В-третьих, царская государственная власть дополнялась Боярской Думой (аристократический элемент власти) и избиравшимися снизу Земскими соборами (демократический элемент власти). На низовом уровне имело место народное самоуправление. Основным первичным «социумом» в России как крестьянской стране была сельская община, которая на местах решала многие важные вопросы.
В-четвертых, все сословия общества так или иначе осуществляли свое служение во имя укрепления российской государственности. Особая роль при этом принадлежала дворянству. Оно несло тягло военной службы, получая за это поместья (без права их передачи по наследству). Крестьяне, прикрепленные к этим поместьям (крепостные крестьяне), в свою очередь, несли хозяйственное тягло, а также военную повинность. В православной стране прикрепление крестьян к земле рассматривалось не как форма рабского крепостничества, а как форма христианского послушания и служения.
Итак, сложилась стройная, иерархическая государственная система с четким разделением прав и обязанностей отдельных сословий, сочетанием централизованного управления и самоуправления на местах при приоритете духовных начал общественной жизни над материальными соображениями. Ответственность людей друг перед другом и каждого перед обществом строилась, в конечном счете, на служении Богу и на страхе Божием. В этом было отличие общественной и государственной жизни в России от жизни в Европе: фундаментом первой было религиозно-нравственное чувство; фундаментом второй – юридические нормы. Юридические нормы на Западе призваны были сглаживать звериные начала в человеке, которые проявлялись в борьбе эгоизмов отдельных личностей между собой и с верховной властью.
Однако постепенно монолитное здание российской государственности стало давать трещины. Об одной из таких серьезных трещин мы выше сказали: Петр I ликвидировал Патриаршество и фактически установил государственное управление Церковью. «Симфония» властей была разрушена.
Постепенно происходила трансформация крепостного права. В учебниках его хронологические рамки обычно определяют периодом 1597–1861 гг. При Петре I начался, а при Екатерине II закончился процесс изменения статуса дворянских поместий: если раньше их владелец (пользователь) не имел права передавать землю в наследство детям, то теперь право собственности стало наследуемым. Менялся смысл прикрепления крестьян к земле: теперь они фактически становились «живым приложением», которое наследовалось вместе с недвижимостью – землей. Процесс закрепощения был завершен при Петре III в 1762 г. Им был издан указ, согласно которому дворяне были освобождены от повинности военной службы, а крестьяне оставались по-прежнему прикрепленными к земле. Был нарушен принцип справедливости, крестьяне фактически становились личной собственностью помещика. Завершившийся процесс закрепощения крестьян фактически означал раскол России на два народа: дворянство и крепостных крестьян. Первые получили право господствовать, у вторых осталась лишь обязанность трудиться. Конечно, острота противоречий между помещиками и крепостными крестьянами часто смягчалась тем, что те и другие были православными христианами. Но раскол в обществе был налицо. Особенно «эмансипировалась» от народа та часть дворянства, которая составляла государственный аппарат и находилась в Петербурге и других крупных городах России. Это было сословие государственной бюрократии со своими особыми интересами и запросами, своей субкультурой. Царь, будучи хозяином всей России и «отцом» всему народу страны, безусловно, не мог не думать о благополучии крепостных крестьян, других сословий российского общества. Но государственная бюрократия становилась непреодолимым барьером между Государем и народом. Аристократическая верхушка России не только оторвалась от своего народа. Она одновременно стала ориентироваться на Запад с его внешним лоском, погоней за богатством и славой, забвением Бога. Фактически представители этой верхушки стали ощущать себя иностранцами в собственной стране (достаточно вспомнить, что они предпочитали говорить не по-русски, а на французском языке).
Один из столпов славянофильства – А. С. Хомяков, сам принадлежа к сословию помещиков, нелицеприятно писал, что это сословие иностранцев, чуждых России: «Как бы каждый из нас ни любил Россию, мы все как общество – постоянные враги ее, разумеется, бессознательно. Мы враги ее, потому что мы иностранцы, потому что мы господа крепостных соотечественников, потому что одуряем народ».
