========== Пролог ==========
— А мы напоминаем, что пароль для нашего следующего выпуска — «Меч Годрика», — весело проговорил я. — Берегите себя.
Взмах волшебной палочки — и характерный треск прекратился. Эфир был закончен.
— Фред, отличное выступление, — Джордж ободряюще хлопнул меня по плечу.
Я лишь улыбнулся. Хм… оказывается, если поднапрячься, то это выходит очень даже правдоподобно.
— Надеюсь, наша передача внушает людям уверенность в завтрашнем дне и дарит хоть толику надежды на светлое будущее.
— Не сомневаюсь! — брат был погружен в свои мысли, поэтому не заметил фальшивых ноток в моем голосе. Ведь мне совершенно было не до веселья и благородства.
Джордж потянулся, разминая затекшие плечи и спину, и легко поднялся на ноги.
— Долго не засиживайся. Нам нужно изготовить несколько партий Обморочных орешков: ребята попросили. Они уже почти все израсходовали. У меня завтра встреча с Аберфортом: он и передаст наши «вредилки» в Хогвартс.
— Сейчас все здесь приберу и помогу тебе, — заверил я, глядя вслед удаляющемуся Джорджу.
Оставшись в одиночестве, наконец убрал с лица глупую, наигранную улыбочку. Откинувшись на спинку дивана, устало прикрыл веки, погружаясь в не самые радужные мысли…
Вот уже семь месяцев, как мне не хочется улыбаться. Семь месяцев, как мой мир превратился в расплывчатое серое пятно. Семь месяцев, как мое сердце будто оказалось зажатым в тиски. Семь месяцев, как мы ведем передачу для тех, кто еще готов сражаться против Темного Лорда. Семь месяцев…
Мой взгляд скользнул по небольшому радиоприемнику, указательный палец очертил контур прямоугольной коробки. Именно так я когда-то изучал черты ее милого лица… Ладонью накрыл холодный динамик и, закрыв глаза, воскресил в памяти любимый образ. Я будто вновь ощутил мягкую кожу ее щеки…
Семь месяцев, как она исчезла. Семь месяцев, как трое героев ушли выполнять задание погибшего директора. Семь месяцев, как я каждую неделю весело щебечу в радиоприемник, искренне надеясь, что она меня слышит. Семь месяцев, как мне только и остается верить в то, что она все еще жива.
Она.
Моя Гермиона Грейнджер.
За эти месяцы я часто пытался разобраться в себе, осознать, когда… когда же я понял, что Грейнджер для меня не просто симпатичная девчонка, правильная гриффиндорка, лучшая подруга младшего брата, надоедливая староста? Когда она стала для меня кем-то, ради кого хотелось просыпаться? Кем-то, кто постоянно приходил ко мне во снах? Когда она стала той, кто прочно обосновался в моем сердце?
========== Глава 1 ==========
Первые воспоминания о Гермионе остались в моей памяти чем-то незначительным: очередная девочка, которую Распределяющая Шляпа направила за наш красно-золотой стол. Девочка, которая пыталась учить нас уставу школы и правилам поведения. И это при том, что мы-то были старше этой пигалицы! Тогда ее поведение раздражало и вызывало желание поставить выскочку на место. Что мы с Джорджем регулярно и делали… Маленькая мисс Всезнайка относилась к нашим выходкам спокойно, с легкой тенью презрения. И в очередной раз раздавала советы и указания. Это бесило до чертиков.
После Хэллоуина Грейнджер внезапно сблизилась с Роном и Гарри. Девочку будто подменили: из глаз исчез огонек надменности, голос стал тих, пропали командные нотки. Грейнджер оказалась весьма забавной и отважной девчонкой, умеющей хранить тайны, с которой можно было поболтать на отвлеченные темы. А что было особенно важно, Гермиона оказалась командным игроком.
Я думаю, что посмотрел на Гермиону как на девушку именно тем первым летом, когда она впервые приехала в Нору. Как раз незадолго до Чемпионата Мира по квиддичу.
Посмотрел в прямом смысле этого слова.
До сих пор чувствую, как полыхают мои щеки при воспоминании о том вечере. Джордж отправил меня к Джинни за разноцветными бусинами. Вот и сдались они ему тогда! Без задней мысли я толкнул перед собой дверь со словами: «Джинни, мне нужно…» Что именно мне было нужно, я так и не озвучил, потому что моему взгляду открылась весьма интересная картина.
