Ник долго стоял возле этого балагана, как завороженный. Потом бросил в их шляпу сразу пять патронов.
– Эх, хорошо быть уродом, – пробормотал рядом неопрятный дядька желчного вида со всклокоченной седоватой бородой. – Тут ворочаешь целый день навоз на ферме и не имеешь ничего, кроме миски грибов и чашки браги, а они, знай себе, рот открывают, и денежки потом считают.
– Так еще и голос надо иметь, – возразил ему кто-то.
– Голос? – насмешливо переспросил тот. – Ты что, слепой?
Дядька ткнул пальцем в дальний угол позади артистов. Там на походном столике был разложен военный ноутбук в ударозащищенном корпусе, а за ним сидел карлик в ярко-зеленом комбинезоне и рыжем длинном парике. От ноутбука шли провода к мощным динамикам, из которых звучала музыка.
– Вот почему они не могут "петь" все, что закажет публика. Только то, что есть в компьютере, – пояснил дядька.
Ник пожалел о брошенных патронах – хватило бы и двух.
Немного дальше на платформе румынские цыгане зазывали всех поиграть в наперстки. Смуглый малый, окруженный несколькими земляками, которые явно были с ни заодно, присев на корточки, двигал на грязной картонке три наперстка, под одним из которых скрывался бурый шарик из непонятного материала. Вступивший в игру делал ставку патронами и затем указывал на тот наперсток, под которым, по его мнению, находился шарик. Малый поднимал его, и, если шарика там не оказывалось, забирал патроны себе, а если игравший против него угадывал верно, отдавал ему ставку и от себя добавлял столько же. За то время, что Ник наблюдал за ними, выигрывал только малый.
– Вы знаете, почему они всегда выигрывают? – вдруг зашептал ему на ухо, дыша перегаром, невзрачный субъект в очках с одним треснутым стеклом.
Ник отстранился.
– Почему? – спросил он больше из вежливости, чем из-за реального интереса.
– Потому что делают шарики из засохших соплей, – огорошил его очкарик. – Он липнет к стенке и не падает вниз, когда наперсток поднимают. Надо заставить его заменить шарик. Вот на этот, – он разжал ладонь и показал шарик из дерева. – Я его сам сделал. Если у вас есть патроны, мы могли бы сыграть. Дело верное, выигрыш пополам.
– Я не участвую в подобных играх, – отказался Ник.
Выбравшись из толпы, он пошел между торговыми рядами. Если рынок на "Бонд-стрит" специализировался, главным образом, на оружии и боеприпасах, то этот был универсальным. Лотки с товарами занимали не только всю платформу серой линии, но и тянулись в переходы на смеженные одноименные станции синей и голубой линий. Переходы были хоть и узкие, но очень длинные, так что места в них получалось даже больше, чем на платформах.
Товары группировались по своим правилам. На платформах размещалось то, что сталкеры приносили с поверхности, а в переходах – то, что изготавливалось в метро. Здесь были одежда и обувь из свиной кожи, сушеные грибы, грубая разборная мебель из досок, жареные на вертеле крысы, свиная колбаса, мыло кустарного изготовления и даже местная газета, стоившая баснословно дорого. Купить ее могли позволить себе только очень богатые люди да подгулявшие сталкеры. Даже Нику десять патронов за небольшой клочок бумаги с отпечатанным в подземной типографии не очень четким текстом показались чрезмерной ценой.
Люди двигались по переходу, прижатые друг к другу, сплошной массой, а торговцы стояли у стен, вывесив свой товар на груди, на стене или положив на небольшие столики у ног. Если кто-то останавливался прицениться, движение сразу затруднялось, поэтому покупать следовало быстро, чтобы не мешать остальным.
Ник смотрел больше на покупателей, чем на продавцов, полагая, что Крюк и компания ничего продавать не могут. Он увидел, как метрах в пяти впереди у одного из покупателей съехал легкий шарф, которым тот прикрывал шею, и под ним мелькнула разноцветная татуировка. Кажется, она изображала паука. Тот тут же поправил шарф и закрыл татуировку, но Ник его запомнил. Расталкивая народ, он кинулся к следом. Но и тот, словно почувствовав преследование, прибавил шагу.
