– Кофий захочешь, в термосе!.. И бутерброды!
– Помню, дошло, усекла!
Мать, растроганно глядя ей вслед, незаметно перекрестила, прочитала короткую молитву.
Первый двор, в котором предстояло убираться Кругловой, был просторный, довольно зеленый, с несколькими детскими площадками, со столами для пенсионеров. За крайней пятиэтажкой находился второй двор, чуть поменьше, а третий выходил на улицу и был сплошь заставлен машинами.
Надя повязала платок, оставила тележку недалеко от детской площадки, увидела сваленные кучей картонные коробки, разбросанные здесь же бутылки из-под пива ночным гульбищем, но заниматься этой мелочью не стала, последовала совету матери.
Картонные коробки, то ли из-под спиртного, то ли из-под техники, были неудобными, негнущимися, корявыми. Круглова принялась было ломать их, но они вырывались, распрямлялись, опять становились громоздкими, царапающими.
Она стала аккуратно и со злостью складывать их пластинками, прижимая коленкой и перехватывая тонким режущим жгутом.
Получилась целая гора. Круглова подкатила тележку, загрузила картон, перехватила сверху тем же жгутом для верности и, натужась, потолкала все это богатство на спецплощадку для крупногабартиного мусора.
Пока сгружала привезенное, заметила кем-то выброшенный телевизор с большим разбитым экраном, выругалась, развернула тележку, двинулась в его сторону, по пути подбирая бутылки, банки, двухлитровые пузыри для кока-колы, сваливая все в объемный мешок.
Принялась затаскивать телевизор на тележку, но он был тяжелый и неудобный, приходилось крутиться с разных сторон, чтоб не разбить его, не порезаться, не оступиться и не растянуться коровой.
Неожиданно услышала за спиной:
– Позвольте вам помочь?
Оглянулась, увидела мужчину под пятьдесят, среднего роста, улыбающегося, с длинными до плеч волосами. В нем было что-то неожиданное, загадочное.
– Давайте вдвоем. – Он зашел с другой стороны, легко и просто подцепил телевизор, вместе выравняли на тележке. – Все в порядке.
– Спасибо, – кивнула Надя, поправляя выбившиеся из платка волосы и с любопытством глядя на мужчину. – Замучилась… Первый день сегодня. Не все получается.
– А по-моему, получается, – продолжал улыбаться мужчина. – Я за вами наблюдаю уже минут двадцать.
– Зачем?
– Интересно.
– Ничего интересного, – отмахнулась Круглова. – Меньше часа работаю, а уже жить не хочется.
– Вы очень пластично двигаетесь.
– Чего-о?
– Движения ваши мягкие, женственные. Своеобразный танец. Видимо, потому, что никогда не занимались этой работой.
– Знаете чего?
– Даже не догадываюсь.
– Идите своей дорогой, дядя… Танец он увидел. Потанцуйте с мое, копыта сразу откинете.
– Я живу здесь рядом, просыпаюсь рано, могу иногда быть вам подмогой.
– Закадрить решили, уважаемый?
– Для начала познакомиться.
– Еще заверните про любовь с первого взгляда.
– Про любовь пока сказать не могу, но симпатия возникла. Как вас зовут?
– Ну, допустим, Надежда.
– Меня Арамис.
– Что за имя такое?
– Французское.
– Сами француз, что ли?
– Нет, русский, – засмеялся мужчина. – Мама зачитывалась романом вот и назвала в честь одного из мушкетеров.
– Как этого?.. Ну, который в шляпе!
– Боярский. Д' Артаньян.
– Ну да… Уже внуки бегают, а он все в шляпе!
– Дело вкуса. – Арамис достал визитку из заднего кармана джинсов. – Я – художник. Меня заинтересовала ваша фактура.
– Во как? – удивилась Круглова, изучая визитку.
– Правда. Можно написать интересный портрет.
Круглова какое-то время молча и с недоумением смотрела на него, потом стала смеяться:
– Боже ж ты мой… До чего вы, мужики, все глупые.
– Почему? – вскинул брови художник.
– Нет чтоб прямо все сказать, так начинает пудрить мозги, визитку подсовывать, про фактуру заливать… Взрослый человек, а хуже детсада.
– Я серьезно, Надежда, – попытался объяснить Арамис, улыбаясь словам девушки. – Без всяких задних мыслей. В вас есть своеобразная красота. Натуральность. Честное слово.