Дело дошло даже до того, что она (верхушка) противопоставила себя не только народу, но и Царю. В глазах «нового», «прогрессивного» дворянства Царь был уже не Помазанником Божиим, а просто политической фигурой, которой можно двигать на шахматной доске политических игр и интриг. Дело дошло до дворцовых переворотов. Всего в период с 1730 по 1801 г. было проведено четыре таких переворота. Дворянство и гвардия привели к власти Анну Иоанновну, Елизавету, Екатерину II, Александра I. Заговорщики также убивают Петра III, Ивана VI и Павла I. Дальше – больше. Зараженные в масонских ложах антимонархическими и атеистическими идеями дворяне-офицеры вообще решили жить без Царя. Об этом свидетельствует восстание декабристов в 1825 г.
Приход к власти Николая I после восстания декабристов несколько улучшил ситуацию в стране, и Россия находилась в относительном спокойствии три десятка лет. Впрочем, разрушающие русскую государственность процессы продолжались, но они были подспудны и невидимы. Слабость русской государственности проявилась в Крымской войне, которую Россия проиграла, несмотря на беспримерный героизм простого народа. С восшествием на царский трон Александра II разрушительные процессы в государственном управлении стали набирать обороты. Царское самодержавие продолжало терять реальную поддержку со стороны дворянства. Тем более что у самого дворянства почва стала уходить из-под ног после отмены крепостного права. После начала реформы 1861 г. страна встала на путь развития капитализма, время «застойного» (и в то же время относительно стабильного) состояния российского общества закончилось. Начались новые, причем плохо прогнозируемые социально-экономические процессы, которыми власти управлять почти не могли. В городах стали появляться революционные элементы, которые сознательно расшатывали устои государства, требуя как минимум конституционной монархии, а как максимум – республики без монарха. Эффективность государственного управления в России стала падать также по причине быстрого укрепления в стране так называемой «четвертой власти» в виде газет и журналов, которые были в значительной степени под контролем нарождающейся буржуазии, а отчасти попали под контроль иностранного капитала. Несмотря на существование института цензуры, средства массовой информации вносили весомый вклад в расшатывание государственных устоев. Реформы Александра II (отмена крепостного права, земельные преобразования, финансовая, судебная, образовательная и другие реформы) не только не преодолели разделение России на два «народа», но еще более усугубили этот разрыв, создав в итоге угрозу существованию не только основной части русского народа, но и тому малому «народу», который Шарапов называл государственной бюрократией.
Шарапов был уже очевидцем этих процессов в стране. В молодости он несколько симпатизировал разного рода революционерам, «демократам» и «прогрессистам». Однако в зрелом возрасте Шарапов уже не только не разделял их взглядов, но всячески эти взгляды обличал. «Что такое демократия? Национальное обезличение, пошлая нивелировка умного и глупого, культурного и дикого, упразднение всех традиций, гибель всякого гения и таланта и торжество грядущего Хама», – говорил генерал Иванов, главный герой романа Шарапова «Диктатор».
Шарапов обращает внимание на то, что среди тех, кто расшатывал устои русской государственности, было непропорционально много евреев. Шарапов неоднократно возвращается к еврейскому вопросу, который имел множество аспектов: религиозно-духовный, административно-государственный, социальный, финансово-экономический и др. В 1899 г. вышла статья Шарапова, которая так и называлась: «Еврейский вопрос». Ослабление российской государственности происходило уже по той причине, что еврейство было организовано по кагальному принципу, имело свои законы и суды, школы, финансы и т. п.; фактически оно представляло собой «государство в государстве». В последние десятилетия XIX века еврейство, легко преодолевая черту оседлости, заполнило университеты и стало сеять антимонархические настроения среди студенческой молодежи; оно стало играть решающую роль в террористических организациях, политических партиях и разного рода социалистических и антигосударственных кружках. Обладая большими капиталами, они постепенно захватывали газеты и журналы, через которые сеяли антимонархические, антигосударственные и откровенно революционные идеи. После Манифеста 17 октября 1905 г. и создания Государственной Думы они стали использовать трибуну этого парламентского учреждения для еще более активной пропаганды указанных идей. «Полвека не прошло с первого легкого послабления евреям в России (речь идет о послаблениях, которые сделал Александр II сразу же после своего восхождения на трон. – В. К), а уже оккупация ими нашей бедной Родины, можно сказать, закончена!», – писал С. Ф. Шарапов в 1899 г. С еврейством было достаточно сложно бороться, поскольку оно прибегало к проверенному средству маскировки – обращению из иудаизма в Христианство. «Что касается перехода евреев в Христианство, то при ослаблении в нас церковного духа и веры каков будет в новой вере более крепкий духовно еврей и по каким мотивам он здесь очутится? Не говорим об исключительных случаях искреннего перехода единиц, но огромное большинство разве не делает из этого акта очевидного гешефта?».
