Его отрывистая, полубезумная речь, лихорадочный блеск глаз и нервная суетливость вдруг напомнили ей симптомы сатурнианской лихорадки.
– Так надо, Тури, так надо! Ты все поймешь, как только увидишь!
– Увижу что?
– Не что, а кого!
– Кого? – совсем запуталась она.
– Ни слова больше! Ты все равно мне не поверишь. Но обещаю – ты будешь гордиться нами! И ты, Тури! Ты тоже будешь к этому причастна!
Тури вдруг почувствовала себя безмерно обманутой. Ей, как и любой женщине, не нравилось быть вне игры. Сначала профессор отстранил ее от испытаний, потом притворился больным и взял себе в помощники Ренна! Что такое он задумал, о чем нельзя было сказать ей? Ведь Тури считала, что ближе ее у него никого нет!
«Я должна во всем разобраться», – зло процедила она и позволила профессору увести себя вглубь дома.
Вместе с профессором Тури прошла через длинный коридор и очутилась в библиотеке перед стеной из книжных полок. Профессор отодвинул деревянную панель рядом с полкой и приложил большой палец к красному сенсорному глазку.
С широко открытыми глазами Тури наблюдала, как вспыхнул зеленый огонек, после чего книжные полки разъехались в стороны, и за ними открылась тяжелая стальная дверь.
– Что это? – только и смогла выдавить из себя она.
– Моя лаборатория, – профессор пропустил магнитный пропуск сквозь прорезь у двери. – Входи, Тури, не стой столбом!
Она вошла в комнату и оказалась напротив мутного экрана, занимавшего треть стены. Впритык к нему расположились стол с компьютером и пара стульев. Спиной к Тури стоял и с увлечением смотрел в планшет человек в мятом белом халате.
– Ренн Руа! Что ты тут делаешь?
Тот от неожиданности вздрогнул и едва не выронил планшет из рук.
– Тури! – воскликнул он, заключая ее в объятия.
Руа выглядел еще хуже, чем профессор. Спутанные волосы, небритые щеки, отталкивающая, почти безумная улыбка и острый запах тела. «Неужели он все это время не выходил из лаборатории? О звезды, что, в самом деле, здесь творится?» – думала Тури, не скрывая своего возмущения.
Руа наконец отпустил ее, и она смогла вздохнуть свободнее.
– Я просил профессора послать за тобой пораньше, но он хотел удостовериться, что мы его не убили, – улыбаясь, сказал он.
– Убили? Кого? – вскинула брови она. – Объясните мне толком, что здесь происходит?
– Покажи ей, Ренн, покажи! – возбужденно воскликнул профессор, в нетерпении потирая ладони.
Руа развернул недоумевающую Тури к экрану.
– Смотри, Тури! – обжег ей ухо его горячий шепот.
Через экран просматривались очертания второй комнаты, напоминавшей больничную палату. Тури смогла разглядеть кровать, массивный аппарат, мигавший огоньками, письменный стол у стены, отгороженный ширмой.
Руа щелкнул тумблером, и молочная пелена экрана рассеялась.
На кровати лежал человек в белой робе.
Это был ее П-9.
– Это… это же… – задохнулась от удивления Тури.
Профессор и Руа стояли рядом, плечо к плечу, и их лица светились от гордости.
– Но мне сказали…
– Что он мертв? – закончил за нее профессор. – Тебя не обманули.
– А кто же тогда… – Тури повела взглядом в сторону экрана.
Профессор взял ее за плечи и прошептал, глядя прямо в глаза:
– Это мой сын.
Сердце Тури вспыхнуло и опалило жаром грудь.
– Это шутка такая? – спросила она дрогнувшим голосом. – Он же…
– Погиб? – с каким-то диким торжеством вскричал профессор. – Его убили, Тури! И меня вместе с ним! А я это исправил!
«Нет, он определенно болен», – закралась в ее голову неприятная мысль, которую тут же задушило невольное любопытство.
– Я не понимаю, профессор… Что вы такое говорите? И причем здесь мой пациент?
– Лучше присядь, Тури, – посоветовал странно улыбнувшийся Ренн и пододвинул к ней стул.
Та не возразила.
Пальцы ее со всей силы ущипнули руку. Нет, это не сон. Она не проснулась, она все еще здесь, в странной комнате с полубезумными профессором и Руа, а за стеной лежит воскресший мертвец.