Плотная ярмарочная толпа не торопилась расступаться перед Ником. Наоборот, она сопротивлялась тому, чтобы он вырвался из общего движения. В ответ на толчки, он получал точно такие же толчки, и дело не двигалось. Чем больше он старался просочиться между спинами, тем плотнее они смыкались перед ним.
– Извините, – бормотал он, – мне нужно пройти, пропустите, пожалуйста!
Никто не возражал, но и не пропускал.
– Мне очень жаль, правда, у меня срочное дело, я опаздываю, – продолжал оправдываться он.
Безрезультатно – людей было слишком много, а места слишком мало.
Внезапно сзади раздался крик, и движение людского потока остановилось. Ник оглянулся. Рядом вспыхнула драка между торговцем и вором. Вор попытался стащить товар с лотка, торговец заметил это и схватил его за руку. Дернувшись пару раз, вор, здоровый малый с маленькими глубоко посаженными глазками, двинул торговца кулаком в лицо. У того пошла кровь носом, но он все равно не отпустил вора, а неумело ударил его в грудь. Торговец был заметно щуплее своего противника. Сзади напирали люди, и теснота стала еще больше. Размахнуться толком не могли ни тот, ни другой. Товары с низенького столика полетели вниз и захрустели под ногами. Казалось, вор сейчас вырвется и убежит. Пара человек кинулась помогать торговцу, и попытались скрутить вора. Но и у того нашлись сторонники, вступившиеся за него. Вскоре в переходе уже дрались и толкались человек пять-шесть.
Драка приблизилась к Нику вплотную. Он оглянулся на человека с татуировкой – тот исчез. "Черт бы вас побрал!" – разозлился он и уже без всякой вежливости стал выбираться из толпы, как вдруг вор страшно захрипел, его лицо перекосилось, глаза закатились и он повалился прямо на Ника. Тот оттолкнул его от себя, люди расступились, вор растянулся на полу, дернулся пару раз и затих. Из правого бока у него пониже ребер торчал нож. «В печень попали», – автоматически определил Ник.
Рукоять ножа показалась ему странно знакомой. Он похлопал себя по боку и с удивлением почувствовал, что ножны пусты. Вдруг кто-то схватил его под руку.
– Это он убил! – услышал Ник вопль рядом с собой. – Зовите полицию!
– Полиция! Полиция! – раздались возбужденные возгласы по цепочке и покатились в обе стороны перехода.
Ника почувствовал на себе еще несколько рук – его держали за одежду, ремень, под руки. Он запоздало дернулся, чтобы освободиться.
– Уйдите, уроды! – крикнул он.
Затрещала куртка, он сбросил двоих, но на него насели еще.
– Стой смирно, – велел ему кто-то в самое ухо, – а то хуже будет.
Это был незнакомый ему толстый и здоровый парень с вонючим дыханием.
– Зубы, падла, сначала почисти! – огрызнулся Ник и саданул того локтем в грудь.
В ответ здоровяк заехал ему кулаком в живот. Ник напряг брюшные мышцы, и удар не достал до солнечного сплетения. Затем он отвел голову к правому плечу и резким движением ударил парня головой в лицо. Хрустнул нос, тот замычал и закрылся ладонями. Ник дрался отчаянно, и сил ему придавало возмущение от несправедливого обвинения.
Едва он освободился, как опять два человека схватили его под руки, а еще один присел и обнял ноги руками, сжав их вместе. Ник сделал вид, что падает, вырвал одну ногу, заехал коленом в подбородок присевшему, повис на тех, что держали руки, сделал кувырок и разбросал всех.
Но тут же на Ника навалились новые желающие задержать его. Их руки опутали его, словно лианы. Все лица слились у него перед глазами в одно расплывчатое пятно, а голоса – в общий гул. Но один голос все же показался ему странно знакомым. Он повернул голову и увидел Марвина – сутенера с "Бонд-стрит". Тот мертвой хваткой уцепился ему в левую руку. Он смотрел на Ника с ненавистью. Затем опять заорал.
– Это он убил, я все видел!
– Ты что несешь, ублюдок? – возмутился Ник. – Никого я не убивал, я вообще в другую сторону смотрел!
