Зелиус
ЗЕЛИУС
Тихо и мелодично звякнул колокольчик, прервав нирвану. Вызывают. Зелиус расправил чёрные крылья, глубоко вдохнул кристально-прозрачный эфир и исчез со своего мягкого облачного ложа.
Он повис в пространстве возле огромной пирамиды из светящихся всеми оттенками радуги шаров. "Славная Юдоль Решений!" - негромко произнёс Зелиус, и пирамида мгновенно повернулась вправо, одновременно слегка просев вниз вместе с окружающим её облачным ковром. На самом деле это он сам перемещался, но для него проворачивался мир, а не он в мире. Красиво, каждый раз дух захватывает. "Первый Удел!" - тихо продолжил командовать Зелиус и стремительно перенёсся вплотную к пирамиде. "Первое Деление!" - завершил он навигацию и оказался внутри одного из шаров в длинном коридоре с множеством дверей. На ближайшей к нему висела табличка с надписью: "1Д 1У СЮР Хилиарх Агафон". Зелиус вошёл.
- Хилиарх! - он прикрыл за собой дверь и поклонился. За пустым светло-бежевым столом в обширном кресле того же цвета восседал лысый седой толстяк с добродушными складочками вокруг внимательных глаз. - Я прибыл по твоему зову!
Толстяк улыбнулся и шевельнул белоснежными крыльями за спиной.
- Присаживайся, Зелиус.
Перед столом матово заклубилось серое облачко, превратившееся в массивный деревянный стул с резными подлокотниками. Одновременно на столешнице проявилась огромная толстая книга, она налилась цветом потёртой коричневой кожи и медленно раскрылась где-то посредине. На левой странице мелкий бисер букв складывался в рукописные строчки, а на правой было нарисовано большое румяное яблоко.
- Ого! - не сдержался Зелиус.
- Да, - кивнул хилиарх, - не часто вашему брату яблоки присылают, чаще виноградинки, да вишенки.
- Спасибо, Агафон, что позвал меня.
- А кого же ещё звать? Ты же самый опытный в СЮРе корректор, - толстяк двумя пальцами потрогал на рисунке черенок яблока, ухватил его и потянул вверх. Нарисованное яблоко с лёгким сопротивлением вылезло со страницы и повисло над столом, покачиваясь в пухлых пальцах. - Запомни, Зелиус, тебе поручают очень важную коррекцию.
- Я люблю работать, хилиарх, - ответил Зелиус, жадно посматривая на яблоко.
- На, впитай и выполни!
Яблоко легло на ладонь чернокрылого корректора и медленно оседая, растворилось.
Зелиус с интересом осмотрел вечерние посиделки нужного ему семейства за длинным столом под двумя керосиновыми лампами. Мария Александровна с двумя дочерьми читали книги. Младшие дети уже спали наверху в своих кроватках. Её муж Илья Николаевич играл в шахматы со старшим сыном Александром. За партией пристально наблюдал второй сын подросток Владимир. Зелиус знал, что вся его коррекция в конечном счёте обращена к Владимиру, но на данном этапе, объектом или иначе синтезатором являлся Александр.
- Скажи, Володя, - спросил отец, делая ход ладьёй, - а ты сможешь, как Анна и Александр, окончить гимназию с золотой медалью?
- Смогу! - подросток отвечал отцу, но широко открытыми глазами смотрел на старшего брата. Тот улыбнулся и одобрительно кивнул.
- Дерзай, Володя, буду ждать тебя в Петербурге.
- Я обязательно к тебе приеду!
- Саша, так ты твёрдо решил, что идёшь на факультет естественных наук?
- Да, папа.
- Жаль, у тебя явные способности к физике и математике, - старший Ульянов вздохнул и погладил по голове младшего сына. - Володечка, а ты куда метишь?
- Я как Саша! - твёрдо заявил подросток. На другом конце стола беззлобно хихикнули сёстры, но Володя не обратил на это никакого внимания.
