Задача ревизора — найти бутылки с водой и мешаниной, о которых работники бара совершенно забывают. И подсчитать стоимость утечек — расплесканного и пролитого, особенно поздно ночью, что в итоге составляет целую бутылку, к примеру джина. Вообще-то за подобные вещи мы вынуждены платить. Начальство удерживает десять процентов из чаевых и доплаты за обслуживание, компенсируя недостачи в кассе и убытки от разбитой посуды и мелких краж. Хотя, если учесть, что бутылка воды «Хилдон» стоит всего сорок центов, а тебе ее продают за три с половиной фунта, небольшая недостача не кажется серьезной проблемой. Когда же воруют «Бомбейский сапфир», отель несет ощутимые потери.
Мистера Кента отправляют мучить Джино в баре, а в отеле появляется еще один тип — весьма несвежего вида, болтающий с кем-то по мобильному. Волосы вьющиеся, до плеч, костюм лоснится по известным причинам. В руке тяжелый на вид рюкзак. Не успевает он и рта раскрыть, чтобы представиться, как в вестибюль вылетает Джеймс — пятерня вытянута, наготове сладкое словцо — и уводит пришедшего в свой кабинет.
— Кто, по-твоему, это такой? — спрашиваю я у Лиз. — Поставщик сигар или икры?
— Сигар, — говорит Лиз.
— Почему ты так решила?
— Я прекрасно его помню. Он является каждые пару месяцев, всегда с тяжелой сумкой. А уходит налегке и с улыбочкой на физиономии. И потом, — добавляет она, — те люди, что занимаются икрой, в основном из Восточной Европы, и от них несет соленой рыбой. А этот хмырь, по-моему, откуда-то с юга.
— Схожу-ка я, пожалуй, на ленч, — говорю я.
Лиз не возражает. Она на диете и вообще не нуждается в ленче. Указывает мне на печенье «Слим фаст», что лежит под ежедневником в кожаной обложке, и просит не очень задерживаться.
В столовой для персонала полно народа. Обделенные свежим воздухом и солнечным светом, составленные в ряды столы и стулья блестят в сиянии неоновых ламп. Пахнет луком, потом и крепким табаком. Беру тарелку и иду к тому, что называется салатной стойкой. Там нарезанные помидоры и базилик; похоже, они знавали и лучшие времена — на вчерашнем банкете. Рядом баки с жухлым латуком и большая кастрюля с консервированной кукурузой, немного разбавленной красным перцем. Морщу нос. Даже макароны с тунцом выглядят так, будто попали сюда, уже однажды побывав на столах. Прохожу к горячим блюдам, которые вчера после обеда собрали вместе, чтобы сегодня разогреть на радость нам. На них светят большие специальные лампы, и так и хочется снять со всего, на что ни падает взгляд, верхний обветренный слой. Два помощника главного повара раздают чили. Прошу положить мне две ложки и беру кусочек белого хлеба. Временами я стараюсь питаться правильно, но сегодня день определенно не из таких.
Смотрю по сторонам и замечаю, что четвертый стул за столиком Альфредо, Франческо и Джанфранко уже занят. Сказать по правде, я даже рад; выслушивать их нытье по поводу проверки мне совершенно неохота. Решаю присоседиться к горничным и человеку, ответственному за проверку и пополнение мини-баров.
— Привет! — говорю я, подсаживаясь к троице. Они прекращают болтать на испанском. Или португальском? Во времена учебы мне, увы, недоставало усердия.
В ответ молчание. И горничные, и ответственный за мини-бары гораздо старше меня. Всем за сорок, может, даже пятьдесят с небольшим. Наверняка у всех есть дети, и родители надеются, что их отпрыски устроятся в жизни лучше, чем они. Задача не из самых сложных. Зарабатывать четыре с половиной фунта в час и драться с посыльными из-за чаевых — мало кто мечтает о такой участи. Причем в столь шикарном месте, как наш отель, и все это при условии, что они живут в стране на законном основании.
— День начался удачно? — спрашиваю я, пытаясь их разговорить.
— Не особенно, — отвечает женщина, что сидит напротив. — Мне пришлось убрать два использованных презерватива и оставленный в ванной тампон.
— Сочувствую, — говорю я, отправляя в рот немного чили. — Ужасно неприятно.
