Через пару минут появился сам генерал. Под мышкой у него была тонкая папка. Охранник тут же поставил к столу второй стул.
Тури поклонилась. Генерал не пошевелился.
– Сядьте, – приказал он.
Она подчинилась. Генерал сел напротив и устремил на нее жесткий взгляд. Повисло напряженное молчание.
– Господин генерал, – дрожащим от волнения голосом начала Тури. – Могу я узнать, на каком основании меня удерживают в Башне? Я сказала вам все, что знаю. Со мной обращаются как с преступницей! Не дают позвонить, кормят, прошу прощения, какой-то гадостью… Я даже не знаю, какой сегодня день!
Последние слова вырвались у нее вперемешку со слезами. Тури вдруг увидела себя со стороны. Жалкое зрелище! Как изменили ее дни, проведенные в этой клетке!
Генерал дождался, пока она подавит в груди очередной всхлип.
– Вас держат здесь на том основании, что вы нам солгали, – сказал он холодно.
– Нет, господин генерал, клянусь вам, я… – стала заверять его Тури и запнулась на полуслове.
Генерал бросил перед ней фотографию П-9.
– Доктор Йонаш. Посмотрите на эту фотографию и ответьте: П-9 – это ваш пациент? – в его голосе чувствовались угрожающие нотки. – Советую в этот раз говорить правду.
– Да, это мой пациент, но…
– А в прошлый раз вы говорили совсем другое. Почему вы передали его профессору Камура? – резко спросил генерал.
Она затравленно смотрела на него и, казалось, навсегда потеряла дар речи. Генерал не вытерпел и ударил кулаком по столу.
– Отвечайте!
– Я… он умалишенный… – прошептала Тури, дрожа как в лихорадке.
– Кто умалишенный? Профессор?
– Нет-нет! Этот человек, П-9… Он неизлечимо болен…
– Профессор готовит из таких людей террористов? Повстанцев?
– Нет!! Это его сын! – крикнула она в лицо генералу и тут же схватилась за голову.
Генерал отодвинулся от Тури и смерил ее пристальным взглядом. Потом открыл папку, извлек из нее какой-то документ и сухо зачитал:
– Кисэки Камура был казнен пять лет назад по приговору военного трибунала за дезертирство. Его выбросили в открытый космос, где его тело превратилось в кусок льда и разлетелось на мириады пылинок, – он бросил справку из архива перед Тури. – Можете ознакомиться с официальным документом. А потом, прошу вас, придумайте что-нибудь получше.
Тури молчала, закрывшись от него руками, и кусала губы в кровь. Генерал наклонил голову и нетерпеливо забарабанил пальцами по столу.
– Доктор Йонаш? Я жду объяснений.
– Больше я вам ничего не скажу, – выдавила из себя она. – Оставьте меня!
– Как пожелаете, – усмехнулся краем губ генерал и поднялся из-за стола. – Я вас не тороплю.
Дверь с грохотом закрылась за ним. Тури даже не пошевелилась.
Через минуту солдат, охранявший заключенную, услышал ее глухие рыдания.
* * *
Тури стояла возле экрана и следила за скачками кривых линий на планшете.
Странно, что теперь, когда все наконец решилось и отступать было поздно, ее перестала волновать собственная участь. Она уже мечтала о том, как профессор Камура вылечит ее отца, как восстановится честное имя семейства Йонаш и как ей больше не придется жить с оглядкой на окружающих…
Ей не терпелось написать обо всем Сверре, хотя она и не знала наверняка, какой будет его реакция. Ей хотелось кричать всему миру о том, что появился шанс!.. Профессор прав: нужно лишь утвердить технологию, убедиться, что она работает и безопасна, и кто тогда не одобрит их благородный порыв?
Ей стоило больших трудов убедить профессора и Руа поспать хотя бы несколько часов, прежде чем очнется их подопытный… Как его теперь называть? Ни в коем случае не Кисэки! Настоящий Кисэки погиб, его тело уничтожено. И не П-9: если эксперимент профессора окажется удачным, от ее бывшего пациента останется только оболочка.
«Я буду звать его Кайго, – решила про себя Тури. – Кажется, так хотела назвать его мать? Мне рассказывал об этом кто-то… профессор или сам Кисэки».