Аналитики СЮРа как всегда сработали безошибочно и прислали его туда, куда надо. В небольшом жизненном эпизоде отчетливо просматривалась тесная ментальная связь между братьями, как, впрочем, и с отцом. Её он и должен будет использовать, для того чтобы кардинально поменять судьбы почти каждого человека из этой симпатичной семьи. То, что эти "изменения" станут горестными и даже фатальными Зелиуса не волновало. Жизни человеческие на фоне вечности были быстротечны и неярки, а потому и страдания людей, включая страх смерти, для корректора оставались побочными явлениями. Так было всегда и так будет всегда. Зелиус вдруг с удивлением поймал себя на мысли, что вроде бы оправдывает себя? Но в его работе нет вины, всё, что он делает, делается во благо вселенной! Лёгкое внутреннее беспокойство исчезло. Чернокрылый корректор просмотрел полученные инструкции и подумал, что надо бы удостовериться в весомости связей отца и старшего сына Александра, с которым ему предстояло работать.
Это было особое качество корректоров: стоило правильно поставить задачу, как тут же приходило решение. Зелиус никогда не интересовался, как это всё устроено, он просто оказался там, где должен был быть ответ. Он вообще не любил задавать вопросы.
Летним днём 1885 года Илья Николаевич прогуливался по дорожке своего сада с девятнадцатилетним сыном-студентом. Они искренне любили друг друга, корректор никогда не ошибался в таких оценках, но в этот раз их беседа была напряжённой. Зелиус прислушался. - Черви, пиявки! Ох, сын, никак не думал, что ты со своими способностями к наукам, этакой мелочью займёшься.
- Не вздыхай, папа, о вкусах не спорят. И разве зоология, биология не важнейшие из наук?
- Не будем спорить, - Илья Александрович замолчал и остановился. - Саша, я уважаю твой выбор, только помни, что учёного и вообще увлечённого человека, в жизни ждут разочарования.
- Пап, ты ведь никогда не был пессимистом, - встревожился Александр. - У тебя что, неприятности?!
- Если бы просто неприятности! Ты же знаешь, я всю жизнь лелеял земские народные училища, 150 новых построил, ещё боле старых возродил, а теперь новое начальство решило перевести их в разряд церковно-приходских школ.
- Папа! - облегчённо улыбнулся сын. - И только-то?
- Саша, ты ещё слишком молод, чтобы понять, что для меня это катастрофа.
Отец с сыном, возбуждённо жестикулируя, пошли дальше, а Зелиус удовлетворённо кивнул: теперь он знал, как сделать из студента-Александра, восходящей звезды Санкт-Петербургского университета, бескомпромиссного революционера.
Как ни боролся Илья Николаевич Ульянов за земские школы, то, чего он больше всего опасался, свершилось. Самое главное, он не мог понять, кому и зачем это было нужно! Оба типа школ начального образования спокойно сосуществовали в Российской империи, а тут кто-то намеренно и беспричинно одну из форм "вынес за скобки"! Илья Николаевич источил своё здоровье переживаниями и 24 января 1886 года умер в служебном кабинете от кровоизлияния в мозг.
Александр не мог успеть на похороны и оттого ещё в большей степени переживал, метался по комнате, пугая своего соседа по съемной квартире стонами и безумными глазами. "Понимаешь, - тяжело дыша, говорил он, - всё, что создал мой отец, просто списали в утиль! - Александр презрительно поморщился и заключил: - "А в утешение пожаловали орденскую звезду, которую он и в руки взять не успел!".
В углу комнаты невидимый человеческому глазу корректор, помахивал чёрными крыльями. Он был доволен: теперь-то его подопечный поддастся его безголосым увещеваниям заняться политикой.
Так и случилось: Александр резко охладел к чисто научной деятельности и углубился в социальные и экономические науки. Вскоре он стал бунтарём и непререкаемым вожаком для студентов. По его зову 17 ноября 1886 года на кладбище явилось почти полторы тысячи студентов, чтобы провести "общественную панихиду" в день 25-летия со дня смерти Добролюбова. Зелиус радостно потирал руки: он побудил полицейское начальство закрыть кладбище на замок. Первый конфликт с властью состоялся. Над толпою невидимым чёрным лебедем летал Зелиус и наблюдал, как порыв градоначальника Санкт-Петербурга поговорить со студентами "по-хорошему" разбился о юношеский максимализм и дерзость. Для усиления эффекта Зелиус затуманил головы полицейским чинам. Те из задержанных участников демонстрации выбрали наугад 28 человек, выгнали их из университета, отправив в ссылку "на места родины".
