- Антон, прости меня, - всхлипывала Антонина. - Ради бога, прости.
- У-у-у… Отойди! Хуже будет, - проговорил Клямин.
- Куда уж хуже, Антон. Беда-то какая, - не унималась Антонина.
- Ладно. Поставим на ноги таратайку, там видно будет. - Клямин подержал на весу «дипломаты». - И не вякай! Лучше охраняй вот. Жизнью мне за них отвечаешь. Сядь на то бревно и ни шагу.
Клямин протянул оба портфеля Антонине. Подхватив их, словно ведра, Антонина отошла к бревну и села…
Зарывая изящные японские штиблеты в коричневую жижу, Клямин принялся со всех сторон осматривать машину. Сейчас важно поставить ее на колеса, пока электролиты и масло не вытекли. А там, кто знает, может, только корпус и покорежило. Дотянуть бы до какой-нибудь автобазы, где он с работягами общий язык найдет…
На шоссе уже толклись первые зрители. Вопросов пока не задавали - понимали, что не время.
- Что глазеть-то, поехали! - крикнул кто-то.
- Куда поехали? Такая скала посреди дороги, - отозвался другой.
Клямин насторожился. Закидывая по-журавлиному ноги, он вылез на асфальт и обомлел.
Поперек дороги, точно ленивый буйвол, лежала продолговатая гранитная глыба. Бурое тело ее отражало мягкий солнечный свет. Казалось, камень дышит. Угораздило его упасть точно в середине проезжей части! И в самом узком месте…
Клямин оглянулся. Загрузочная часть его автомобиля была вырвана вместе с частью задней стенки корпуса и валялась метрах в двадцати от места аварии.
- Что делать будем, шеф?! - крикнул тот же голос. - Ехать надо.
- И ехай себе! - вступила в разговор Антонина со своего бревна.
- У меня ж не ераплан, - возразил голос.
Раздался первый смешок…
Клямин бросил на Антонину свирепый взгляд. Даже его левый, добрый глаз стянулся в узкую щель. Антонина плотнее прижала к себе портфели и отвернулась…
Впрочем, Антон Клямин был везунчик. Повезло ему и на этот раз.
Рота капитана Худякова направлялась в областной Дворец культуры, где гастролирующий театр из города Кимры давал комедию В. Шекспира «Много шума из ничего».
Настроение у капитана было превосходное. Днем его рота на учениях показала лучшие результаты в полку, и командир не только поздравил при всех Худякова, но и сердечно обнял его. Ко всему тому жена капитана, Рая, учительница музыки, была сегодня именинница. Худяков вез ее вместе с ротой в театр. В платье зеленого цвета, Рая сидела рядом с капитаном в зеленом «газике» с белыми колесами, центр которых обозначали красные звездочки. Звездочки эти самолично нарисовал водитель «газика» сержант Коберидзе…
Так они и двигались походной колонной, состоявшей из четырех свирепых грузовиков и веселого «газика».
Неожиданно колонна уперлась в стоящий впереди автобус. Капитан Худяков удивился. Он проследил по карте весь маршрут: на этом участке не было железнодорожных переездов…
Единственное, что капитан себе позволил, - это взглянуть на часы и нахмуриться.
- Юра, - сказала жена, - мы можем опоздать.
- Точно! - бодро ответил капитан и чуть повысил голос: - Сержант! Узнайте, в чем дело!
- Есть! - ответил Коберидзе и вылез из машины.
Вернулся сержант в радостном возбуждении. Судя по всему, то, что он увидел на дороге, интересовало его гораздо сильнее, чем пьеса В. Шекспира.
- Разрешите доложить! - начал издалека сержант, растягивая удовольствие.
Капитан кивнул.
- Там на дороге валяется камень!
Красивая правая бровь капитана приподнялась дугой. Как-никак в его распоряжении была мощная техника. Машины жарко дышали двигателями суммарной мощностью в восемьсот лошадиных сил.
- Камень? - переспросил капитан.
- Так точно! Больше, чем на могиле моего дедушки в Поти.
- Мне не довелось быть на могиле вашего дедушки, сержант, - сказал капитан.
- Приезжайте! - сердечно пригласил его сержант. - Вместе с женой. Рады будем.
- Сержант! - строго одернул капитан.
