Колумб приказал морякам выменять у островитян несколько плащей и туфель за горсть гвоздей или, быть может, за нож. Эти изделия из каучука Колумб привез в подарок королю. Забавный подарок поправился королю. Он любил прогуливаться под дождем в этой необычной одежде, от которой отскакивали дождевые капли, и в обуви, куда не проникала вода.
А как веселился король, глядя на придворных!
Они промокали до костей в своих обычных костюмах. «Непромокаемый» король смеялся до слез.
Торговые корабли привозили в Европу все больше и больше каучука. Европейцы научились делать из него мячи, обувь и плащи. Затем мячи обрядили в кожаные покрышки и стали надувать воздухом с помощью насосов.
Так и была создала игра, которая покорила весь мир, — футбол, или, иначе, «ножной мяч». В своей кожаной одежде такой мяч способен выдержать удар не только кулака, но и ботинка и лететь с одного края поля к другому с силой пушечного ядра.
Игроки в футбол, по крайней мере, такие удары называют «пушечными».
Через некоторое время каучуку придали форму каретного колеса. Так появились шины, которые и натягивались на колеса карет. Пассажиры не испытывали прежних неудобств от плохих мостовых. Шины пружинили, смягчали толчки.
Толстые резиновые шины стали обувью первых автомобилей.
И самолеты теперь берут старт в высоту, пробегая по летной дорожке на резиновых шинах. Поднимается самолет вверх, и летчик убирает колеса в «карманы» воздушного корабля. А когда придет пора совершить посадку, снова выпускает их, и самолет мягко касается бетонного покрытия аэродрома.
Велосипедисты просто обидятся, если не сказать здесь об их велосипедных камерах. Там-то как раз и появился впервые живой и пружинящий воздух. Один шотландский врач для своего сына — юного велосипедиста — изготовил тонкую резиновую камеру и поместил ее внутри толстых резиновых покрышек, чтобы они служили защитой. Потом он надул камеру воздухом — получилось отлично. Затем воздушная камера стала служить автомобилю и самолету.
С той поры камера получила самое широкое распространение. Теперь с помощью насоса люди до отказа накачивают такие камеры. Может быть, и тебе придется заняться этим делом. Ты знаешь, сколько огорчений бывает, если гвоздь или острый камень ранит, скажем, твою велосипедную камеру. Велосипедист сразу же превращается в носильщика. Тащит на себе то, что позволяло ему еще минуту назад мчаться подобно ветру. Впрочем, можно поправить дело. Быстро заклеить дырку в камере с помощью резиновой латки и клея и двинуться вперед. А не то поставить запасную шину.
Дорогие мои охохонцы
Почему я так назвал вас, мои читатели? Охохонцы — слово старинное. Его найдешь только в словарях, где живет немало слов, которые уже забыты. А иные из них даже приобрели другой смысл.
Когда-то охохонцами называли таких ребят, что готовы заохать или заахать от любой царапины, даже от легкого испуга.
Увидел мышонка, и в страхе забирается на табуретку: «Ах, страшно!» Охают от самой малой боли. Стисни им руку покрепче, пожалуй, заплачут.
Но теперь они встречаются все реже и реже. Не поэтому ли и слово «охохонец» приобрело новый смысл.
Как-то я наблюдал за нетерпеливой очередью ребят в библиотеке и услышал, как седая женщина-библиотекарь сказала, показывая на юных читателей:
— Это все охохонцы — самые лучшие наши книгочеи. Требуют таких книг, чтобы было бы им из-за чего поохать или поахать. «Ах, как интересно!», «Ох, до чего удивительно!» Им подавай книги про Луну, про железо, падающее с неба, — метеориты, про то, как добывают руду или плавят металл. А иные просят книги о далеких неизученных странах. Этот вот, — показала мне библиотекарь на вихрастого паренька, — уже полмира «объездил». Побывал в четырнадцати странах Африки. И все с помощью книг, сам пока дальше пионерского лагеря нигде не бывал.
И я подумал, что этот парень настоящий охохонец. Он обязательно побывает в дальних уголках нашей страны или, быть может, за ее пределами. Будет служить матросом на корабле, поплывет навстречу всем семи тысячам ветрам. Или станет летчиком — разведчиком погоды на наших аэродромах.
Прочитав эту книгу, вы наверняка убедились, что иное, как будто с детства знакомое, оказывается удивительным, необыкновенным.
Если бы на первой страничке этой книги я пригласил бы вас посетить «Музей воздуха», вы, конечно. удивились бы: «Зачем это? Вот он, воздух, в нашей классной комнате, в лесу, который рядом со школьным домом. Любуйся, дыши, вдыхай лесные запахи, прислушивайся к шуму листьев и трав».
А пожалуй, сейчас это вас не удивило бы. Но для «Музея воздуха», если такой создать, потребуется огромное здание со многими залами. Стены музея украсят портреты великих «открывателей воздуха», старинного нашего друга из далекого Милета, по имени Анаксимен, русского ученого Михаила Ломоносова — ему первому удалось взвесить воздух, Роберта Бойля и Роберта Гука, которые мечтали создать «искусственный воздух». Или французского химика Лавуазье — он показал человечеству, из чего состоит воздух, которым мы дышим.
Здесь были бы портреты самых первых разведчиков высоты: подьячего Крякутного и Александра Можайского — создателя первого в мире летательного аппарата тяжелее воздуха, и наших космонавтов — первых звездопроходцев Вселенной.
А сколько залов заполнят там машины, что заставляют воздух работать на нас.
Вот трудолюбиво шумит компрессор.
Каждому мы разрешили бы взять в руки пневматический гайковерт. Одно прикосновение — и гайка завинчена до отказа. Это силач-воздух помог нам.
Отбойный молот горняка, рюкзак с кислородом из багажа храбрых — все найдет здесь свое место.
А пневматическая почта?
Мы еще не сказали о ней ни слова.
Можно опустить письмо в трубу со сжатым воздухом, и оно через минуту окажется на последнем этаже шестнадцатиэтажного здания. Хотелось бы выставить в музее и современную мельницу, очищающую зерно сильной струей сжатого воздуха, и точные часы, действующие силой того же сжатого воздуха, и пневматические контрольные приборы. Они безопасны, потому что не дают искры.