Кисэки… Прошло пять лет с тех пор, как они видели друг друга в последний раз. Тури хорошо запомнила тот день: ласковый, теплый вечер, такой редкий для этой планеты, их руки – одна в другой, разговоры ни о чем и мечты о совместном будущем… Кто из них мог тогда подумать, что этим мечтам не суждено будет сбыться?
И вот теперь судьба – или профессор? – дает им второй шанс. О звезды, как мечтала Тури вернуться в прошлое! Она бы остановила, удержала, уберегла, а может даже полетела бы с ним, ухаживала бы за ранеными и спасла бы Кисэки от смерти…
Но прошло пять лет. Время притупило боль, ее сменила светлая печаль. И сейчас Тури боялась признаться себе, что за последний год ни разу не вспомнила о Кисэки.
Его возвращение вызывало у нее смешанные чувства. «Что мы скажем друг другу? Как я должна себя вести? – беспокоилась она и пыталась рассуждать трезво. – В первую очередь, он участник эксперимента, и я должна относиться к нему соответствующе».
– Разве я так смогу? – с горечью спросила себя она.
Тури перевела взгляд с планшета на Кайго и вздрогнула. За своими раздумьями она не заметила, как он проснулся. Теперь их подопытный с осторожностью ворочал головой на подушке, осматриваясь вокруг.
«Нужно позвать кого-то», – подумала Тури и только собралась нажать на нужную кнопку, как рядом с ней словно из ниоткуда материализовался профессор.
Она не удивилась тому, что после ее настойчивых уговоров он остался в своем белом халате и едва ли прилег отдохнуть.
Правда, он больше не казался Тури безумцем. Жар, распиравший его изнутри, сменился деятельным спокойствием. Только в глазах еще тлело возбуждение.
– Что у нас? – спросил он, протирая очки платком и подслеповато глядя в планшет Тури.
– Показатели в норме, – доложила она. – Он только что проснулся.
Профессор, потирая руки, удовлетворенно кивнул.
– Значит, пора проведать Кисэки.
– А как же Ренн?
– Его не добудиться, – махнул рукой профессор. – Да я и не пытался. Тут повсюду камеры, так что он ничего не пропустит. Пойдем, я не могу больше ждать.
Слева от экрана была дверь, которая вела в комнату, соединявшую наблюдательный пункт и палату. Здесь находилось все необходимое для эксперимента оборудование. Внимание Тури привлекла необычная капсула, напоминавшая криогенную камеру с подсоединенным к ней компьютером.
– Мое изобретение, – с гордостью сказал профессор, проследив за ее взглядом. – Ренн тебе потом объяснит, как это работает.
Они вышли в другую дверь и оказались в палате по ту сторону экрана. Голова на подушке повернулась к ним. Глаза Кайго с любопытством оглядели Тури и профессора, губы сложились в подобие улыбки.
Тури невольно вздрогнула. Она как будто вернулась в один из своих рабочих дней и во время обхода заглянула в палату П-9. «Эта улыбка… Кому она принадлежит теперь? Она безумна или осознана?» – спросила себя Тури. Кажется, ей еще долго придется привыкать к мысли, что перед ней больше не больной человек.
Профессор подвинул к кровати стул и сел. Тури осталась стоять за его спиной.
– Здравствуй… – осторожно сказал он и добавил после неловкой паузы, – сынок!
Кайго продолжал молча улыбаться. Профессор с беспокойством оглянулся на Тури, ища ее поддержки, и решил попробовать еще раз.
– Здравствуй, Кисэки!
На этот раз бледные губы Кайго разлепились, и голос П-9 ответил.
– Здр… здра… – хватая воздух ртом, выдавил он и наконец справился: – Здравствуй, отец.
Его светлый взгляд переместился на Тури.
– Здра… Здравствуй, Тури.
Профессор и Тури обменялись взволнованными взглядами. Глаза профессора блестели за стеклами очков, руки дрожали на коленях.
– Почему у вас такие лица? – как сквозь сон спросил Кайго. С каждым новым словом он начинал говорить быстрее и правильнее. – У меня что-то на носу?
Тури спрятала рукой улыбку и сморгнула выступившие на глазах слезы. Как это похоже на Кисэки! Тот тоже не скупился на шуточки. «Великие звезды, неужели это действительно он! – не могла поверить она. – Неужели профессору удалось, и это тот же Кисэки, каким он был пять лет назад?»
