Затем, увидев ухмылку, затаившуюся в глазах Леннокса, Маккей покраснел и старался не пялиться на девушку. Но у него это плохо получалось, пока Фрэнк не прогнал Джули с кухни.
Маккей размышлял о крайней неупорядоченности в структуре американской команды -если ее вообще можно было так назвать - что казалось ему, военному человеку, чрезвычайно странным. Но в этих американцев все было чрезвычайно странным, если вдуматься. Тем не менее, не было никаких сомнений, что Майкл и Фрэнк имели право принимать окончательные решения. Таким образом, через некоторое время, два шотландских профессиональных солдата просто расслабились и, как говорится, поплыли по течению.
Остальные в доме собрались в гостиной вокруг Бальтазара и Ребекки. Два врача и Моррис Рот. Джудит изредка подключалась к их разговорам, но в основном она была занята обеспечением воинов едой и питьем. Ребекка предложила помочь ей в этих хлопотах, но Джудит не позволила.
- Мелисса может зайти к нам в любой момент, - пояснила она и улыбнулась. - Я и так получу от нее нагоняй за то, что кормлю мужчин. А уж если она увидит, что это делаете вы, советник по национальной безопасности, - она вообще перестанет разговаривать со мной. Зная Мелиссу, я, думаю, она, вероятно, начнет пикетировать мой дом.
Непонимающий взгляд Ребекки вызвал у Джудит приступ смеха.
- Вы никогда не слышали об эмансипированных женщинах, насколько я понимаю?
Джули Симс стояла рядом и прислушивалась к их разговору. Джудит улыбнулась ей и сказала: - Почему бы тебе не объяснить ей это?
- Запросто! За кусок пирога!
Джудит пошла на кухню. Улыбаясь, Джули начала растолковывать Ребекке основные принципы женской эмансипации. И если версия восемнадцатилетней девочки в ее изложении вызвала бы у схоластов эмансипации обморок, то уж на энтузиазм презентации они пожаловаться бы не могли. К тому времени, как Джули закончила, взгляд непонимания исчез с лица Ребекки. Ее лица покраснело, и она была на грани шока.
- Ты, должно быть, шутишь.
- Вовсе нет! - был ответ Джули. Через секунду ее глаза зацепили кого-то на улице за окном, и Джули пулей выскочила из дома. Ребекка на слабеющих ногах села на диван и стала прислушиваться к разговору между врачами.
Но ее ум был в другом месте. Освобождение женщин? Абсурд! Но тут, уловив тему обсуждения, все посторонние мысли выскочили у нее из головы.
Она не верила своим ушам и снова была на грани шока.
Ее отец улыбнулся ей.
- Да, дочь. Это то, о чем я собирался сказать тебе сегодня, когда ты только вошла. Так что ты думаешь об этом предложении?
Она была в растерянности. Они что это, серьезно? Но взгляд на двух американских врачей дал ей понять, что так и есть.
Это неслыханно! Медицинское партнерство между иноверцами и евреями?
Старший врач, которого Ребекка сначала принимала за мавра, откашлялся.
- Вы же понимаете, доктор Бальтазар, что пока вы не можете рассчитывать на полноценную оплату труда врача - максимум одна треть, то - что врачи-практиканты получают, работая на должностях младшего медицинского персонала...
Николс замялся. Он явно пытался быть дипломатичным.
- Какое-то время, конечно, не вечно же...
Бальтазар поднял руку.
- О чем вы говорите, доктор Николс!
Отец Ребекки наклонился и взял книгу, лежащую на столе рядом с диваном.
- Доктор Адамс был так любезен передать мне это вчера. Одну из его многочисленных книг по медицине, учебник, по которому, как он сказал, он сам учился, будучи студентом.
Бальтазар прижал тяжелый том к коленям, почти лаская его пальцами.
- Боюсь, во многом будет трудно разобраться. Так много новых слов, не говоря уж о новых концепциях - но я тщательно изучу каждую страницу.
Ребекка посмотрела на обложку книги. Название как-то скользнуло в ее памяти. Что-то о вступительных принципах медицины. Вместо этого ее глаза зафиксировались на именах авторов.
Джордж Уайт, доктор медицинских наук; Гарольд О'Брайен, доктор медицинских наук; Авраам Коэн, доктор медицинских наук...
