Несомненно, для нее также была свойственна тенденциозность. Например, сведение исторических исследований к изучению государства как института. Нередко игнорировалась собственно история народа.
Однако в русской школе были собраны лучшие научные силы империи и на протяжении XIX в. именно она развивала историческую науку в лице своих крупнейших представителей: Карамзина, Погодина, Соловьева, Ключевского и др., и абсолютно доминировала. К тому же, историческая школа государственников достаточно адекватно отражала процессы именно русской (великорусской) истории, где государственная власть в виде монархии деспотического типа – самодержавия, действительно была главной консолидирующей и цивилизующей силой.
Поражения польских восстаний 1831 г. и 1863 г.г. с одной стороны, и интеграция малороссийского общества в государственные и социальные структурами Российской империи с другой, привели к полному преобладанию русской исторической школы. И как мы знаем, это было также следствием того, что южнорусские земли перестали быть буферной территорией, то есть, приобрели новое геополитическое состояние. Вместе с тем, к середине XIX в. начинается формирование нового состояния малороссийской исторической школы, которая однако, изначально восприняла немалое число идей, выдвинутых польскими историками. Реально происходил синтез польской и малорусской школ, из которых впоследствие и сформировалась украинская школа. При этом собственно польская школа переместилась в Краков, передав выработанные идеи украинской.
Однако этот процесс синтеза охватил длинный период времени: с середины XIX в. и до сегодняшнего дня. Даже сегодня украинская историческая школа не получила завершения, ибо не существует обобщающих работ уровня «Истории Украины-Руси», которая сама по себе, как концептуальный труд, безнадежно устарела. Естественно, что зарождение малороссийской школы с середины XIX в. могло протекать как процесс формирования особого направления в русской исторической школе. И действительно, мы видим это на примере крупнейших представителей этого направления: Костомарова, Кулиша, Антоновича, Грушевского, творчество которого и завершило процесс. Все они, кроме последнего, имели двойственные черты в своем научном творчестве. С одной стороны, эти историки еще находились в научном и административном поле русской школы, но с другой стороны, путем синтеза малороссийского и польского взглядов на историю Южной Руси в их творчестве формировались взгляды украинской исторической школы.
Так, Костомаров еще оставался преимущественно на почве малороссийской и даже русской исторической школы, что прекрасно видно по его последней крупной работе «Мазепа». Пантелеймон Кулиш уже гораздо дальше продвинулся в сторону украинизации. Хотя к концу жизни обнаружил сильные колебания во взглядах на историческую судьбу Малороссии. Неудивительно, что над вторым изданием своего крупнейшего труда «Истории воссоединения Руси» он трудился почти до конца жизни.
Особенно интересен для понимания процесса формирования украинской исторической школы пример Антоновича. Причем сразу в нескольких отношениях. Прежде всего, в эволюции его самосознания как неполяка, что было зафиксировано в известной «Исповеди». Хотя все же по происхождению Антонович был поляк. Затем в том, что Антонович умудрялся вести не только двойную политическую, но и двойную научную жизнь. Так, он длительное время оставался профессором русской истории Киевского университета, и в то же время вел у себя на квартире тайные курсы уже украинской истории для избранной группы слушателей, одним из которых и был М. Грушевский.
Наконец, последний окончательно вышел из русской исторической школы, создав во Львове свою, украинскую школу. Как мы увидим далее, для нее свойственно было совершенно необоснованное перенесение термина «Украина» и «украинцы» на всю, даже самую начальную стадию русской истории. Разделение истории Южной и Северной Руси также с самого начала русской истории, отказ от признания значения прихода дружин варягов для основания Руси и многие другие положения, явно отдающие фальсификацией истории ради политических целей. Нетрудно увидеть, что в этом явно прослеживаются идеи польской школы.
На территории собственно России украинская школа не могла получить сколько-нибудь значительное развитие. Как по политическим мотивам, ибо несла в себе идеологию украинского сепаратизма, так и по научным, ибо невозможно согласиться, находясь на научной точке зрения, что Киевской Русью правили украинские князья, и что это было украинское государство. Зато некоторое время украинская школа имела возможность развиваться в СССР. Как известно, и сам М. Грушевский с 1924 г. жил в СССР. Но уже в 30-е гг. украинская школа была разгромлена, а ее представители уничтожены физически.