Ей до боли захотелось обнять его. Но из головы упрямо не выходила неприятная мысль: руки, которые обнимут ее в ответ, не так давно были стянуты смирительной рубашкой.
Профессору было еще труднее сохранять хладнокровие. Тури могла только догадываться, сколько усилий стоило ему не поддаваться слепому чувству и помнить про свои обязанности перед наукой.
– Как ты себя чувствуешь, Кисэки? – спросил он слегка дрогнувшим голосом.
Тот закрыл веки, прислушиваясь к своим ощущениям.
– Как будто проспал целую вечность, – сказал он то ли в шутку, то ли всерьез.
– Так и есть, – прошептал профессор. – Ты очень долго спал, сынок, – и спросил чуть громче: – Ты знаешь, где находишься?
Кайго снова обвел глазами палату.
– Понятия не имею… В больнице? – наугад предположил он.
Профессор кивнул и задал самый главный вопрос:
– А что последнее ты помнишь?
Кайго задумался, в его сосредоточенном взгляде и движении бровей Тури вдруг почудилось что-то знакомое, что-то от настоящего Кисэки.
– Кажется, я собирался на праздник… – морща лоб, вспомнил он. – Не могу только вспомнить, на какой…
– Праздник Солнца? – подсказала Тури.
Именно в этот день, пять лет назад, они виделись с Кисэки последний раз.
– Да, верно! – с радостью подхватил он. – Я помню, что уже почти вышел из дома, когда отец попросил меня задержаться и зайти к нему в лабораторию, чтобы… Нет, больше ничего. А к чему все эти вопросы? Со мной что-то не так?
– Это простая формальность, – успокоил его профессор, послав Тури выразительный взгляд. – Обычная процедура после выхода из гибернации. У тебя была травма.
– Травма?
– Да, но теперь все позади, операция прошла успешно, – с завидной невозмутимостью подтвердил он.
Кайго опять поморщился и покачал головой.
– Странно, я ничего из этого не помню… – заволновался он. – А как меня ранили? Как я очутился здесь?
– Тебя не ранили, Кисэки, – поправил сына профессор, – ты ударился головой.
– Где?
– Не все сразу, сынок, – улыбнулся профессор.
– Но я…
– Ты потом обо всем узнаешь, – пообещал он и поднялся на ноги. – Сейчас тебе нужно отдохнуть.
Кайго действительно выглядел утомленным. Его голова утонула в подушке, веки налились сонной тяжестью, а паузы между словами опять стали длинными и напряженными.
– А скоро я смогу выйти отсюда? – успел спросить Кайго. – Мне здесь совсем не нравится.
Только теперь Тури увидела, как бесконечно уныла эта комната за экраном. Минимум мебели и никаких личных вещей. Даже окон не было, лишь ослепительный свет потолочных ламп.
– Скоро, сынок, очень скоро! – профессор добавил в капельницу лекарство. – Вот немного окрепнешь и вернешься домой. Ты помнишь свою прежнюю комнату?
– Конечно! Бежевые стены, окно с видом на сад… – с воодушевлением начал перечислять Кайго. – А еще там мой цветок!
– Цветок? – поднял брови профессор.
– Такой большой, с красными цветками и фиолетовыми листьями. Ты разве не помнишь, отец?
– Хм, должно быть, я просто устал. Нам всем нужно немного отдохнуть. Здесь тебя никто не потревожит. Если что-нибудь понадобится, просто воспользуйся этой кнопкой, – он указал на пульт на прикроватной тумбе. – Кто-нибудь из нас обязательно подойдет.
– А Тури? – остановил их слабый голос у дверей. – Тури посидит со мной? Я умираю… умираю от скуки.
Тури улыбнулась.
Они вышли из лаборатории, не сказав друг другу ни слова. Профессор повалился в первое подвернувшееся кресло, снял очки и опустил лицо на ладони.
– Как вы, профессор? – спросила Тури, дотронувшись до его плеча рукой.
Он убрал руки от лица, и она увидела, что его глаза полны слез.
– Получилось… Тури, у меня получилось, – прошептал он.
– Поздравляю с величайшим открытием, – сказала она, улыбаясь. – И со вторым рождением сына.