Никем не наказанный главный зачинщик Александр Ульянов жутко мучился. Он понимал, что он был виноватее каждого, что пострадали, по сути, невинные. Но винил не себя, а государственную систему и окончательно решил с ней бороться. К концу 1886 года он стал не просто членом "террористической фракции" партии "Народная воля", но одним из авторов её программы, в которой террор указывался основным методом борьбы. Бунтари решили убить царя Александра III. День выбрали - 1 марта, тот самый, в котором был убит террористами его отец - царь Александр II.
Александр и его сотоварищи стали готовиться к теракту. Ульянов продал золотую медаль для пополнения общей кассы. Молодые террористы прикупили динамит, ртуть, азотную кислоту, стрихнин и изготовили три бомбы: от одного до трёх килограммов. Зелиус молодым людям помогал: незаметно сводил с безопасными торговцами смертью, отгонял подальше ищеек третьего жандармского отделения. Зелиус и добровольцев-бомбистов обеспечил: народовольцы Герасимов и Андреюшкин сами вызвались, понимая, что почти наверняка погибнут.
День "икс" приближался. Пора было сдавать заговорщиков-бомбистов полицейским. Зелиус побудил одного из них написать письмо товарищу в Харьков, и прозрачно намекнуть на скорое "большое дело". Сделать это было нетрудно, автор письма Пахомий Андреюшкин был натурой романтической. Он понимал необходимость конспирации, но восторг от задуманного переполнял его сердце. Потом Зелиус это письмо буквально сунул в руки полусонного цензора, тот машинально вскрыл и сразу же проснулся, прочитав: "...это самый беспощадный террор, и я твердо верю, что он будет, и даже не в очень продолжительном будущем; верю, что теперешнее затишье - затишье перед бурей". Письмо переправили в жандармерию и полицейская государственная машина со скрипом завертелась.
Министр внутренних дел граф Толстой утром 1 марта сообщил Александру III об опасности покушения, но царь ежегодную панихиду в Петропавловском соборе по убиенному шесть лет назад отцу не отменил. Пришлось Зелиусу вмешаться, "подправив" память царского камердинера и, неслыханное дело", экипаж царя опоздал на полчаса к выезду! За это время бомбистов уже арестовали на Невском проспекте. Всё само собой случилось, Зелиус лишь раз вмешался, когда в охранном отделении на Гороховой раздосадованный Андреюшкин швырнул на пол толстенную книгу. В ней была мощная бомба, но корректор не дал ей взорваться. Он не мог допустить преждевременной геройской гибели террористов, ведь след Александра Ульянова всё ещё был скрыт для полиции.
Не теряя время, Зелиус занялся Александром. Тот ещё днём понял, что теракт не состоялся, но не скрылся, как заранее предусматривалось "для продолжения дела". Зелиус не давал Александру покоя, заглушая его могучий ум беспокойными эмоциями, и Ульянов не устоял. Вопреки всякой логике он принялся в тот же вечер обходить квартиры своих соучастников, где скоро, к удовольствию Зелиуса, попал в засаду и был задержан.
Всего было арестовано 25 человек, а позднее еще 49 человек, под суд пошли пятнадцать, пятерых из которых потом приговорили к казни. За ходом следствия наблюдал сам царь. Он был в курсе, что на допросах Александр Ульянов брал вину организатора на себя, явно спасая некоторые шеи от виселицы, поэтому, когда его мать Мария Александровна испросила личной аудиенции, принял её. Женщина взывала к прощению и милосердию. Царь ничего не обещал, лишь сказал, пусть злоумышленник лично попросит помилования.