— А я вроде бы сломала кнутовище, — прижимая руку ко рту, сообщает вторая горничная, которая сидит слева от подруги.
— Что? — спрашиваю я, поднимая на нее глаза.
— Я пылесосила возле шкафа. Внезапно открылась дверца, и на пол вывалились все эти штуковины — наручники, резиновый костюм и кнут, который, закрывая шкаф, я прищемила дверцей и, по-моему, сломала. Теперь придется ждать, пока Джеки не поговорит с хозяином и не выяснит, должна ли я платить.
— Ага, — произношу я, не зная, как реагировать.
— А я обнаружил три фальшивые «Кит-кат» — клиент набил их бумагой и снова положил в мини-бар, — говорит ответственный за мини-бары.
— Терпеть этого не могу, — восклицает первая горничная, вращая глазами. — Когда выкидывают фокусы с «Кит-катом». — Она вздыхает. — По-моему, за него проще заплатить.
— А Анна-Мария сегодня утром заснула прямо в номере, — докладывает ее приятельница.
— Да ты что? — Пораженная горничная откидывается на спинку стула.
— Да-да. Включила телевизор, дверь закрыла, в общем, создала себе все условия. И крепко уснула прямо на кровати, которую только что застелила.
Все трое осуждающе качают головами. Труд у горничных нелегкий, и по причинам, известным только им, они вроде даже горды своей работой. Что можно найти достойного в раскладывании по чужим подушкам шоколадных конфет и мочалок у раковины, лично я ума не приложу.
Откусываю кусочек хлеба и благодарю свою счастливую звезду за то, что я, зарабатывая на жизнь, не вожусь с измазанными дерьмом простынями. И что у меня есть перспектива роста — не исключено, что в один прекрасный день я стану дежурным менеджером или даже управляющим.
Поверите, если я скажу, что хотел работать в гостинице с шестилетнего возраста? Это правда. Мечта моего детства — подняться в гостиничном бизнесе по карьерной лестнице и даже возглавить собственный отель. Женщины, что сидят напротив меня, судя по всему, не умеют мечтать. Кошмар. Их удел — всю жизнь мыть и чистить после других. Горничных не повышают по службе, их могут только уволить. Даже командует ими чаще всего девица, которая лишь готовится к более ответственной работе. Горничные отчищают зубную пасту от раковин на заре карьеры, точно тем же и заканчивают трудовой путь. А получают четыре с половиной фунта в час, два или три раза в день бесплатную еду и, если посчастливится, пятерку от клиента-американца. Даже оттого, что я просто здесь сижу, на душе делается муторно. Вытираю тарелку последним кусочком хлеба и, погруженный в мысли, иду вниз по лестнице покурить.
Вхожу в служебную курилку, и тут до меня доходит, что я слишком увлекся раздумьями. Время пролетело незаметно. Уже одиннадцать пятьдесят пять, и в курилке толпятся помощники шеф-повара, младшие повара и кухонные грузчики наслаждаются последней сигареткой перед кошмаром, что разыграется с началом ленча. Бледно-зеленые стены запотели от дыма; тех, кто стоит в дальнем конце, почти не видно. Присаживаться нельзя — костюм пропитается табачной вонью, и она будет бить в нос всем, кто ни приблизится к стойке. Выходить на улицу лень, и я медленно плетусь назад, в приятнейшее общество Лиз.
12.00–13.00
Становлюсь за стойку. Лиз озадачена. Как раз примерно в это время суток порой внезапно обнаруживаешь, что кое-кто из постояльцев еще не уехал. Иногда звонят горничные и сообщают, что не могут войти в номер из-за таблички «Не беспокоить» на двери. Или же сам замечаешь, что значки на экране, которые должны окраситься в зеленый, что означает «проверен и чист», до сих пор красные — «занят и не убран». Обычное время выписки в нашем отеле — половина двенадцатого, и мы строго следим за соблюдением установленного правила. Бывает, постоялец говорит, что вынужден задержаться, и ему позволяют пробыть до двух дня, но ровно в два он должен рассчитаться и уехать; в противном случае ему звонят и спрашивают, готов ли он заплатить за дополнительные полусутки или даже за целые, если его пребывание в отеле слишком затянется. Это вовсе не грубость. Просто на совести горничных так много номеров, которые следует подготовить к вселению гостей, что, поверьте, нам в самом деле нужен запас времени.