Коэн? Ее глаза уперлись в Морриса Рота. Американский еврей, казалось, понял вопрос в ее взгляде. Так, по крайней мере, она расшифровала его улыбку и кивок головой. Да ...
Ее отец говорил: - Я прекрасно понимаю, что мне придется учить все заново.
Доктор Адамс покачал головой.
- Это не так, Бальтазар. Даже в области теории. Ваши представления о миазмах, как о причинах заболеваний, не так уж далеки от истины. И ваши практические знания во многом превышают наши собственные. - Он пожал плечами. - Я действительно думаю, что это мы будем учиться у вас лекарствам, доступным в этом времени и месте.
Николс хмыкнул.
- А я так считаю это просто необходимым! Просто один пример - наш запас антибиотиков уже подходит к концу, и вряд ли фармацевтические компании нам его пополнят. - Его лицо стало озабоченным. - И что тогда? Глаз тритона? Крылья летучей мыши, измельченные с кориандром?
Бальтазар рассмеялся.
- Не утрируйте настолько! Я всегда считал, что Каноны Медицины великого Авиценны упоминают о средствах почти для каждого недуга. Многие из них действительно работают.
Николс и Адамс глядели на него скептически. Доктор Абрабанель развел руками.
- Конечно же, сначала нужно изучить текст самому, прежде чем применять что-либо. - И неуверенно: - Вы читаете по-арабски?
Увидев выражение лиц двух американских врачей, Бальтазар пожал плечами.
- Ну, не имеют значения. К счастью, большая часть Канонов доступна в греческом переводе.
Николс и Адамс посмотрели друг на друга. Адамс закашлялся. Николс смотрел, как тот чуть не задыхается, не в силах остановиться.
- Доктор Абрабанель, - спросил, откашлявшись, Адамс, - можете сказать точно, на скольких языках вы можете читать?
- Свободно? - отец Ребекки зашевелил пальцами. - Не больше, чем на восьми, боюсь. Возможно, и девяти, в зависимости от того, что можно считать 'владением языка'. Иврит, арабский и греческий, конечно, как основные языки медицины. Испанский и португальский являются родными для моей семьи. И английский сейчас, естественно. Я провел большую часть своей жизни на острове. Немецкий, французский. - Он опять зашевелил пальцами. - Мой голландский уже тоже стал довольно неплохим, я думаю. Но было бы хвастовством сказать, что владею им свободно...
Он сделал паузу, раздумывая и поглаживая пальцами ухоженную седую бороду.
- Что еще? Я могу понимать русский и польский, с нетехническими вопросами. Итальянский и латинский, то же самое. Я плотно занимался латынью в свое время, но был вынужден прервать учебу из-за политической конъюнктуры, так что пришлось учить шведский язык. - Он нахмурился. - Это по-своему очаровательный язык, но мне было жаль тратить на него время. Нет пока книг по-шведски, которые недоступны на других языках. Мертворожденных. - Он вздохнул. - Но я чувствовал, что это было бы разумно, учитывая ту роль, которую меня попросили играть...
Он внезапно замолчал и наклонился вперед. Его лицо стало озабоченным.
- Доктор Николс? Вам плохо?
- Нет-нет, - выдохнул Николс, слабо махнув рукой. - Я просто... - И снова закашлялся.
- О, Боже," - прошептал Адамс. - Всемогущий...
Ребекка откинулась на спинку дивана. Ей удавалось - успешно, она думала - скрывать чувство гордости и удовлетворения на своем лице. Подобно тому, как она любовалась и восхищалась этими американцами, она не могла теперь, в свою очередь, отказать себе в удовольствии увидеть их - на этот раз! - ошарашенных и потерявших свое обычное самодовольство.
Хотя, возможно, ее попытки были не такими уж и успешными, как она думала,. Мелисса Мэйли, как раз вошедшая в этот момент, взглянула на нее и спросила: - Чему это вы так радуетесь?
Ребекка улыбнулась. Скромно, как ей показалось. То есть хотела так, по крайней мере.
- О, оказывается, мой отец более опытный лингвист, чем ваши врачи. В других вопросах он, конечно, не так сведущ, как они.
- Ну конечно! - фыркнула Мелисса. - Американцы вообще неотесанные болваны, когда дело доходит до языков.