Развитие украинская школа получила в исторических трудах историков-эмигрантов: Дорошенко, Винниченко, Мазепы, Полонской и др., многие их которых сами были непосредственными участниками революционных и военных потрясений 1914–1920 гг. Эти работы излагали видение авторов событий тех лет и были достаточно объективны. В частности, работы Винниченко, Мазепы, Дорошенко. Однако даже в работах этих авторов многие важные вопросы или замалчивались, или искажались.
Например, степень зависимости украинского движения от Австрии и Германии, марионеточный характер правительств Центральной Рады и Гетманата, безразличие широких масс Малороссии к украинской государственности, глубокие притиворечия между Директорией и руководством ЗУНР и т. д. Работы других историков-эмигрантов отличались еще большим субъективизмом. В том числе и обобщающие работы по всей истории Украины. Для них характерны все те же явные элементы фальсификации: отрицание или искажение факта прихода в Киев варягов-русов и основания ими Руси; отделение истории Украины от истории России уже с периода Киевской Руси; игнорирование буферного характера пространства Южной Руси; замалчивание практически полного ополячивания социального строя, культуры, языка южнорусского населения в XVI–XVII вв. (не говоря уже о Галицкой Руси), явное приувеличение и приукрашивание феномена казачества и т. д.
Безусловно, историки-эмигранты внесли большой вклад в изучение украинской истории. Среди них выделяется такой видный исследователь, как Лысяк-Рудницкий. Он, работая в конкурентной и здоровой научной среде Северной Америки, достаточно объективно подходил к пониманию украинской истории, в том числе к варяжскому вопросу и геополитическому месту украинского пространства. Но Лысяк-Рудницкий так и не написал обобщающей работы. Его исследования представлены отдельными статьями.
Несколько восполнили этот недостаток работы Ореста Субтельного. Он не скрывает важности варяжского фактора для становления Киевской Руси, довольно объективно исследует процесс становления украинства на рубеже XIX–XX вв. Но и в его работах, хотя с меньшей навязчивостью, звучат все те же ноты тысячелетнего украинства, которого не было.
Можно отметить также интересные работы З. Когута, О. Прицака и других современных историков диаспоры.
После 1991 г. украинская историческая школа возродилась и на Украине, но многие работы современных украинских историков по-прежнему тяготеют к сохранению прежних подходов, свойственных Грушевскому. Снова корни украинцев находят едва ли не в палеолите, замалчивается роль варягов в основании Русского государства, древняя Русь подменяется Украиной, русская история отделяется от украинской и т. д. Многие подобные фальсификаты в XXI в. просто смехотворны и свидетельствуют о низком профессиональном уровне повторяющих их историков, ибо игнорируют общеизвестные иточники и факты.
Вместе с тем целый ряд историков создает действительно серьезные работы, что и неудивительно, ведь сегодня далеко не 1900-й и не 1920 г. и на одном фальсификате далеко не уедешь. Тем более, что в Европе появился целый ряд историков, занимающихся украинской историей, не говоря уже об историках Польши, России и Северной Америки.
Среди современных историков на Украине следует отметить работы таких авторов, как М. Коваль, В. Солдатенко, Д. Багалий и др. Но, вероятно, наиболее значительным современным историком можно назвать известного политика В. Литвина. Он авторов серии работ по истории Украины XX в. Причем его более поздние работы отличаются большей объективностью и научностью. В то же время, наиболее выдающимся научным исследованием последнего десятилетия правильно будет считать работу Михаила Коваля «Украина во Второй мировой и Отечественной войне» (1999). Ее отличительные черты: высокая степень объективности и научности, широкий охват сложнейших вопросов, порожденных на Украине трагической реальностью Второй мировой войны.
Тем не менее основная масса работ украинских историков начала XXI в. продолжает нести на себе печать идеологического субъективизма. Все то же противопоставление истории России и Украины, то же замалчивание происхождения украинцев из малороссов и русинов, игнорирование огромного влияния внешнего фактора на украинскую историю и т. д. Неудивительно, что украинские историки (и целые их институты) не в состоянии создать общую и целостную концепцию украинской истории.