Вдруг в легких стало непозволительно мало кислорода: я пытался вдохнуть, но почему-то не получалось. Внизу живота все скрутилось в какой-то сладостной, ноющей судороге. Кажется, тем вечером я впервые узнал, что девушки могут оказывать на парней подобное воздействие.
Гермиона стояла спиной ко мне в одних трусиках: в руках девушка сжимала ночную рубашку. Изящная, ровная спина с выступающими крыльями хрупких лопаток; округлые, упругие ягодицы; стройные, ровные ноги… Хватило одного взгляда, чтобы оценить все прелести подруги.
Гермиона резко повернулась на шум, крепче прижимая к груди светлую ткань, заливаясь румянцем. Она даже не пикнула: просто во все глаза уставилась на обалдевшего меня. В карих омутах я заметил страх, смущение и удивление. Закушенная от волнения пухлая губа довела меня практически до исступления…
Я что-то хрипло проговорил в качестве извинения и пулей вылетел из комнаты. Бегом добрался до нашей с Джорджем спальни. Брат нетерпеливо протянул ко мне руку, видно, ожидая те злосчастные бусины, а я вдруг понял, что сейчас взорвусь от охватившего меня напряжения. Я чувствовал изумленный взгляд Джорджа, сверлящий мне спину, но даже не подумал остановиться.
Только ощутив легкое дуновение свежего летнего ветра, наконец начал хоть что-то соображать. Черт! Это ж надо было так опростоволоситься! Черт! Черт! Черт! Нужно всегда стучать в закрытую дверь!
Не знаю, как долго я стоял на крыльце, вглядываясь в ночное небо, но постепенно охватившее меня напряжение начало отступать….
В ту ночь мне впервые приснилась Грейнджер. Утром я проснулся… хм… в весьма пикантном состоянии. Вот они, прелести подросткового периода.
Все домочадцы вели себя как ни в чем не бывало, на меня пальцем не показывали, нотаций по поводу правил приличия не читали. Значит, Гермиона ничего не рассказала о вчерашнем происшествии моей болтливой сестренке. Сама Грейнджер на меня старалась не смотреть. Я наблюдал за ней исподтишка: мне показалось, что девушка была несколько зажата. Если быть до конца откровенным, то я был благодарен Гермионе за то, что этот конфуз так и остался нашим маленьким секретом.
Если сразу в наших дружеских отношениях и появилась какая-то неловкость, то уже к концу лета все прошло. Гермиона больше не заливалась румянцем, стоило мне появиться в дверном проеме. Теперь она не прятала свой взгляд. Вела себя естественно и непринужденно. Как всегда…
А я… Я все чаще начал незаметно рассматривать подругу, ловя себя на мысли, что мне многое в ней нравится: и каштановые кучеряшки, забавно обрамляющие лицо, и маленький прямой носик, смешно морщившийся при чтении, и изящный изгиб шеи… Мне нравилось, как она сдувала непослушную прядку с глаз во время чтения, так и норовящую опять упасть ей на лицо. Мне нравилось, как Гермиона обхватывала себя ладонями за тонкие плечи, когда по вечерам смотрела вдаль…
Я со странным чувством восторга, изумления и обреченности понимал, что мне начинает нравиться Гермиона Грейнджер… как девушка…
Но свою симпатию я проявлять не собирался. А зачем? И вот теперь, спустя четыре года, думаю: и почему я был таким трусливым и глупым? Правда, теперь я не боюсь признаться хотя бы самому себе, что испугался не столько неизвестной реакции Гермионы, сколько насмешек окружающих, того же Джорджа.
Глупец.
***
В школе мы с Джорджем всерьез занялись своими разработками для «вредилок», и времени на душевные терзания у меня не осталось. Я даже решил, что избавился от своего странного, пагубного пристрастия. Тем более Грейнджер погрязла в мире учебников и нескончаемой череде домашних заданий. Мы виделись только в Большом зале, и то сидели друг от друга на приличном расстоянии.
Мое сознание взбунтовалось, а сердце опять начало отбивать странный, слишком уж частый ритм в тот день, когда мы с Джорджем решили, несмотря на все запреты, бросить бумажки со своими именами в Кубок. За нами бежала веселая толпа. Все с восхищенными, нетерпеливыми криками ждали нашего шоу: мы с братом собирались перехитрить самого Альбуса Дамблдора.