«Евреи, – отмечалось в 1906 г. в одном из документов Союза Русского Народа, – в течение многих лет, и особенно в последние два года, вполне высказали непримиримую ненависть к России и ко всему русскому, свое невероятное человеконенавистничество, свою полную отчужденность от других народностей и свои особые иудейские воззрения, которые под ближним разумеют одного только еврея, а в отношении христиан допускают всякие беззакония и насилия, до убийств включительно. Как известно и как заявляли неоднократно сами евреи в своих “манифестах” и прокламациях, переживаемая нами смута и вообще революционное движение в России – с ежедневными убийствами десятков верных долгу и присяге слуг Царя и Родины, – все это дело рук почти исключительно евреев и ведется на еврейские деньги».
Дополнительной угрозой для российского государства было то, что евреи достаточно быстро находили подходы к чиновникам-бюрократам (главное средство – взятка, коррупция) и использовали последних для решения своих вопросов: денежных, судебных, политических.
Бюрократия подрывала основы царского самодержавия, присваивая себе полномочия самодержавия: «Самодержавие государя на глазах у всех, – писал Шарапов, – обращается в самодержавие директора, начальника отделения, столоначальника». Шарапов предлагал избавить как царя, так и народ от подобного рода барьера и самостийного «самодержавия». Понятно, что для тогдашней бюрократии подобного рода предложения были страшнее, чем угрозы и бомбы революционеров.
Критика Шараповым тогдашней бюрократии, узурпировавшей государственный аппарат, проходит красной нитью через все его произведения. Он не раз говорил о том, что столичное и даже губернское чиновничество представляет собой автономное от общества образование, как бы «государство в государстве», причем этих отдельных «государств» много и они между собой почти не взаимодействуют: «Наши ведомства, во-первых, совсем не знают России, во-вторых, до сих пор представляют не части одного великого организма, а особые государства, вернее – страны света, связанные только тем, что нарисованы на одном глобусе».
Коррупция и казнокрадство – вирус государственного разложения
Еще одна неприятная сторона деятельности государственной бюрократии – коррупция и казнокрадство. Когда русская аристократия, находившаяся у руля государственной власти, стала терять веру в Бога и вместе с ней страх Божий, она стала поклоняться мамоне, рассматривать свои должности как «кормушки». С этого момента существовавшая в традиционном русском государстве вертикаль власти стала рушиться. Эта вертикаль всегда была очень простой и понятной: Бог – Царь (Божий Помазанник) – Царев слуга (государственный чиновник) – народ. Теперь русская властная верхушка вышла из подчинения Богу и Царю; теперь она стала управляться с помощью «золотого ключика» сторонними силами. Что это за сторонние силы? Это, прежде всего, те, кто владел большими деньгами: нарождающаяся российская буржуазия; еврейские банкиры и заводчики; Ротшильды и другие «короли» европейской биржи, действовавшие через своих представителей в России. Шарапов в романе «Диктатор» достаточно досконально рассматривает этот вопрос, особенно в той его части, которая называется «У очага хищений». Как следует из самого названия части, она посвящена коррупции в государственном аппарате Российской Империи. В основном все приведенные Шараповым факты казнокрадства и коррупции относятся ко времени, когда министром финансов был С. Ю. Витте. Однако этот «вирус», разлагавший государственный аппарат в России, появился еще задолго до этого. По нашему мнению, масштабные казнокрадство и коррупция в России начались со времен Петра I. В частности, ближайший сподвижник Петра Александр Меншиков украл из казны и перевел в английские банки в общей сложности около 5 млн. руб., что сопоставимо с годовым бюджетом всей Российской Империи в те времена. По оценкам Ивана Солоневича, сумма, украденная А. Меншиковым, на начало XX века была эквивалентна 10 млрд. золотых рублей. Как видим, реформы Петра, направленные на укрепление экономической мощи, оказались весьма сомнительными, т. к. модернизация России происходила по западным образцам и сопровождалась разрушением Церкви. Это, в свою очередь, подрывало веру в Бога – прежде всего в верхушке русского общества. Отсюда – взлет коррупции и казнокрадства.