Учительница уперла руки в бок и смерила Николса и Адамса своим знаменитым взглядом, которым приводила в дрожь тысячи школьников на протяжении многих лет.
- Ну что? - спросила она. - Неужели вы, обормоты, на самом деле думали, что умнее этих людей?
А когда Джудит выскочила из кухни с тарелкой еды в руках, Мелисса перевела взгляд на нее.
- А это еще что? Двести лет прогресса пошли насмарку?
Следом взгляд остановился на Ребекке.
- Нам нужно поговорить, юная леди. Немедленно.
Ответ был неизбежен и очевиден: - Да, мэм.
Глава 14
Ближе к вечеру в гостиной уже было тихо и спокойно. В доме остались только Бальтазар, Мелисса, и сами хозяева. Даже Ребекки не было. Майкл настоял на том, чтобы она тоже приняла участие в обсуждении планов сформировавшейся группой, которая стала настолько большой, что ей пришлось переместиться в школу.
Ее отец в данном случае был рад ее отсутствию. Это позволило ему свободно поднять деликатную тему в компании других евреев. Ну, и Мелиссы, конечно. Но Бальтазар уже оценил ее натуру.
- Моя дочь, кажется, увлеклась этим Майклом Стирнсом, - сказал он. Его тон был дружелюбным и мягким, приглашающим начать разговор.
Моррис и Джудит взглянули друг на друга.
- Это достойный молодой человек, - сказала Джудит нерешительно.
- Бред собачий, - отрезал ее муж. Он обратился к сефардскому врачу тоном, в котором извинения сочетались с воинственностью.
- Простите меня за резкость, доктор Абрабанель. Но я не собираюсь танцевать вокруг да около. Майк Стирнс по сути наиболее близок к тому понятию в этом мире, которое можно охарактеризовать одним словом, черт побери, он настоящий принц, и этим все сказано. И неважно, какой он крови.
Моррис наклонился вперед, упираясь локтями в колени.
- Вы читали книгу, которую я дал вам? О холокосте?
Бальтазар вздрогнул, и замахал руками, как бы отгоняя бесов.
- Сколько успел. Не так уж много.
Моррис сделал глубокий вдох.
- Мир, из которого мы пришли, был далеко не раем, доктор Абрабанель. Ни для евреев, ни для кого-либо еще. Бесов в этом мире было в избытке, были и те, кто имел дело с ними.
Он поднялся и подошел к камину. Рядом с менорой стояла простая рамка с небольшой черно-белой фотографией. Моррис взял ее и принес к отцу Ребекки.
Он указал на одного из мужчин на изображении. Это был человек небольшого роста, истощенный до степени скелета, одетый в полосатую робу.
- Это мой отец. Место, где была сделана фотография, называется Бухенвальд. Это не очень далеко отсюда теперь.
Он указал на другого человека на фотографии. Рослый, здорового вида, несмотря на очевидную усталость, в грязной военной форме.
- А это Том Стирнс. Дед Майкла. Он был сержантом в американском воинском подразделении, которое освободило Бухенвальд от нацистов.
Он отнес фотографию обратно на каминную полку.
- Большинство людей не знают об этом, но Западная Вирджиния - в процентном выражении, конечно, не в абсолютных цифрах - давала больше солдат для Америки, чем любой другой штат в стране, в каждой крупной войне, в которой мы участвовали в двадцатом веке.
Он повернулся к Абрабанелю.
- Вот почему мой отец переехал сюда, когда он эмигрировал в Соединенные Штаты после войны. Он был единственным евреем в Грантвилле, когда он впервые приехал сюда. И пригласил его жить здесь Том Стирнс. Многие другие уехали в Израиль, но мой отец хотел жить рядом с человеком, который освободил его из Бухенвальда. По его представлениям, это было самое безопасное место в мире...
Моррис пристально посмотрел на отца Ребекки.
- Вы понимаете, что я пытаюсь сказать, Бальтазар Абрабанель?
- О, да, - прошептал врач. - У нас, у сефардов, такое было только мечтой.
Он закрыл глаза, читая по памяти:
Веди меня, мой друг, сквозь виноградники, налей вина
И чашей, полной до краев, ты услади меня ...
А если я умру вдруг раньше, друг мой, то молю -
Устрой мою могилу в этом вьющемся раю.