Жена, учительница музыки, хотела улыбнуться, но посмотрела на часы. Ей показалось, что секундная стрелка бежит быстрее обычного. Капитан уловил этот взгляд и вылез из машины, чтобы лично разобраться в ситуации. Выдерживая почтительную дистанцию, за ним двинулся сержант Коберидзе. Правда, он был не прочь остаться наедине с женой капитана, перекинуться двумя-тремя изысканными любезностями. Но искушение еще раз взглянуть на камень было выше его врожденной галантности…
Капитан Худяков был человеком несколько самоуверенным. Он готовил себя к сложнейшим боевым действиям, но что странно - попадая в среду людей штатских, терялся, ибо по натуре был застенчив…
- Разрешите, - негромко сказал капитан, глядя в затылок какого-то дядечки в телогрейке.
Дядя в телогрейке, вероятно, давно никому ничего не разрешал. Он продолжал стоять столбом. Может быть, он был глухонемым? Рядом стояли такие же глухонемые…
Горячее сердце сержанта Коберидзе не могло стерпеть пренебрежения к своему родному капитану. Коберидзе шагнул вперед, взял за локоть дядьку в телогрейке и сказал нежным голосом:
- Генацвале! Тебе мой капитан сказал: «Разрешите». Почему не разрешаешь? Ты что, купил это место? - И железным плечом сержант потеснил молчуна.
Картина, открывшаяся капитану, была безрадостной.
Несколько активистов копошились возле гигантского камня, словно муравьи у спичечного коробка. В стороне лежал перевернутый автомобиль. Мужчина в разодранной рубашке и перепачканных штанах бегал от камня к автомобилю, то и дело обращая белые от гнева глаза в сторону бревна, на котором, пригорюнившись, сидела простоволосая женщина в опавшем на плечи пуховом платке. Женщина держала на коленях два объемистых портфеля-«дипломата».
Капитан был профессиональным военным и сразу оценил обстановку. И еще капитан понял, что для полного счастья ему не хватает ситуации, близкой к боевой. Худяков женился только полгода назад и не мог упустить возможности показать жене, каков он в серьезном деле!
3
Бурые капли дождя срывались с карниза и падали на раскрытый зонтик старика Николаева. Ветхая ткань зонтика едва сдерживала воду. Но старик продолжал упрямо сидеть на привычной скамье, отвернув в сторону лицо.
Клямин поставил на асфальт драгоценные портфели и чемодан.
Таксист - парнишка лет двадцати - долго гонял стартер заглохшего двигателя, жалуясь Клямину на то, что начальство на него окрысилось - второй раз он пролетает с получением нового автомобиля. На что Клямин пообещал дать парнишке несколько практических советов - пусть найдет его на досуге. Или позвонит… Паренек черкнул на коробке от сигарет номер телефона Клямина, запустил наконец двигатель и укатил. Клямин направился к своему подъезду. Кажется, впервые за последние дни он ни о чем не думал. Рыжие от дождя стены дома, пустой двор с мокрыми веревками, на одной из которых болталась забытая майка, детская площадка с качелями навевали сонное смирение… И старик сосед продолжал сидеть на скамье, как и пять дней назад. «Может, он преставился и никто этого не замечает? - подумал Клямин. - Даже на шум такси не отреагировал…»
Он хотел окликнуть соседа, но передумал: еще испугается старый…
Клямин сделал несколько шагов и услышал бормотание:
- Вот… Ежели ты зонтик, так не протекай…
- Дед!
- А? - мигом отозвался Николаев.
- Ты с кем это? С зонтиком, что ли?
- С ним. Протекает, мыши проели. - Старик нимало не смутился. - А я тебя видел… От! - Он поднял в сторону руку.
В нише между двумя дождевыми желобами стояло расколотое напольное зеркало. Тусклая его поверхность вбирала в себя весь двор.
- Борисовские выбросили. А я приспособил… Появится жулик - подумает: спит старик. А я все вижу. Хитро?
- Хитро, - согласился Клямин и подумал, что старик совсем уже того, тронулся. - Что ты охраняешь? Машину свою я в гараж отогнал.
- Что охраняю?.. А все охраняю… Мне, Антон, видение было - старуха моя. Пришла и говорит: «Жди меня, явлюся. Рано утром, в дождик. Но в квартиру не войду, во дворе постою»… Все не идет.
Клямина нисколько не смутил смысл сказанного. На какое-то мгновение ему даже показалось, что так и случится. Старик сидел опустив плечи и сложив руки на коленях. Пуговица на хлястике его пальто болталась на последней тоненькой нитке…
Клямин смахнул со скамьи случайный ночной мусор и расположился рядом. Как он ни торопился домой, а теперь вот почему-то медлит.