– Не верьте ему, – не унимался Марвин, – врет он все!
Народ вокруг одобрительно загудел.
– Полиция разберется, – сказал кто-то с торжеством. – Устали мы от вас, карманников проклятых!
– Какая, к черту, полиция? – все еще пытался оправдаться Ник. – Я мимо шел!
– А нож твой где? – спросил кто-то, заметив его пустые кожаные ножны.
Ник запнулся. Он не мог понять, каким образом его нож очутился в боку мертвого вора.
Ник шарил глазами по толпе в надежде на то, что Крюк, если это был он, остался посмотреть бесплатное представление. Но того и след простыл. "Ушел, – понял Ник, – я упустил свой шанс".
Вскоре прибыли полицейские и одели на Ника наручники. Его и еще нескольких свидетелей отвели в участок, размещавшийся в служебном помещении на платформе голубой ветки. По пути его без церемоний подгоняли тычками в спину. Но в участке, где он предъявил удостоверение сталкера, полицейские стали относиться к нему более сдержанно.
Допрашивал его лично начальник гринпарковской полиции – служака из бывших полицейских. Он старательно изображал старшего офицера, но Ник был уверен, что в прежней жизни тот был всего лишь констеблем.
Сколько Ник ему не доказывал, что он тут ни при чем, начальник не верил. Против Ника была серьезнейшая улика – принадлежащий ему нож с его же отпечатками пальцев в теле убитого и показания Марвина, который уверял, что видел все лично. Впрочем, здесь и одного ножа хватило бы.
– Ты пойми, – говорил начальник полиции слегка усталым голосом почти доверительно, – этот малый, Ветерок, был дерьмом. Промышлял кражами по ярмаркам здесь и на других торговых станциях, мы его ловили несколько раз, наказывали. Но кража не оправдывает убийство. Я понимаю твое возмущение и все такое, но не стоит та мелочевка, которую он пытался увести, человеческой жизни, даже такой, как его.
– Какая мелочевка? Какой жизни? – яростно защищался Ник. – Вы что тут все – с ума сошли? Не знаю я ничего! Не виновен я!
– А твой нож в боку у него как оказался? – укоризненно спросил полицейский.
– Его могли украсть, – предположил Ник, – там такая толкучка была.
– Но есть ведь свидетель, который все видел, – возразил тот.
– Какой свидетель? Марвин, что ли? Это же сутенер с "Бонд Стрит", такое же дерьмо, как и тот вор. Вы что, ему верите?
– Он поклялся, что так оно и было.
– Он поклянется в чем угодно, если потребуется! – сказал Ник. – Таким как он, это нетрудно.
– У меня нет законных оснований не доверять ему, – гнул свое бывший констебль. .
– Я сейчас расскажу вам о таком основании, – сказал Ник. – С месяц назад я хорошенько вздул его в баре на станции "Бонд Стрит", и он поклялся, что отомстит мне. Можете там спросить, это слышало много народа. Вот это и есть его месть.
– Так ты хочешь сказать, что это он заколол Ветерка твоим ножом, а потом свалил на тебя? – скептически скривился старый служака.
Ник молчал. Марвин был, конечно, подлым малым, но Ник не был уверен, что тот способен на убийство только ради того, чтобы отомстить за унижение в банальной драке. К тому же, дело было уже давним.
– Я хочу сказать, что никого не убивал, – ответил он. – А искать убийцу – ваше дело. Почему бы не предположить, что убийство совершил кто-то другой, а он просто воспользовался моментом, чтобы оклеветать меня?
– Но почему жертву закололи именно твоим ножом? – спросил начальник полиции.
Ответа на этот вопрос у Ника не было.
Его отвели в камеру. На станции она была лишь одна и в ней уже кантовались несколько мутных ярмарочных типов. Один томился за попытку уклониться от уплаты пошлины, другой торговал из-под полы дурью, и попался, третий избил жену, сломав ей пару ребер.
Узнав, что Ника задержали по подозрению в убийстве, они опасливо от него отодвинулись.
Через час Ника вызвали на очную ставку, где сутенер, глядя на него прозрачными водянистыми глазами, бесстрастно подтвердил свои слова.