— Простите за беспокойство, сэр, — говорит Лиз, когда я прихожу. — Выписываются у нас в одиннадцать тридцать, а на часах уже двенадцать. Когда вы освободите номер?
Понимаю, что клиент в бешенстве, поскольку вижу, как, выслушивая его крики, Лиз слегка морщится.
— Очень сожалею, сэр, — говорит она. — Может, спуститесь к приемной стойке, и мы побеседуем здесь?
Постоялец что-то отвечает и, по-видимому, бросает трубку.
— Ну? — интересуюсь я.
— Он заявляет, что у него из номера украл и сотню фунтов и что ответственность понесем мы.
— Конечно. — Киваю. — Готов поспорить, случай типичный: придурок так нарезался накануне, что просто спустил свою сотню и ни черта не помнит.
— Возможно. — Лиз поворачивает голову и улыбается.
— Что?
— Сделаешь мне одолжение? — спрашивает она.
— Ладно.
— Понимаешь, еще один номер до сих пор занят, но на звонки клиент не отвечает. Я пыталась связаться с ним полдюжины раз — никто не берет трубку. Может, поднимешься и выяснишь, в чем там дело?
— Думаешь, он отбросил коньки? — предполагаю я.
— Не болтай ерунды, — отклоняет мою версию Лиз.
Поднимаюсь на четвертый этаж на лифте — чувствую себя слишком разбитым, чтобы тащиться по лестнице. В коридоре кипит работа. Двое техников-поляков пытаются расправить складки на ковровой дорожке, молчаливый уборщик пылесосит ее. По моему мнению, дорожку пора заменить. Отель только проигрывает из-за нее в глазах постояльцев. Она красная с золотистой полосой сбоку, ворс примят, поблескивает, а местами совсем вытерся. На такой в самую пору посходить с ума рок-музыкантам.
Распоясавшиеся знаменитости — лучший способ раскрутить администрацию на покупку чего-то нового. В одном отеле полностью обновили столовую — заменили ковры, поклеили другие обои и прочее — после того как в ней «постреляли» друг в друга едой расшалившиеся звезды. Менеджер артистов в беседе с управляющим спросил, на какую сумму нанесен ущерб, а некоторое время спустя прислал счет на восстановление всего испорченного. Уборкой занимались, естественно, работники отеля. Впрочем, опять же — такова их участь. Помню, я слушал с улыбкой рассказ о том, как члены группы «Оазис» изуродовали атриум в отеле «Лэндмарк». Ребята скакали на столах, разбрасывали бутылки с выпивкой и били по клавишам пианино, в общем, устроили настоящий бедлам. Представляю, как просияла физиономия управляющего, когда он узнал, что сделает ремонт благодаря Лайэму и Ноэлю.
Киваю техникам, которые разговаривают между собой по-польски и словно совершенно меня не замечают. Порой возникает ощущение, что ты работаешь в Организации Объединенных Наций. Только представьте себе: в столовой для персонала почти не услышать английскую речь! В половине случаев служащие-иностранцы не могут взять в толк, что ты пытаешься им объяснить. Если в разговоре с ними употребляешь не те слова, которыми они пользуются в ходе работы, тебя наверняка не поймут.
Нужный мне номер как раз там, где пылесосит уборщик. Таблички на двери «Не беспокоить» нет — громко стучу. Никто не реагирует. Снова стучу. Открываю дверь ключом-картой и вхожу. В номере страшный бардак. Горничная ждет, когда же клиент выпишется, чтобы приступить к уборке, а его нет. Заглядываю в ванную. Никого. Выход один — позвонить Линнет и узнать, не планируем ли мы вселить в этот номер кого-то из приезжающих сегодня гостей. Если нет, дождаться постояльца и снять с него плату за дополнительные сутки.
Звоню Линнет, она приходит в ужас. На момент разговора в отеле и так не хватает мест — заказов выше крыши. Номер следует немедленно подготовить. Линнет, если есть возможность, всегда берет больше заказов — в нашу эпоху мобильных телефонов многие отменяют заказ в последнюю минуту или же переносят дату. Бизнес развивается теперь со столь поразительной скоростью, что никто не в состоянии сказать наверняка, где он или она будет в такое-то время в такой-то день. Словом, Линнет принимает максимум заказов, причем общее их количество может поменяться до тридцати раз в день. Линнет столь ловкий жонглер, что с успехом выступала бы в цирке. В данную же минуту лучше бы я вовсе с ней не связывался. Она паникует, говорит, клиент должен освободить номер, потому как не предупредил, что задержится еще на сутки. А сегодня после обеда явится пара из Ланкашира — отпраздновать годовщину свадьбы.