И лишь ее негромкий голосок спокойно произнес:
— Ничего не выйдет. Видите, — изящный пальчик указал направление, — эту возрастную черту рисовал сам директор. Его не обманешь.
Гермиона сидела на ступеньках с книгой на коленях и неотрывно смотрела на нас… на меня. Ее слова почему-то болезненно резанули по сердцу. Ха! Сомневаешься, значит?! Ну так смотри! И мы рука об руку с братом переступили черту… И только хороший удар затылком об пол после знатного сальто в воздухе привел меня в чувство.
Права. Грейнджер оказалась права.
Пока мы с Джорджем на повышенных тонах пытались выяснить, кто из нас виноват в большей степени, в зал вошли болгары. И в тот день я впервые ощутил новое, неизведанное до этого чувство. Оно вцепилось своими острыми зубами мне в сердце, разрывая его на куски, оставляя лишь болезненные ошметки.
Ревность.
Я заметил, как Виктор Крам занес руку над кубком, опуская в чашу свое имя. Я заметил, как он посмотрел на Грейнджер. Я заметил в его глазах неподдельный интерес, хотя на лице у дурмстрангца не дрогнул ни один мускул. Я заметил, как Гермиона смущенно отвела взгляд и залилась румянцем, склоняясь ниже над раскрытой книгой. А еще я не мог не обратить внимание, каким пламенным взглядом провожала Грейнджер удаляющегося Крама. И почему мне захотелось придушить эту звезду мирового квиддича? Вот никогда он мне не нравился! Никогда!
С того дня в Большом зале я начал тратить практически все время не на прием пищи, а на наблюдение за этими двумя. И, нужно быть откровенным, чего-то угрожающего моему душевному спокойствию я не находил.
Гермиона всегда ела в компании книг, иногда отвлекаясь на разговор с Гарри или Роном. Она всегда сидела спиной к столу Слизерина и, соответственно, к дурмстрангцам.
Виктор всегда был невозмутим, спокоен. Его взгляд частенько блуждал по окружающим, но больше никогда не задерживался на интересующей меня девушке. И это не могло не радовать. Да что там! Я наконец-то смог дышать в полную силу, будто кто-то разрезал невидимый, сковывающий мою грудь обруч.
***
После первого испытания всю школу охватила любовная лихорадка. Серьезно, другого описания я так и не смог подобрать. Я все чаще ловил на себе влюбленный, пламенный взгляд Анджелины, а сам в это время незаметно наблюдал за Гермионой. Вот с кем я хотел пойти на этот бал.
За несколько дней до грандиозного события у нас с четвертым курсом было совместное занятие по Зельеварению. Снейп угрюмой тенью расхаживал по кабинету, следя, чтобы никто не вздумал списать. Но мысли студентов витали где-то очень далеко. До меня то и дело доносились обрывки фраз: Гарри с Роном никак не могли найти себе пару.
То, что произошло потом, меня испугало и, признаюсь, разозлило. Я видел, как Рон со смесью обреченности и решимости наклонился к Гермионе. Нет! Не смей! Но он пригласил ее на бал. Смог. Решился. В тот момент у меня внутри все оборвалось: не успел. Но… Грейнджер не спешила принять приглашение от новоиспеченного ухажера.
— Если хочешь знать, меня уже пригласили, — девушка подскочила со своего места, быстро подошла к Снейпу, вручила тому свою работу и, молниеносно вернувшись к столу, беспорядочно покидала в сумку вещи. — И я согласилась.
Последняя фраза болезненно резанула по сердцу. Кто?! Кто мог ее пригласить?! Вот когда мне захотелось придушить себя за нерасторопность.
После занятий Джордж дотащил меня до хихикающих сокурсниц: Джонсон и Белл бросали на нас с братом уж слишком красноречивые взгляды. Я знал, что Джорджу приглянулась Кэти, поэтому не удивился его выбору партнерши для танцев. Белл с самым счастливым видом приняла приглашение. Все выжидающе смотрели в мою сторону, а у меня язык не поворачивался пригласить Джонсон.
Мимо нас ураганом пронеслась Грейнджер. Я даже не пытался скрыть свой интерес: смотрел на удаляющуюся хрупкую фигурку…
— Я слышала, что Гермиону пригласил сам Виктор Крам, — вдруг со смешком произнесла Анджелина.
Видно, от нее не укрылся мой интерес к Грейнджер.