– Ты ведь знаешь, что я давно интересовался проблемой переноса сознания, – тем временем начал свой рассказ профессор. Он широкими шагами мерил комнату и ерошил волосы. – Еще с тех пор, когда преподавал в университете. Читал, писал, разговаривал с умными людьми. И вот, наконец, мне удалось разработать технологию! Однако применить ее на практике я не смог. Ты ведь помнишь, разгорелась эпидемия сатурнианской лихорадки и нас загрузили новой работой. И везде чужие глаза, чужие уши!.. Я не мог сделать ни одного самостоятельного шага. Мне пришлось отложить испытания. А потом…
– Погиб Кисэки, – догадалась Тури.
– Да… Всю жизнь я спасал чужих людей, которые и знать про меня не знают, которым абсолютно наплевать на меня! – разгорячившись, продолжал профессор. – Неужели я не должен был спасти своего сына? От смерти! Как я спасаю тысячи от сатурнианской лихорадки!
– Но, профессор, откуда же вы могли знать, что Кисэки погибнет?
– А я и не знал, Тури! Но сама подумай, каковы были шансы, что он вернется живым? Это война, а Кисэки был простым солдатом, пушечным мясом! – вскидывая руки, ходил профессор по комнатке. – Когда мы узнали, куда его посылают, я несколько дней не находил себе места. А потом… Потом я решился подстраховать его.
– Каким образом?
– Мне помог Ренн, – он махнул рукой в сторону скромно потупившегося Руа. – Мы просканировали мозг Кисэки, сняли всю информацию! Ренн хранит ее здесь, у меня в лаборатории.
– Кисэки знал?
– О чем?
– Для чего вы сканируете его мозг!
– Нет! – дернул головой профессор. – Он думал, это формальность, требование медицинского корпуса. Я и сам не знал тогда, для чего это делаю, Тури! Отцовская любовь, страх потерять единственного дорогого человека на всем белом свете или что-то еще…
– И вы?..
– Да! Я использовал любую возможность, чтобы сделать очередную копию его мозга. Последний раз – за день до его отлета. Они все здесь!
Он простер руку к полке, на которой выстроились в аккуратный ряд диски, подписанные его рукой; их было не менее десяти штук.
– Профессор! Но для чего так много?
– Тогда я еще не осознавал этого, Тури, и действовал чисто интуитивно. Но когда мне сообщили… – профессор сжал губы и глубоко вздохнул. – Ведь он погиб не в бою, Тури! Не по воле звезд, а по приказу! Он мог жить, он мог вернуться! А они…
– Он был солдатом, – тихо возразила она. – Солдаты подчиняются приказам, профессор.
Тот не слышал ее.
– Теперь все это неважно, Тури! Все годы после его смерти я жил только одной мечтой и, наконец, сумел воплотить ее в жизнь, – с новым пылом заговорил он. – Я могу взять любую из этих записей и перенести ее в мозг другого человека!
Она побледнела.
– Вы переселили Кисэки в тело моего пациента? – поразила ее ужасная догадка. – Так вы… Вы убили его?
– Тури, – вмешался в разговор Руа. – Ты не поняла главного!
– Чего не поняла? Вы же сами сказали…
– Ты пойми, Тури, этот пациент… – профессор остановился и сжал кулаки перед грудью, подбирая слова. – Он ведь уже давно был мертв! Его сознание… его просто нет! Но его тело – молодое, здоровое тело – оно живое! И оно еще может принести пользу! Ничтожная потеря ради великих перемен! Ради нас, ради твоего отца, ради миллионов людей по всей галактике!
Тури с ужасом смотрела на профессора, упивающегося своим гением. Только теперь она увидела оборотную сторону его открытия. Этот человек, которого она до сих пор знала как профессора Камура, не просто преступил закон. Он переступил черту, отделявшую жизнь от смерти, и посвятил в это таинство ее, Тури, и Руа, сделав их сопричастными своему преступлению.
И это преступление либо прославит, либо погубит их всех.
Первой мыслью Тури было рассказать обо всем увиденном в «Каннон», как только удастся выбраться отсюда.
«Они должны понять, что я ничего не знала, что меня обманули. Тогда, быть может, все обойдется… – она старалась не думать о наказании. – О звезды, если я не сделаю этого, то погибну! От такого позора мне никогда не отмыться!»