Профессор с благодарностью накрыл ее руку своей.
– Спасибо, Тури. Но мы не должны забывать: наша работа еще не закончена.
– Профессор, – с укоризной покачала головой она. – Если вы сейчас не отдохнете…
– Нужно понаблюдать за ним, убедиться, что перенос прошел гладко, – пробормотал он, глядя перед собой. – Я полагаюсь на тебя, Тури, – его пальцы доверительно стиснули ее ладонь. – Ты должна быть при нем неотлучно.
Она пообещала позаботиться о Кайго и даже согласилась еще раз подежурить сегодня в лаборатории, только бы профессор наконец отправился в кровать. Но сначала ей хотелось проверить свои подозрения.
– Профессор, можно мне взглянуть на комнату Кисэки?
– Конечно, – не сразу отозвался профессор, уже погрузившийся в свои размышления. – Второй этаж, первая дверь налево. Чувствуй себя как дома.
Поблагодарив его за гостеприимство, Тури поднялась по лестнице и оказалась в просторном светлом коридоре, из которого в обе стороны расходились двери.
В комнате Кисэки не было ничего лишнего: кровать, письменный стол, гардероб, одна полка с личными вещицами. Из окна действительно открывался прекрасный вид на сад профессора Камура: теперь, при дневном свете, Тури могла в полной мере насладиться его красотой.
На столе, залитом солнцем, лежала позабытая пять лет назад книга, явно из библиотеки отца – пухлая, старая, с полустершимися буквами на засаленной обложке.
На кровати остались складки одеяла, не расправленные рукой Кисэки, как будто он только на минуту вышел из комнаты и вот-вот вернется.
Все это, по мысли профессора, должно помочь Кисэки «вспомнить» самого себя.
Но здесь не было цветка.
Глава 6
Записи К. К.
Тури попросила меня вести регулярные записи о моем самочувствии и самоощущениях. Не знаю, что именно она имела в виду, но отец говорит, что это поможет мне поскорее вернуться в строй.
Мне от этого не намного легче, но обещания надо выполнять.
Запись 1
По настоянию отца целый день пролежал в кровати. Чуть с ума не сошел со скуки. Был в шаге от того, чтобы начать плевать в потолок – в этот чертов чистый, безукоризненный потолок, – и начал бы, но только язык меня еще плохо слушается. Как и пальцы! Эту страницу пришлось несколько раз переписывать начисто, чтобы можно было разобрать хотя бы одно слово. Никогда не думал, что после гибернации так резко портится почерк.
Спросить у отца: может ли повторная гибернация вернуть мой каллиграфический почерк? Или, по крайней мере, нельзя ли заменить дневник на бумаге дневником на планшете. Нажимать клавиши было бы легче, чем снова и снова переписывать эти каракули.
Спросить у Тури: не знает ли она, когда кончится мой постельный режим?
Запись 2
Отец доволен моим самочувствием. Теперь я могу не только лежать, но и сидеть. Чтобы мне было не так скучно, Тури принесла коробку чистой бумаги и несколько часов подряд учила меня делать оригами. Говорит, это поможет восстановить моторику пальцев. Выяснилось, что у меня нет никакого таланта к бумажным поделкам. Я изорвал целую кипу листов, но так и не сделал ничего, похожего на оригами.
Тури познакомила меня с парнем по имени Ренн Руа. Говорит, он помогал отцу вытаскивать меня с того света. Подозрительный тип. За все время, пока они были в моей комнате, не проронил и слова, только наблюдал за мной и шептал Тури: спроси его об этом, спроси его о том… Если он такой любопытный, почему бы ему не задать вопрос самому? Стоило мне указать на это, как он насупился и вышел вон. Я вовсе не хотел его обидеть, хотя… гм… почему-то совсем не уверен, что он не пытался оскорбить меня.
Тури говорит, у Руа непростой характер, и просит меня быть с ним помягче и поприветливее. Что-то мне подсказывает, что то же самое она сказала и ему. Она всегда была такой, сколько я ее помню. Избегает конфликтов.
Спросить у Тури: могла ли гибернация изменить мой голос. Стоит мне только открыть рот, как тут же возникает ощущение, что в комнате, кроме нас, есть еще кто-то третий.