– Вы, может, и без задних мыслей, зато я с передней… Идите своей дорогой, уважаемый мушкетер, и не мешайте дворничихе заниматься грязным делом. Салют! – Взяла тележку, через несколько шагов остановилась: – У меня парень есть!.. Молодой, умный, красивый. Узнает, что пристаете, будут проблемы.
Неожиданно из-за угла вывернула Клавдия Петровна, направилась к дочери.
– Как ты тут?
– Вкалываю. На ногах еще держусь.
– Ничего, привыкнешь. Я тоже попервой в обморок падала. – Мать перевела взгляд на Арамиса, стоявшего рядом. – А это кто?
– Художник. Помог вот погрузить телевизор.
– Спасибо. – Мать подошла к нему, протянула руку. – Не все люди такие отзывчивые.
– Этот отзывчивый. Вот визитку дал.
Та взяла визитку, прочитала написанное.
– Художник, значит?
– Художник.
– Мой муж тоже был художником. Особенно когда выпивал. Кулаком не в картинку, а сразу в морду… И развозит по всей квартире. Три года терпела это рисование.
– У нас по-другому.
– Слава богу… Только имя у вас непонятное.
– Мушкетер! – засмеялась Надя.
– А, ну да, – не совсем поняла мать. – Хотите, наверно, нарисовать мою дочку?
– Хочу, но она не соглашается.
– И правильно делает. Нарисуете, потом алименты с вас до конца жизни не отсудишь.
Художник громко рассмеялся:
– Неплохая, кстати, идея!.. Одинокий, детей пока нет, алименты готов платить исправно!
– Если б мне такое предложили, я, может, и подумала бы, – задумчиво произнесла мать. – А для дочки… для дочки опоздали. Молодая, своего еще встретит. Так что рисуйте, уважаемый, кого-нибудь другого. Их вон сколько бродит!
По пути вдвоем они погрузили на тележку выброшенный кем-то протоптанный старый ковер, прихватили какой-то мелкий мусор и стали сваливать все это в один объемный контейнер.
Вдруг Надя Круглова остановилась, глянула вслед уходящему художнику:
– А мужчина ничего себе… Интересный. Может, зря мы так?
– Поглядим. Если что-то серьезное, никуда не денется. Обязательно проклюнется, – ответила мать и улыбнулась. – Ты ведь вон какая у меня принцесса!
Надя Круглова вышла из-под душа, протерла до красноты тело полотенцем, причесала волосы, накинула халатик, вышла из ванной.
Появившись на кухне, от удивления остановилась. Стол был накрыт по-царски. На большой тарелке мясная нарезка, сыр, маринованные помидорчики, маленькие в мизинец огурцы. Отдельно виноград, груши, персики. А посередине бутылка шампанского с бокалами.
Клавдия Петровна смотрела на дочку, довольно улыбалась.
– Мам, в честь чего это?
– В честь твоего первого рабочего дня.
– Наверное, дорого?
– За сегодня заработали. – Мать взяла с комода конвертик, вынула три бумажки по тысяче и несколько купюр помельче. – С твоей бывшей работы прислали.
– Кто?.. Ксюшка?
– Наверное… Сказала, девчата скинулись.
– А больше ничего?
– Велела, чтоб обязательно выпили. – Клавдия Петровна не без труда откупорила бутылку, разлила шампанское по бокалам. – Давай, дочка, вот за что… Я мало рассказывала про твоего отца, это как отрезанный палец, который не заживает. Был выпивающий, хоть и неглупый. Мечтал быть всем, а получилось – никем.
– Картины правда рисовал?
– Все пробовал. Картины, книжки, песни, стишки – за все хватался. Как полоумный. И все людям на смех, себе на выпивку! Но одну вещь он говорил правильную. Не гнись, говорил, ни перед кем и никогда. Один раз согнешься, дальше до самой земли додавят. Поэтому помни эти слова, и как бы тяжело ни было, никогда не думай, что ты перед кем-то виноватая!.. Хвост крючком, грудь – бубликом. Так говорил твой отец.
– Он живой?
– Неизвестно. Три года видела как-то, потом исчез. – Мать помолчала, повертела в пальцах фужер. – Говорил грамотно, сам все делал наоборот. Навыворот.
Чокнулись, выпили, стали закусывать, кто чем.
– Ты про этого мужичка… как его?..
– Арамис?..
– Ну да… Придержи на какое-то время его в голове. Мало ли как вытанцуется.