Но сначала нужно указать путь ослепшим.
– Профессор, это же… Это неправильно, это противозаконно! Почему вы не попросили о помощи «Каннон»? Теперь, если об этом кто-нибудь узнает, нас всех…
– Никто не узнает, Тури, – Руа упал перед ней на колени и завладел ее ладонью, – пока мы сами этого не захотим! Когда станет ясно, что машина работает, нам останется только решить, какой вид из окна предпочтительнее!
– Тури, «Каннон» никогда не возьмет на себя такую ответственность без разрешения военных, – с горечью усмехнулся в свою очередь профессор. – А я не хочу, чтобы мной командовали в деле, которое касается только меня и моего сына!
– Но теперь это не только ваше дело, профессор! А как же Ренн? А я?..
– Тури, разве важно, что будет с нами? – с некоторым раздражением ответил он. – Пойми, глупышка, когда пытаешься сделать мир лучше, то всегда приходится идти против правил!
– Только представь, какие возможности открываются перед нами! А твой пациент? – Руа кивнул в сторону экрана. – Мы подарили ему новую жизнь, шанс начать все заново! Подумай, разве лучше, если бы он так и умер в лечебнице? Разве этого ты желала бы для своего отца?
Она с тоской сжала его ладони.
– Нет, не говори, – прошептала она дрожащими губами. – Не говори о нем здесь…
Тури смотрела на Руа, но уже не видела его.
Она видела себя, отца и Сверре. Вот они осматривают новый дом; вот сидят за семейным столом; вот стоят на крыше и смотрят на звезды… Вот она обнимает его и плачет, и не может наплакаться; ей все кажется, что просветление мимолетно, что он опять оставит их и уйдет в свой мир, в котором им нет места.
Но взгляд отца – осмысленный и ясный, его улыбка – такая же, как и прежде. Он больше не уйдет, он смеется, он счастлив… Они все счастливы.
Страх отступил, осталась только надежда.
Прикосновение горячих рук профессора к ее лицу вернуло Тури в настоящее.
– Ты нужна нам, Тури! Без тебя мы не справимся.
Глава 5
Кайго
Время для Тури тянулось невыносимо долго.
Сначала она тешила себя надеждой, что не пройдет и часа, как генерал узнает о самоуправстве своих подчиненных и предпримет необходимые меры. С особым наслаждением она представляла, какое наказание обрушится на капитана Леор и ее сообщников.
– Подождите, – зло обещала она, грозя кулаком двери. – Мало вам не покажется!
Раз или два Тури даже ударила дверь ногой, а один раз – кулаком, – на уровне головы капитана Леор. Но на полку она вернулась в слезах.
Не от боли.
От отчаяния.
Генерал не пришел ни через час, ни через два, ни на следующий день.
В двери открылось небольшое окошко, охранник передал Тури поднос с ужином, и амбразура закрылась. Она потянула носом воздух и скривилась от омерзения.
– Я должна это есть? – с негодованием процедила она, сдерживая тошноту. – Ну уж нет!
Держа поднос на вытянутой руке, Тури постучала костяшками пальцев в дверь. Окошко тотчас открылось.
– Что надо?
– Я это есть не буду! – сказала она брезгливо. – Заберите!
Охранник окинул ее презрительным взглядом и усмехнулся.
– Второй раз не принесу, – предупредил он, захлопывая окошко.
– Ну и не надо, – буркнула Тури.
Она принялась мерить камеру шагами. Здесь не было ничего, что не вызывало бы у нее раздражение и желание крушить. Крушить стены, крушить уродливую мебель, крушить, крушить, крушить, крушить!..
Чтобы успокоиться, Тури бубнила под нос все знакомые песни, твердила наизусть карты своих пациентов, вспоминала рекламные проспекты. Но песни обрывались на втором куплете, карты – на первой странице, а от многословных и красочных проспектов остались только название и мутная картинка. Мысли Тури сбивались, голос предательски дрожал.
– Да что же это такое! – чуть не плача, сердилась она и с еще большим остервенением принималась бубнить, твердить, вспоминать до тех пор, пока не заплетался язык и не начинали ныть виски.