Самый настоящий бум казнокрадства начался в эпоху Александра II, когда в Министерство финансов пришли «молодые финансисты». Петербургская финансовая бюрократия стала активнее прибегать к внешним займам, чтобы «залатать дыры» в государственной казне, опустевшей после Крымской войны. Министр финансов М. Х. Рейтерн в 1862 г. сумел организовать при помощи Лондонского и Парижского банков Ротшильдов заем на сумму 15 млн. ф. ст. (около 90 млн. руб. золотом). В 1864 г. был организован англо-голландский заем на сумму 47,9 млн. гульденов плюс 1,9 млн. ф. ст. В 1866 г. последовал второй англо-голландский заем на сумму 31,4 млн. гульденов плюс 33 млн. ф. ст. Займы брались уже не только и не столько для финансирования обычных текущих расходов государства, сколько для рефинансирования нарастающих долгов, т. е. на уплату процентов! Государственный (и особенно внешний) долг России при Александре II рос, как снежный ком. К вопросу государственных внешних займов в эпоху «русского капитализма» мы будем еще не раз возвращаться. Об этом сказано и написано много: и в дореволюционные годы, и в советский период, и в наше время. Все-таки не очень понятно: почему финансовые власти с такой легкостью и даже азартом брали все новые и новые займы? Неужели они не понимали пагубных последствий такой политики? Конечно, понимали. Но финансовые власти – это «верхи», для которых Россия была «этой страной». У них были «запасные аэродромы» – в Париже, Лондоне, Риме, Берлине, других европейских столицах. Там у них были банковские счета, там у них были роскошные особняки, там у них были связи и знакомства.
У петербургских чиновников было хорошее жалованье, но даже на него особняк в центре Парижа не купишь. У некоторых были имения, но многие из них еще во времена крепостного права были заложены; поэтому после реформы 1861 г. значительная часть выкупных денег, полученных от казны, пошла на погашение старых долгов. Главный источник такой роскоши – казнокрадство. А займы, размещаемые Ротшильдами и другими европейскими банкирами за границей, – идеальный источник такого обогащения. Буквального казнокрадства не было: деньги не воровались из казны. Просто часть денег до казны не доходила. Часть денег, выручаемых от размещения займов, чиновники получали от «Ротшильдов и Ко» в виде «комиссионных» (на современном языке – «откатов»). Нередко европейские банкиры оказывали своим российским «партнерам» «услуги», размещая «комиссионные» в нужных банках, акциях и процентных бумагах.
Не менее увлекательным для петербургских чиновников было занятие по закупкам различных товаров для казны – оружия, паровозов, вагонов, телеграфной техники и даже угля (в Англии). Нередко эти закупки осуществлялись акционерными обществами, где в правлениях заседали те же чиновники (аналог нашего современного «государственно-частного партнерства»). Особенно это касалось железнодорожных обществ, которые в дореволюционной России представляли собой симбиоз государственных и частных интересов. Они закупали в массовом порядке вагоны и паровозы в европейских компаниях, а также в компаниях с участием иностранного капитала на территории России. Тут также имели место «откаты» с последующим «отмыванием» полученных чиновниками денег. Петербургский чиновник предпочитал иметь дело с иностранцем, нежели с российским предпринимателем, т. к. в первом случае было проще выводить полученные деньги за границу и размещать их там. Российский купец и заводчик отдавался на «откуп» местному провинциальному чиновнику.