– Мам, он старый.
– Пусть. – Клавдия Петровна наполнила снова фужеры. – Пусть старый… Зато будет ценить твою красоту и молодость и по бабам меньше шастать.
– Говоришь так, будто мне он уже понравился.
– А чем он может не понравиться?.. Высокий, интересный, с волосами. И при деньгах, наверное.
– Деньги не главное.
– А что главное? – вдруг завелась мать. – Шелупонь подъездная, от которой не продыхнуть?.. Или твой Кирюша, из-за которого жизнь тормашками пошла?
– Мам, мы для чего празднуем?.. Для скандала?
– Для разговора!.. Беседы! Могу я с тобой как мать поговорить?
– Можешь.
– Слушай и запоминай… Хватит быть дурочкой! Хватит думать, что ты самая распрекрасная на свете!.. Таких, как ты, вон мусорных бачков не хватит!.. Ходи, оглядывайся, улыбайся, выбирай. Не понравился человек первый раз, подойди второй. Еще раз приглядись! А будешь мордой крутить, так на всю жизнь дворничихой и останешься!
От звонка мобильного обе вздрогнули, мать перекрестилась:
– Перепугал… Кто это?
Надежда взглянула на экран, пожала плечами:
– Не знаю… Номер не определен. – Включила связь, поднесла аппарат к уху. – Слушаю. – Замерла на момент, потом прошептала: – Кирюша, ты?.. Рада, очень рада. А ты где сейчас?
Клавдия Петровна вдруг кинулась на дочку, попыталась вырвать мобильник.
– Не смей!.. Не смей с аферистом разговаривать!.. Звони в полицию! Пусть разберутся, арестуют!
– Мама, перестань! – отбивалась Надя, продолжая прижимать телефон к уху. – Дай мне поговорить, мама!
– Я сама с ним сейчас поговорю!.. Дай трубку!.. Я все ему скажу. Убирайся, сволочь! Не смей больше звонить!
Телефон выскользнул из рук, упал на пол, крышечка с батарейкой отвалилась. Круглова подняла телефон, поставила все на место, связи не было. Тихо прошептала:
– Все, больше не позвонит.
– И слава богу.
– Не слава… Я должна ему помочь.
– Чем?
– Он сказал, что запутался… Что нужен совет.
– Твой?
– Да, мой.
– Уже насоветовала. На сто сорок тысяч! И это без ресторана!
– Людям надо помогать, мама.
– Надо!.. Но людям, а не всякой гадости. Кто он тебе, что ты должна ему помогать?
– Я его люблю.
– Ну, вот… Приехали. – Мать опустилась на стул, вздохнула: – Вся в меня, дурочка.
Телефон зазвонил снова, и снова на экране номер не определился.
– Мама, – почему-то шепотом попросила Круглова. – Не мешай мне. Дай поговорить… Я сама разберусь… – Включила связь. – Кирюша, я телефон уронила… Да, мама сначала кричала, теперь успокоилась. А ты где?.. Правда?.. Так я бегу! Прямо сейчас бегу. Жди, не уходи!
Надя сбросила халат, заметалась по квартире в поисках подходящей одежды. Хватала, меряла, отбрасывала, надевала.
Клавдия Петровна продолжала сидеть за столом, глядя в одну точку.
Наконец, дочка появилась, одетая и причесанная, произнесла:
– Не беспокойся. Я ненадолго.
– Не опоздай на мои похороны, дочка.
– Мам, ты чего?.. Только поговорю и обратно.
– Возьми деньги. Вдруг пригодятся.
– Спасибо, мамочка… Ты самая лучшая, самая добрая, самая дорогая. – Круглова расцеловала Клавдию Петровну и выбежала из квартиры.
…Кирилл сидел на скамейке в небольшом сквере недалеко от дома, несильно раскачивался, тревожно поглядывал по сторонам. Синяки на его лице слегка посветлели, кровоподтеки ушли, на одежде тоже почти не осталось следов. Увидел Круглову, поднялся, быстро двинулся навстречу.
Обнял, крепко прижал.
– Ты мое чудо… Единственное на этом свете.
– Здравствуй, родной… Здравствуй, любимый. Глазам не верю, здравствуй.
Сели на скамейку, парень взял ладони Нади, поцеловал.
– Не нужно, щекотно, – засмеялась она. – Даже не верю, что вижу тебя.
– Знаешь что? Запутался. Окончательно запутался. Всего боюсь, от всех бегаю, не с кем даже поговорить.