Ночью Тури долго ворочалась на полке и не могла заснуть. Слезы сами катились из глаз, оставляя мокрые дорожки на щеках. «За что вы со мной так? – спрашивала она то ли у генерала, то ли у самих звезд. – Разве я убила человека? Разве ограбила? Да, я сохранила тайну профессора. Но ради кого? Ради всех людей!»
Мысли ни на минуту не утихали в ее голове. Тури вставала, на ощупь пробиралась к раковине, умывалась и снова ложилась. И так несколько раз за ночь. Тоскуя по удобной кровати и огням Центра в окне, Тури провалилась в тяжелый сон.
Однажды ее разбудило острое чувство голода. Тури попыталась вспомнить, сколько раз она уже отказывалась от еды. Пять? Семь?
Когда-то она слышала, что голод можно обмануть, напившись воды. Тури подошла к умывальнику, открыла кран и припала к нему губами. Она пила до тех пор, пока не почувствовала тяжесть в желудке. Только после этого ей снова удалось заснуть.
Еще никогда Тури не ждала завтрак с таким нетерпением. На этот раз ее не смутил ни запах, ни цвет, ни консистенция пищи. Правда, закончив с завтраком, она бросилась к раковине и долго полоскала рот.
И снова потянулось беспощадное время.
Неопределенность тяготила Тури. Она ждала, когда и как решится ее судьба, и в этом мучительном ожидании не могла найти себе места. От стены до стены, от стула до полки, от двери до высокого окна, до которого ни дотянуться, ни допрыгнуть, и опять сначала. Губы ее повторяли, как заклинание:
– Я ни в чем не виновата, не виновата, не виновата!
А глаза с ужасом обегали серые стены. «Неужели это происходит на самом деле? – хотелось взвыть ей. – Неужели я действительно здесь? Неужели я сплю на этой полке, ем с этого подноса, пью эту воду с мерзким привкусом металла? Когда же это закончится? И закончится ли?»
Тури звала, но никто не приходил.
Когда в очередной раз загромыхала заслонка и открылось окошечко, Тури с надеждой бросилась к двери.
– Мне нужно позвонить! – попросила она, заглядывая в окошко. – Я имею право на один звонок!
С той стороны ударили в дверь дубинкой, и Тури испуганно отскочила прочь. В окошко небрежно протолкнули поднос и сопроводили его грубым предупреждением.
– Почему вы так со мной обращаетесь? – закричала Тури и бросилась с кулаками на дверь. – Я тут по ошибке, понятно? Я ничего не сделала! Я требую уважительного отношения к себе!
Она принялась метаться по камере, биться в стены, пинать мебель, пока силы не оставили ее, и она не упала на полку. Ее колотило от ненависти, лихорадило от страха. Захлебываясь слезами, она в конце концов забылась бредовым сном, в котором профессор и Руа объявили ее сумасшедшей.
Голод всякий раз усмирял Тури и вытеснял все другие мысли из головы. Кто-то очень тонко рассчитал размер порции или, быть может, в пищу подмешивали какой-то наркотик, но через каждый два часа ей снова хотелось есть.
Порой Тури даже казалось: появись в ее камере мышь, она, как дикая кошка, прыгнула бы на нее и съела бы с потрохами и шерстью.
Утолив животный голод, Тури на какое-то время снова становилась человеком, способным мыслить и анализировать. Она прокручивала в голове разговор с генералом, пыталась высчитать, какой сегодня день, вспоминала своих бедных пациентов… Потом забиралась на полку, подтягивала колени к груди и смотрела в зарешеченное окно, представляя вместо безликой стены коридора пахнущее свободой звездное небо.
За дверью послышались голоса.
– Откройте дверь, – приказали охраннику.
Тури узнала голос капитана Леор. В горле заклокотало от нарастающего гнева. «Что ей нужно? Чего она пришла? Как еще можно унизить меня? Пусть только попробует, я с ней такое сделаю!» – выжигала взглядом дверь она.
Щелкнул замок.
Капитан Леор вошла в камеру и приняла военную стойку: плечи развернуты, руки за спиной, подбородок вскинут вверх.
– Приведите себя в порядок, – велела она. – Генерал Йаре будет говорить с вами.
Тури спрыгнула с полки, торопливо оправила платье и пригладила выбившиеся из пучка волосы. Обидные слова, которые она приготовила специально для капитана, вдруг вылетели у нее из головы.