Моррис кивнул. И повернулся боком, указывая в окно.
- Мой отец похоронен на городском кладбище. Недалеко от Тома Стирнса, и недалеко от отца Майкла, Джека.
Его глаза вернулись к старому врачу.
- И это все, что я хотел сказать, доктор Абрабанель.
Проницательные глаза Бальтазара обратились к Мелиссе.
- А вы?
Мелисса усмехнулась.
- Я бы не стала называть Майкла Стирнса 'принцем'!
Затем, склонив голову набок, она поджала губы.
- Ну... может быть. В том смысле, в котором мы упоминаем принца Уэльского Хала, этого озорника.
Бальтазар был поражен.
- Принц из пьесы 'Генрих IV'? - спросил он. - Вы знакомы с ней?
Теперь настала очередь Мелиссы удивиться.
- Конечно! Но откуда вы...
Ее челюсть отвисла.
- Я видел ее, откуда же еще? - ответил Бальтазар. - В театре 'Глобус' в Лондоне. Я никогда не пропускал ни одной из пьес этого автора. Всегда бывал на премьерах.
Он встал и начал прохаживаться.
- Я и сам подумал о чем-то таком. Только не о 'Генрихе IV', а о 'Венецианском купце'.
Он остановился, улыбнувшись реакции аудитории. Выражение на лицах Морриса и Джудит Рот теперь перекинулось и на Мелиссу. Разинутые рты, выпученные глаза.
- Самый замечательный драматург в мире, на мой взгляд.
Он покачал головой.
- Я боюсь, что вы все, кажется, не уловили суть моего вопроса о Майкле. Меня в этом совершенно не волнуют вопросы веры.
Бальтазар фыркнул, одновременно весело и раздраженно.
- Ха! Я философ и врач, а не ростовщик. Что вы там себе думаете? Неужели вы ожидаете, что я начну заламывать руки от перспективы того, что моя дочь может влюбиться в иноверца?
Внезапно он сцепил руки и начал заламывать их в театральном отчаянии. С той же театральной выспренностью он начал покачивать головой.
- О дочь моя! Мои дукаты!
Мелисса залилась смехом. Бальтазар улыбнулся ей. Моррис и Джудит просто ошарашено смотрели на них.
Бальтазар опустил руки и вернулся на свое место.
- Нет-нет, мои друзья. Я уверяю вас, что мое беспокойство было вполне житейским. - На мгновение его доброе лицо стало суровым, почти горьким. - Я не испытываю никакой любви к ортодоксальному еврейству, как и оно ко мне. Я был изгнан потому, что утверждал, что нельзя оторвать Аверроэса от ислама, так же как и Маймонида от иудаизма.
Он вздохнул и опустил голову.
- Так оно и есть. Я нашел здесь дом, как мне кажется. И моя дочь тоже. Просто мне хочется, чтобы она было счастлива. В этом и заключался мой вопрос.
- Он принц, - сказала Мелисса тихо. - Во всех смыслах, Бальтазар. Такие люди редко бывают в нашем непростом мире.
- Хотелось бы надеяться, - пробормотал доктор Абрабанель. Он снова усмехнулся. - Для Ребекки это будет нелегко, конечно. Я боюсь, что слишком рьяно ограждал ее от реальной жизни. Ее голова полна поэзии.
- Мы это исправим, - прорычала Мелисса. - Первым делом.
Джудит Рот, наконец, удалось заговорить.
- Я не могу в это поверить. Вы на самом деле... - Она с трудом выпихнула следующие слова. - Вы на самом деле видели Шекспира? В лицо?
Бальтазар поднял голову, нахмурившись.
- Шекспир? Билл Шекспир? Да, конечно. Нельзя не столкнуться с этим человеком в 'Глобусе'. Он там постоянно крутится. Все подсчитывает количество зрителей. Встречался, по крайней мере, дважды.
Полуошеломленый, Моррис подошел к книжному шкафу у стены. Он вытянул оттуда толстый фолиант и принес его Бальтазару.
- Мы говорим об одном и том же Шекспира, не так ли? О величайшем английском литераторе?
Еще более нахмурясь, Бальтазар взял книгу и открыл ее. Когда он увидел титульную страницу, а затем оглавление, он чуть не задохнулся.