- Ты б отодвинулся в сторону, дед. Скоро капли пробьют твой зонт насквозь.
- Со стороны зеркала не видать, - просто объяснил старик. - Не пробьют. Мокнет он только, и все.
- Сильный дождь был?
- Всю ночь шустрил. Часа два как присмирел… А мне в собес надо слетать, дело есть.
Они помолчали. Старик шевельнулся, сел поудобнее и притих в ожидании.
- Придет, если обещала, - подбодрил Клямин.
- Придет, - уверенно отозвался старик, - А что это тебя не было видно? Я уж думал - посадили тебя.
- Здрасьте, - оторопел Клямин. - С чего бы вдруг!
- А так.
- Видение, что ли, было?
- Нет. Долго ты не показывался. А куда мог деться такой орел, как ты? - рассуждал старик.
- Всего-то пять дней и не показывался, - обиделся Клямин. - За лекарством тебе ездил.
Старик чуть повернул лицо с давно не бритыми впалыми щеками и молча уставился на Клямина.
- Калган-корень ты просил. Помнишь? Я и привез тебе. Подарок.
Старик молчал. Потом издал губами какой-то звук: не то сплюнул, не то цыкнул.
- А на кой он мне, корень твой? Это Мария просила. Хотела подольше пожить. А мне он - наоборот… Я дни считаю, а ты хочешь притормозить… Выбрось и разотри.
- Ты что, дед?! - негромко и сильно проговорил Клямин. - Я из-за него чуть жизни не лишился, была история…
Конечно, Клямин не забыл, что встретил он корень на рынке случайно и что случайно же вспомнил о давней просьбе стариков соседей. Можно сказать, блажь на него тогда нашла. А вот сейчас…
Клямин грубо отодвинул ногой изящные портфели-«дипломаты», наклонился, ухватил ручку своего чемодана и вскинул его на колени. Щелкнул замком. Чемодан был набит как попало случайным тряпьем, бумагой. Из-под них торчали углы каких-то коробок. Все говорило о торопливом, похожем на бегство отъезде. Руки Клямина беспорядочно перебирали все это барахло, перемешивая его. Наконец он нашел то, что искал. В прозрачном пакете виднелись мышиные хвостики корешков. Он молча сунул пакет прямо под нос старику. Тот покачал головой, глаза его, мутные, с покрасневшими ободками век, смотрели с укором. Старик тронул ладонью напряженную руку Клямина:
- Ты, Антон, уже не маленький, а не понимаешь… И ступай домой. А то она не придет при тебе, застесняется.
- Кто не придет, кто? - зашелся Клямин. - О чем ты болтаешь, старый пень? Умерла она. Два года как умерла. Ты что, рехнулся совсем? Видение ему было! Это ж надо…
Старик помолчал, шевеля губами, словно бы сдерживая слова.
- Знаю, Антон. Я все знаю. Конечно, не придет она… И не кричи так, люди спят. Отвяжись. Надоел уже…
Старик Николаев встряхнул зонтик, отвернулся и уставился в тусклое зеркало. Он всем своим видом показывал, что его здесь уже нет.
Антон взглянул на старика, вернее, на то место, где под черным кругом зонтика торчали ботинки со вздутыми мысками. Он постоял немного, сунул пакетик с корешками в карман брюк, поднял чемодан и портфели и побрел к своему подъезду…
В комнате стоял тяжелый, пыльный запах. Давно пора свезти в чистку ковры - вся духота от них. Клямин раздвинул шторы, впуская в комнату сырой свет. Полированная мебель, хрустальные бокалы и вазы, бронзовые статуэтки - все это как бы погрузилось в какой-то омут. Получалась размазанная картина, рамой для которой служили темные, с желтой искоркой, стены. Клямин любил свою квартиру и с удовольствием возвращался домой. Обычно он возвращался, когда квартира еще хранила его присутствие: вышел и через несколько часов вернулся. Но если его здесь не было несколько дней, из комнаты что-то улетучивалось. Она становилась чужой ему, подчеркивала его одиночество…
«Черт бы тебя взял, старик, - хмурился Клямин. - Ты еще тут…»
Он скинул одежду и полез под душ. Вода шла поначалу холодная - застоялась в трубах, как всегда это было ранним утром. Но Клямину ждать не хотелось, и он любил холодный душ. Струйки колко били по плечам и груди, сползая к ногам. Сердито клокотала горловина слива, справляясь с потоком. Постепенно вода становилась теплее, и вот уже пришлось разбавлять ее холодной. Но главное - совсем расхотелось спать. Сколько ему пришлось спать за последние сутки с лишком? Только в самолете вздремнул часок… И все… А что произошло за это время? Везение не оставило Клямина. Капитан Худяков оказался решительным и сообразительным парнем. «Таким командиром может гордиться армия», - умильно думал Клямин, глядя, как прилежный, похожий на подростка капитан отдает распоряжения своим добрым молодцам.