Раскидываю мозгами. Что делать? Звоню в офис Адриана, но, по словам Анджи, тот все еще беседует с Мишель. Остается лишь самому собрать вещи. На что я и решаюсь. Достаю из шкафа чемодан и упаковываю в него одежду. Предметы личной гигиены складываю в сумку для туалетных принадлежностей, ее тоже засовываю в чемодан. Туда же запихиваю книги, газеты и автомобильные журналы; «Стафф» предварительно быстро пролистываю. И тащу чемодан вниз.
Лиз, узнав, что я натворил, ужасается. Прижимает ладони к щекам, как на той картине Мунка, и твердит:
— Ты не имел права! Не имел права!
— Плевать, — отвечаю я, пожимая плечами. — Что сделано, то сделано. И потом нам ведь нужен номер.
К счастью, внимание Лиз переключается на второго клиента, что не выехал вовремя и обвиняет гостиницу в воровстве. Для постояльца пятизвездочного отеля выглядит он не очень-то привычно: волосы не мешало бы расчесать, костюм почистить, а сальную физиономию умыть после сна.
— Добрый день, сэр! — вежливо, но умышленно делая ударение на слове «день», произносит Лиз.
— Доброе утро, — отвечает клиент. — Итак, — с ходу начинает он, — я хотел бы немедленно сделать письменное заявление о пропаже из моей комнаты ста фунтов. Где управляющий?
— Мне очень жаль, сэр, — говорит Лиз. — А вы уверены, что деньги пропали? Может, вы просто положили их не туда, куда обычно кладете? У нас в отеле не воруют. С такой проблемой мы просто не сталкиваемся, — лжет она.
Это наш метод. Все время отрицать вероятность того, что обслуживающий персонал нечист на руку. Самая удобная политика. По закону за все, что находится в номере клиента, отвечает он сам; мы не несем за его имущество никакой ответственности. Ценности следует сдать на хранение или положить в сейф.
— Деньги были в сейфе? — спрашивает Лиз. Я сам постоянно задаю этот вопрос, хоть он и несколько взвинчивает постояльцев.
— Нет, разумеется, они были не в сейфе! — отвечает клиент. Его голос начинает дребезжать от гнева. — Если бы я знал, что в гостинице воры, естественно, спрятал бы деньги подальше!
— В гостинице нет воров, — утверждает Лиз.
— Так как же тогда получилось, что у меня пропала сотня? — требует клиент, подаваясь ближе к стойке.
— Чем вы занимались вчера вечером, сэр? — интересуется Лиз.
— Ходил ужинать. Потом в казино. А после вернулся сюда.
— Вы уверены, что не проиграли деньги? — осторожно высказывает предположение Лиз.
— Нет. То есть да. Конечно, уверен, — заявляет клиент.
— Если так, наверное, следует обратиться в полицию, — говорит Лиз, поднимая телефонную трубку.
— Видите ли, — внезапно выдает клиент, — на возню с полицией у меня совершенно нет времени. Дайте мне счет, и я пойду.
Обычное дело. Не знаю, специально ли он разыграл этот спектакль, чтобы снять с отеля деньги — у него в любом случае ничего не вышло бы, — или же правда проиграл их и совершенно забыл об этом, либо сотню в самом деле прикарманил какой-то жулик из обслуги. Так или иначе, при одном упоминании о полиции все — будь то ярый поборник справедливости либо алкоголик, у которого спиртное отшибает память, — тотчас идут на попятную.
Клиент без слов платит и смывается. Хозяйственная служба вздыхает с облегчением. Слава Богу, номер благополучно освободился.
Смотрю на часы: без двадцати час. Долго же Мишель обсуждает причины своего ухода! Впрочем, возможно, Адриана перехватил ревизор, и ей пришлось сидеть перед кабинетом, ожидая, когда управляющий освободится.
Движение в вестибюле становится все более оживленным. Прибывают те, кто не прочь пропустить рюмочку во время ленча, — сначала их путь лежит в бар, потом в ресторан.