— Серьезно? — Джордж даже присвистнул. — Фред, представляешь, наша подружка будет танцевать на балу с самим Крамом!
Подружка. С самим Крамом…
Внутри меня поднимались волны ярости, обиды, отчаяния, раздражения. Хотя… я же сам во всем виноват. Сам дотянул до последнего. Идиот. И вот теперь придется созерцать Гермиону в объятиях этого выскочки.
Ай! Да катись оно все в пропасть!
И я с самой счастливой улыбкой пригласил на бал Анджелину. К моему неподдельному изумлению, она моментально приняла приглашение.
***
Я не испытывал никакого удовольствия, стоя рядом со своей партнершей в Большом зале в тот злосчастный вечер. Анджелина то и дело касалась своей ладонью моей руки, что-то шептала на ухо, опаляя мое лицо своим горячим дыханием, теснее прижималась ко мне. Я на автомате обвил ее за талию.
И тут открылись двери, пропуская в зал Чемпионов с их спутниками. Мне показалось, что из моих легких вышибли весь воздух. В голове звучал ехидный, противный голосок: да, все оказалось правдой. Гермиона Грейнджер шла рука об руку с Виктором Крамом.
Я заскрежетал зубами при виде своей обворожительной подруги. Гермиона будто расцвела: мой взгляд скользнул по ее точеной фигурке; по высокой, девичьей груди, так выгодной подчеркнутой тонкой тканью нежно-розового платья; по невероятно узкой талии, на которую уже легла широкая мужская ладонь; по хрупким обнаженным плечам; по изящной шее, так удачно выставленной на обозрение благодаря высокой вечерней прическе.
Гермиона была восхитительна. Для него. Не для меня. Наверное, именно это осознание и лишило меня рассудка тем вечером. После бешеных танцев, я ощущал себя странно. Я был будто опьянен, одурманен. Анджелина так льнула ко мне, так прижималась, что я не мог не понять, чего ей от меня хочется. Мы практически бегом добрались до Выручай-комнаты. Если на секунду я и замешкался, то настойчивые ладони, мягкие губы и требовательные постанывания в мой рот окончательно заставили меня потерять голову. Хотя всю ночь перед моим взглядом стояла совершенно другая девушка.
За завтраком я по привычке поднял взгляд на Гермиону и встретился с бездонными шоколадными глазами. В них я увидел огонек отчаяния и душевной боли. Я не успел сообразить, чем была вызвана подобная реакция, когда рядом со мной внезапно села Джонсон и, обвив руками шею, практически впечаталась своими губами мне в рот. Когда я вновь смог посмотреть по сторонам, Гермиона уже дошла до выхода из Большого зала.
Наверное, именно в ту минуту я испытал болезненную надежду: а вдруг она не так уж ко мне и безразлична? Но долго радоваться мне было не суждено.
Забежав в гостиную Гриффиндора, я услышал голоса: Лаванда, Парвати и… Гермиона.
— … серьезно, я слышала, как Джонсон рассказывала Белл! — писклявый голос Браун знали все.
— Ого! А ей понравилось? — глупое хихиканье Патил тоже невозможно было перепутать с чьим-нибудь другим.
— Она сказала, что Фред великолепен! — противный смешок Лаванды отразился от стен. — Надеюсь, все Уизли такие: я давно поглядываю на Рональда…
Громко откашлявшись, привлек внимание сплетниц. Браун и Патил вмиг покраснели: их лица приобрели свекольный оттенок. Девушки, стреляя глазками и глупо хихикая, выбежали из гостиной.
А Гермиона… молча смотрела на меня. Не мигая. Я заметил, как часто вздымалась ее грудь, как крепко переплелись между собой тонкие пальцы. Я заметил в глубоких карих омутах непролитые слезы.
— Гермиона, я…
Я хотел что-то сказать, хотел… мечтал оправдаться. Но что я мог сказать в свою защиту? Приревновал? Да… Но разве это обстоятельство давало право так поступить?
— Молчи, — сдавленно проговорила девушка и рванула вверх по лестнице.
К сожалению, в спальню девочек попасть было нельзя… Нам так и не удалось объясниться. А к обеду уже вся школа знала, что я и Анджелина официальная пара.
Твою мать.
Джонсон я тоже не мог обидеть. После того, что случилось между нами, это было бы слишком жестоко. В общем, я окончательно запутался в сложившейся ситуации.