Поставить на колеса перевернутый автомобиль не составило большого труда. Лениво, как буйвол из грязи, поднимался он, уступая дюжине здоровяков. Достаточно было беглого взгляда, чтобы убедиться - вид у автомобиля далеко не товарный. Правый бок смят, задняя стенка вырвана. И стойки пошли. О стеклах и говорить нечего. Двигатель все же работал. Правда, в нем что-то бренчало, билось, сипело. Но проехать сорок километров до Ставрополя было вполне возможно… Только как быть с камнем? Пихать его в автомобиль после аварии рискованно - большая нагрузка.
Мощный военный грузовик подхватил камень на тросы и сдвинул его к обочине. Там он и остался как загадка природы…
Антонина не протестовала - понимала, что кругом виновата.
Движение на шоссе возобновилось.
Капитан учтиво отдал честь Клямину и посмотрел на часы. Дело заняло пятнадцать минут. Еще можно было успеть в театр, если увеличить скорость. Сержант-водитель воспринял приказ о быстром броске с явным удовольствием. «Полетим, как птички», - сказал он и улыбнулся симпатичной женщине, которая наблюдала за действиями солдат, сидя в зеленом «газике» на белых колесах. И которой Клямин, несмотря на свой аховый вид, успел несколько раз со значением улыбнуться…
Вскоре на дороге стало тихо и пустынно. «Хорошо, что инспектора не вызвали», - подумал Клямин. Конечно, решись он ремонтировать автомобиль официально, акт инспектора был бы необходим. Но ремонтироваться официально Клямин не собирался. И долго, и сложно… Так он рассуждал про себя, бродя в полутьме по грязи, собирая в кучу коробки с обувью и остальные остатки крушения. Все, что удалось найти, он сложил ближе к левой, уцелевшей боковине. Рядом посадил лупоглазую Антонину. Приказ был короток: «Сидеть! Придерживать на поворотах!»
Въехали они в Ставрополь глубокой ночью, вызывая живейшее любопытство у местных собак. Остановив машину у автобусной станции, Клямин связал в два больших тюка все свое имущество и сдал в камеру хранения. Пришлось сдать и портфели-«дипломаты» - не таскаться же с ними по ремонтным делам. Испытывая тошноту где-то под ложечкой, он поставил портфели на облезлую полку. Поставил, посвистывая, стараясь не выдать волнения. На что кладовщик сделал краткое замечание: «Что свистишь? Денег не будет. Примета». Клямин сразу притих. Кладовщик выдал ему жетоны, опустил решетку и отправился спать. После решения вопроса с «дипломатами» Клямин перестал обращать внимание на Антонину. Правда, он дал ей совет: найти заправочную станцию и попытаться уговорить какого-нибудь шофера-транзитника привезти камень.
Антонина тотчас исчезла. Возможно, ее тяготило чувство вины перед Кляминым. Или она опасалась, как бы Клямин не потребовал финансовой компенсации стоимости аварийного ремонта. Но факт оставался фактом - только что женщина стояла рядом, куталась в платок. И вот ее уже нет и в помине…
А Клямин отправился на своем катафалке искать таксопарк. Или автобазу «скорой помощи». Блуждая по предрассветному городу, он выкрикивал в пустую раму от лобового стекла: «Лосей он кормил из рук! Ах я дурак, дурак… Ну, чего не хватало?!» На короткий срок он затихал, втягивая ноздрями холодный воздух. Но картина катастрофы вновь тормошила его сознание. И он продолжал что-то выкрикивать невнятное, боясь задохнуться от ярости. «Что боялся упустить, пес?! Сотню за могильный камень, - казнился Клямин. - Лоб разбил, босяк! Дерьма тебе не хватало, да? Так ешь полной ложкой!» И он решил во что бы то ни стало сегодня же вернуться домой. Не станет он ждать неделю, пока отремонтируют автомобиль.