвернулась. Он возмущенно сжал мне щеки и насильно повернул мою голову к себе:
– Как ты смеешь отворачиваться от первородного?! Вот, посмотри – скольких первородных я принес нашему Убежищу! – и он ткнул пальцем в свою «прическу» на лобке – от самого органа волосы были выбриты и оставлены только восемь лучей, расходящиеся радиально, как лучи солнца. Я не выдержала и расхохоталась. Он опешил и даже выпустил мое лицо из рук. А я все не могла успокоиться – это ж надо – это самовлюбленное тело специально ходит голяком и всем хвастается своим солнышком на причинном месте!
– Она что – больная? А как же девяносто шесть процентов соответствия?!
Я понемногу успокаивалась:
– Ой, не могу! Нашел чем хвастаться! Да у нас каждый мужик может делать то же, что и ты! Ну – может и не каждый, но через одного – точно! А ты просто самовлюбленный, тупой племенной бык!
Может – и не стоило так прямо оскорблять его, но мои нервы в связи с происходящим были на пределе – и я не смогла сдержаться. Его лицо побагровело, а вот мой приятель явно с трудом сдерживал смех. Мужик с солнышком рассвирепел и схватил меня за шею:
– Я забираю ее! Сейчас же! Отстегни!!!
Парень с шевелящимися волосами встал передо мной и тихо, но твердо сказал:
– Нет, Ставр – ты знаешь правила – она должна быть готова к оплодотворению. А сейчас я со всей ответственностью заявляю, что она еще не готова. Кроме того, если ты повредишь такой ценный экземпляр – следующие тебя не поймут. Остынь, Ставр – еще как минимум пятнадцать суток, а дальше посмотрим.
Ставр какое-то время попыхтел, потом все же отпустил мою шею:
– Ладно, я подожду… Пятнадцать суток. И побрей ее – ты же знаешь, я не люблю этой шерсти.
И он ушел. Мой приятель с улыбкой посмотрел на меня.
– Да уж – теперь я верю, что ты не отсюда. Я никогда не встречал женщин с таким …дерзким поведением.
Я улыбнулась:
– А зачем ты соврал ему о ребенке?
– И не только… Ты вполне готова к оплодотворению.
– Да я знаю – у меня муж почти гинеколог. И после родов мы с ним уже…
– Понял. Гинеколог – парень опять закрыл глаза и к чему-то прислушался. Потом расплылся в улыбке – Неужели ты действительно из прошлого… когда были мужья?
– Да, действительно. – я улыбнулась ему, этот парень был мне симпатичен. – А как тебя зовут?
– Я же говорил – у меня нет имени.
– Как это? Ну как-то же тебя называют …окружающие?
– Самый нейтральный вариант из тех, как меня называют – двенадцать восемьдесят четыре.
– Это что еще такое?
С кривой усмешкой на губах парень оттянул ворот своей серой рубахи – на груди у него было выбито клеймо – тысяча двести восемьдесят четыре. И чуть ниже – перечеркнутый круг.
– И что это значит?
– Порядковый номер. Ведется строгий учет для селекции – кто кого родил и в каком проценте соответствия.
– Вот это да! А что еще за проценты? Соответствия чему?
– В нашем убежище большое внимание уделяется восстановлению человеческого рода, путем тщательной селекции отбираются самые жизнеспособные и полноценные особи для скрещивания. Остальные выбраковываются и стерилизуются.
– Так у тебя этот знак…
Он с грустной усмешкой ответил:
– Да…
– А из-за чего? Если не секрет, конечно…
– Да вот из-за этого самого – он опять пошевелил волосами – поставили мне шестьдесят восемь процентов, потому что это не вписывается в выведенную селекционерами норму… А меньше семидесяти пяти процентов – стерилизация… Самое обидное – я наткнулся на эту информацию позже – что когда-то очень давно это была общедоступная способность – ретранслировать. Но ведь не я устанавливаю эти нормы…
– Так что – тебя, получается – зря стерилизовали?! И ты теперь не можешь иметь детей?
– Да… И не только… Ну да ладно – дай-ка я осмотрю твою шею – Ставр так сжимал ее…
Я с готовностью подняла подбородок и пронумерованный парень чем-то прохладным протер мне шею.
А я все гадала – какое же ему придумать имя? Почему-то мне это показалось очень важным. Один, два, восемь четыре… А если соединить первые буквы? Одвч… ерунда какая-то… Но я же не произношу «один», а все же «адин»… Пусть имя будет начинаться на Ад… Адам, например…
– А что – если я буду звать тебя Адам?
Он улыбнулся:
– Тебе так хочется дать мне имя? Адам… – и он опять закрыл глаза. – Ты знаешь, Таня, в одном из верований, существовавших до катастрофы – был такой персонаж, Адам – как основоположник человеческого рода. Мне кажется – я не вправе носить это имя.
– Ой, да ладно… Ну, давай что-нибудь более нейтральное… Ну вот, например – Алан… Как тебе? Мне кажется – тебе пойдет.
Он улыбнулся:
– Пусть будет Алан. Спасибо.
– Не за что.
– Есть за что. Теперь я чувствую себя… человеком.
Глава 3
Все еще улыбаясь, он продолжал протирать мне шею. Вдруг из другого конца помещения раздался крик: «Таня!» Мы оба вздрогнули. Потом новоявленный Алан улыбнулся:
– Это твой …знакомый. Ефим, да? Видимо – наконец пришел в себя. Он ударился головой в источнике и потому так долго был без сознания. Я подойду к нему.
Алан неслышно отошел куда-то вглубь помещения. Я услышал голос Ефима:
– Эй, а почему я прикован? Отпусти меня, слышишь!
– Приветствую тебя, первородный. Сейчас я отстегну браслеты. Мне нужно было зафиксировать тебя для осмотра и обработки раны на лбу.
Раздались тихие щелчки. Потом голос Ефима изменился – по-видимому, он сел.
– Ну – так уже лучше. А почему я голый? Ладно, потом. Слушай, а где Таня? Девушка вот с такими темными волосами и большими серо-зелеными глазами? Она тащила меня в воде, она спасла меня… Ты видел ее?
Ефим взволнованно тараторил. Алан доброжелательно сказал:
– Успокойся, Ефим. Таня жива и здорова. Пока ей ничего не угрожает.
– А почему – пока не угрожает? А откуда ты знаешь мое имя?
– От Тани и знаю. Пойдем – она здесь.
И они вдвоем подошли к столу, на котором я была закреплена. Увидев меня, Ефим пробежался по мне взглядом и, покраснев – спросил у Алана:
– А почему она тоже голая? И до сих пор прикованная?
– Таковы правила – она должна быть под осмотром и присмотром. Это не моя вина – если я нарушу инструкцию и это заметят, то меня просто заменят кем-то другим… Возможно – менее сочувствующим… Сегодня мне удалось отсрочить ее отправку на пятнадцать суток. Если меня заменят – обман всплывет.