– Ты библейские заповеди помнишь? – поинтересовался у него Ник. – Там написано – не лжесвидетельствуй.
Марвин ничего не ответил.
– Я могу идти? – спросил он у полицейского.
– Иди, – кивнул тот, – только со станции пока не уходи, – можешь понадобиться.
Когда за ним захлопнулась дверь, полицейский повернулся к Нику.
– Все понял?
– Что он мерзавец? – уточнил Ник. – Так я давно это знал.
– Что дела твои плохи, сынок.
– Насколько плохи?
– Судить тебя будут.
– Когда?
– Да прямо завтра.
– Так быстро?
– У нас все делается быстро.
– И что дальше?
– Я не судья, но, сдается мне, что тебя повесят.
– Возьмете грех на душу, – сказал Ник, – я невиновен.
– Все улики против тебя.
– Такое тоже бывает.
Полицейский принялся задумчиво барабанить пальцами по столу.
– А хочешь избежать?
– Чего? – не понял Ник.
– Суда, чего же еще!
– Это как? – удивился он. – Правосудие ведь неотвратимо.
– Выполни одно поручение для станции и все подозрения с тебя будут сняты. Ты ведь сталкер? Есть дело на поверхности.
От такого поворота дела у Ника голова пошла кругом.
– Так это все вы? – спросил он.
– Что, мы?
– Все подстроили.
Полицейский разозлился. .
– Дурак ты, парень! Оно само так сложилось. Я-то, допустим, тебе верю, но что я могу сделать при таких обстоятельствах? Кто-то ведет против тебя игру, как я понимаю, но расследовать это, у меня нет ни сил, ни времени. Вся станционная полиция состоит из четырех человек, включая меня. А народа здесь трется, видел сколько? Какие тут могут быть расследования? Все, что я могу для тебя сделать – это послать наверх для очень опасной, но выгодной тебе работы. Выполнишь ее – все будет забыто.
– Такое, значит, теперь правосудие? – саркастически спросил Ник.
– А какого ты хотел под землей? – вопросом на вопрос ответил тот. – Какое общество, такое и правосудие. Ущербность одного делает ущербным другое.
– А как же этот ваш "свидетель" Марвин? Ведь он все "видел".
– А что свидетель? Он тоже на нашей станции задерживался полицией, девок своих привозил, а они на него заявили, что избивает их. Так что веры ему большой нет.
Ник почувствовал себя так, будто его вываляли в нечистотах. Ему хотелось только одного – поскорее освободиться и броситься в погоню за Крюком. Ведь пока он тут прохлаждается, тот может уйти далеко, и тогда он не успеет помешать сделке по продаже карты подметровцам.
– Ладно, – сказал он, мрачно глядя в глаза полицейскому, – я согласен.
11
После ночевки в боковом тоннеле между станциями "Квинсвэй" и "Нотинг Хилл Гейт", бандиты выбрались наружу и двинулись по направлению к станции "Бонд стрит".
Отправляясь за картой, Крюк выбрал себе подручных из тех, кого знал по прежним делам в банде Проповедника. Банда не имела привязки к одному месту. Она могла появиться на любой станции любой линии, совершить дерзкий налет и так же внезапно исчезнуть, как и возникла.
Подручные были хоть и молодыми, но уже не зелеными. Наверх они не ходили и были типичной подземной шпаной, промышлявшей кражами, торговлей наркотой и стоянием на шухере, когда банда устраивала налет.
Глава банды, всегда появлявшийся перед остальными в маске, получил свою кличку за то, что любил напоминать ограбленным и связанным торговцам слова из Библии о тщете богатства и о том, что легче верблюду пролезть в игольное ушко, чем богатому войти в царство Божие.
Дебил был малость придурковатым малым. Он любил солдатский юмор, громко смеялся над простецкими шуткам, был не дурак выпить и не забивал голову всякими сложностями. Крюк взял его за то, что тот отличался большой физической силой.
Мокрый, наоборот, был хитрым, подозрительным и никому не доверял. Сам Крюк держался с ним настороже. Он охотно отказался бы от его услуг, да больше никого не подвернулось. Именно Мокрый особо усердствовал в пытках Санжита, поскольку был в этом деле большим мастером.