– А со мной?
– Разве что с тобой. Потому и приперся.
Круглова уселась поудобнее.
– Рассказывай. Я обязательно что-то придумаю, посоветую.
Он глянул на нее, улыбнулся.
– Чудо мое… Пока не готов, – Кирилл достал из кармана пятитысячную купюру. – Держи. Как обещал.
– Что это? – не сразу поняла Надя.
– Долг, который брал ночью… Я ведь обещал вернуть, вот и вернул.
– Спасибо. – Она чмокнула его в щеку. – Получается, у тебя все нормально?
– По-разному. Но денежек принес.
– Я тоже принесла. – Круглова вынула из кармана курточки три тысячные купюры. – Боялась, ты совсем без денег.
– Ты – диво!.. Диво, которых сейчас нет! – Кирилл заставил подружку положить деньги обратно. – Понадобятся, попрошу.
– Тогда может не быть. Я же больше в магазине не работаю.
– Уволилась?
– Уволили.
– Из-за меня?
– Немножко из-за тебя, немножко из-за меня. В полиции после ресторана допрашивали. И даже протокол составили.
Кирилл тревожно огляделся.
– Чего ты? – взяла его за руку Надя. – Все время оглядываешься. Кого-то боишься?
– Есть такой момент.
– Полицейских?
– Полицейских я не боюсь. Они давно мышей не ловят. А если ловят, то только своих. Есть другие кореша.
– Те, которые ждали в подъезде?
– Детка… Мало знаешь, крепко кемаришь. – Он прикрыл ей рот ладошкой. – Что про меня в ментуре спрашивали?
– Номер телефона спрашивали. Как давно тебя знаю… Про наркотики спрашивали.
– Какие наркотики? – резко повернулся к ней Кирилл.
– Капитан допытывался, были ли мы под кайфом, когда целовались.
– Ну?
– Сказала, что он дурак.
Кирилл напряженно помолчал, подозрительно посмотрел на подружку:
– В чем ты призналась?
– Ни в чем. Про ресторан сказала, про деньги сказала, про любовь тоже.
– Я у них в картотеке?
– Показали фотку. Я тебя узнала. Но ты там под разными фамилиями. И еще полицейский сказал, что ты все время меняешь симки.
– Есть такой момент. – Кирилл нежно провел ладонью по ее волосам. – Значит, с работы выгнали?
– С треском.
– Только из-за меня?
– Не только. Как-нибудь расскажу.
– Пока не работаешь?
– Почему?.. Мама пристроила. Дворничихой.
– Дворничихой?
– А чего такого? Нормальная работа. Утром поковырялась, вечером покопалась, целый день дрыхнешь.
– А зарплата?
– Пока не знаю. Сегодня был первый день. – Круглова что-то вспомнила, вынула из кармана визитку. – А зато я с одним человеком познакомилась.
– С кем же?
– С интересным… Чем хорошо быть дворничихой? Возишься во дворе, а перед тобой все люди туда-сюда, как на ладошке. Вот и этот художник подвалил.
– Покажи.
Кирилл взял визитку, какое-то время внимательно изучал ее, с недоверием посмотрел на Надю:
– Он сам к тебе… подвалил?
– Сказала ж!.. Телик… раскуроченный!.. никак не могла затащить на тележку, он помог.
– А ты знаешь, кто это?
– Арамис.
– Верно. Художник Арамис Кожинов. Очень известный художник.
– Он так и сказал.
– О чем-нибудь говорили?
– Предлагал нарисовать меня. Я послала.
– Дура.
– Почему?
– Такую птицу из рук выпускать нельзя. Можешь ему позвонить?
– Прямо сейчас?
– Зачем сейчас?.. Вечером или завтра. Но не затягивай, такие типы свободными долго не гуляют. Обязательно кто-то заарканит.
– Он че, такой крутой?
– Круче не бывает. Знаменитый, богатый, обогретый властью.
– Не-е, звонить не буду, – покрутила головой Надя. – Сам меня найдет.
– Думаешь?
– Уверена. Сказал, что я фактурная… Ну, фигуристая. Смотрел, в глаза будто масла налили.
– Постарайся, любимая. – Кирилл снова поцеловал подруге руку. – И меня с ним познакомишь. Это будет полезное знакомство. – Поднялся, в который раз бросил взгляд по сторонам. – Пора… А то как бы приятели не нагрянули.