Пришлось Зелиусу принять меры, чтобы помилование не состоялось. По его наущению граф Толстой предложил Александру III прочесть программу "Террористической фракции", автором которой являлся Александр Ульянов. Царь внимательно прочёл и был настолько поражён, что обобщая своё впечатление, написал: "Эта записка даже не сумасшедшего, а чистого идиота". После этого он наложил резолюцию на прошении Марии Ульяновой: "Мне кажется желательным дать ей свидание с сыном, чтобы она убедилась, что это за личность - ее милейший сынок, и показать ей показания ее сына, чтобы она видела, каких он убеждений". Одновременно Зелиус играл на гордости Ульянова. Мать долго уговаривала сына написать на высочайшее имя прошение о помиловании. Александр упорно отказывался. "Представь себе, мама, - отвечал сын, - двое стоят друг против друга на поединке. Один уже выстрелил в своего противника, другой ещё нет, и тот, кто уже выстрелил, обращается к противнику с просьбой не пользоваться оружием. Нет, я не могу так поступить". Но Мария Александровна не отступала, молила сына и тот, в конце концов, написал прошение. Он и в нём не раскаялся, прося спасти себе жизнь единственно из-за милости к несчастной матери, но Зелиус не стал рисковать, и прошение несостоявшегося террориста затерялось в канцеляриях его Величества.
Александр III утвердил смертный приговор для пятерых: Ульянова, Шевырева (его потом повесят, когда поймают), Генералова, Осипанова и Андреюшкина. 8 мая 1887 года казнь свершилась в Шлиссельбургской крепости.
Зелиус дождался, когда от четырёх тел, всё ещё подергивающихся в конвульсиях, отделятся души и поманил Александра к себе. Он медленно приблизился, удивлённо рассматривая Зелиуса. Даже после смерти призрачное лицо Александра оставалось печальным.
- Ты почему крест целовал? - спросил Зелиус.
- Матушке обещал.
- Молодец, - кивнул Зелиус. - А печальный почему, ведь теперь твои страдания позади?
- Жизнь прожил зря.
- Глупости, какие!
- Ангел, почему крылья у тебя чёрные?
- Я не просто ангел, я корректор. Запомни, Александр, я прихожу только к тем, чья жизнь очень важна для всего человечества!
- Это, правда? - призрачное лицо юноши озарилось светом надежды.
- Будь уверен. Иди и обрети покой.
Зелиус постучался в дверь и вошёл. В кабинете добродушного толстяка ничто не изменилось: и раскрытая книга лежала на своём месте, и стул для посетителей стоял перед столом. Агафон поднял глаза от витиеватых строчек и медленно закрыл книгу.
- Хилиарх, я всё сделал, что предписано?
- Всё.
- Могу ли я удалиться для ожидания?
- Погоди, вопрос есть, - Агафон провёл рукой по книге и она медленно истаяла. - Скажи, Зелиус, тебе никогда не было интересно, почему проводится та или иная коррекция?
- Нам, корректорам, можно спросить только, как делать, а не для каких целей.
- Да, не зря у тебя самые чёрные крылья! Ступай, Зелиус, отдыхай.
Прошло сколько-то времени. Зелиусу было всё равно, сколько, но раз его разбудили, значит, хотят поручить новое дело. Он открыл глаза и увидел перед собой молодого ангела с молочно-серыми крыльями. На ладони нежданного гостя лежали два яблока.
- Как зовут?
- Антоний.
- Агафон прислал?
- Да.
- Давай посылочку.
Зелиус взял в руки то яблоко, черенок которого потянулся к его пальцам. Плоды одновременно растворились в руках и у него и у Антония. Зелиус хмыкнул.
- Значит, стажёр?
- Да, если возьмётесь.
- Возьмусь, я поучать люблю, - Зелиус встал во весь рост, взмахнул иссиня-черными крылами, перья за спиной стажёра ахнули от сквозняка. - Красиво?
- Очень! - мечтательно отозвался стажёр.
- Ничего, и у тебя такие будут. Задание понял?
- Понял, Зелиус, готов исполнять.
- Тогда вперёд, ученик!
Вечером 1 января 1918 года Владимир Ильич Ленин помахал рукой Подвойскому и сел в автомобиль. Его сестра Мария и швейцарский друг Фриц Платтен уже были внутри. Шофёр хрустнул рычагами и экипаж тронулся, почти сразу погрузившись в густой туман ночного Петербурга. Владимир Ильич всё ещё находился под впечатлением горячих слов, сказанных на митинге перед бойцами первого батальона Красной Армии. Сзади ещё доносились крики: "Ура!" и "Да здравствует революция!", но скоро затихли. Ленин заулыбался и подмигнул Марии, та ответила, все засмеялись.