Глава II
Актуальность исследования. Критика концепции Украины-Руси Михаила Грушевского. Ненаучность смешения истории племен (первобытности) и цивилизации. Научная недостаточность истории Украины как причина ее идеологизации и мифологизации. Концепция истории Украины (Южной Руси) как буферного пространства
Уже не одно столетие (как минимум с XVII в.) история Украины (Малороссии) является предметом острых политических, научных, культурных споров, часто перераставших в ожесточенные идеологические полемики. Ими был охвачен весь XX в., во многом накал идейного противоборства теперь перенесен в век XXI. Причем конца этим по большей части околонаучным спорам не видно. Причина весьма неудовлетворительного (мягко сказано!) состояния истории Украины проста – отсутствие строго научного подхода в процессе исторических исследований. И неудивительно. Уже с начала зарождения этой истории как научной дисциплины, со времени Костомарова и Антоновича, она представляла собой, прежде всего, орудие идеологической борьбы. В подавляющем большинстве целью украинских историков было доказательство необходимости создания украинской государственности, поиск аргументов в историческом прошлом в защиту идеи украинской государственности. Причем, государственность эта могла мыслиться чрезвычайно широко. От умеренной автономии в составе России или Австро-Венгрии с упором на культурную самобытность до обширной националистической империи («от Сяну до Дону»).
История, публицистика, политика, идеология, литература тесно были связаны с идеей украинской (южнорусской) государственности и самобытности. Так, крупнейшие украинские историки, например, Грушевский и Дорошенко, в то же время были крупнейшими политиками. А многие видные политики (Винниченко, Мазепа и др.) занимались осмыслением украинской истории. Естественно, уже такое единение истории и политики не могло содействовать научности, наоборот, породило крайнюю тенденциозность в исторических исследованиях.
Установление большевистского режима на большей части Украины и присоединение к воссозданной Польше западноукраинских земель еще более укрепило у историков-эмигрантов взгляд на историю как на орудие борьбы за украинскую государственность. Наоборот, в СССР история оказалась полностью под контролем другой идеологии – марксизма-ленинизма.
Казалось бы, обретение Украиной независимости в 1991 г. должно было изменить отношение к истории как к идеологическому орудию. Ведь независимая украинская государственность существует почти два десятилетия. История должна, наконец, обрести полноценный статус науки. Но целый ряд особенностей возникшего украинского государства, которых мы коснемся далее, привел к консервации функции истории как вспомогательного орудия, идеологического придатка к системе государственной власти. Преобладающей стала концепция украинской истории как вековой борьбы за государство и европейский выбор. Совершенно безосновательно Украина объявлена неотемлемой частью Европейской цивилизации, едва ли не ее центром. На этой почве расцветает мифотворчество и фальсификации истории, мало общего имеющие с подлинной наукой.
Поэтому целью данного исследования является целостное осмысление украинской (южнорусской) истории, а также ее связь с современными событиями, то есть, процессом становления украинской государственности и общества в начале XXI в. Принципиальный отказ от идеологических догм как советских времен, так и державно-националистического взгляда на историю Украины (Южной Руси). В процессе исследования этой истории автор в полной мере использует сравнительно-исторический метод, считая его единственно эффективным для столь общей работы.
В частности, проводится сравнение хода эволюции Европы и Украины (Малороссии), сравнение влияния на украинскую историю Запада и Востока. Благодаря этому определяется историческое и геополитическое место Украины как буферной территории между Европой и Евразией, мусульманской и европейской цивилизациями. Важнейшей задачей исследования автор считает осознание воздействия крупнейших событий на эволюцию Украины (Южной Руси). Недопустимым является игнорирование и преуменьшение значения целого ряда событий и фактов. Как, например, столкновения гуннов и готов на территории будущей Руси и Украины, роли скандинавов в создании Киевской Руси, буферный характер пространства Малороссии, лишь в последние 90 лет называющейся «Украина», и т. д. Игнорирование этих и других важнейших фактов истории Украины как раз и обрекает ее на существование как полумифа, идеологии, орудия государственной политики.
В то же время преувеличивается значение других фактов или искажается их содержание. Так, Киевская Русь рассматривается как исключительное явление украинской истории, а сама она принципиально отделяется от русской, хотя создание киевской государственности происходит по оси «из варяг в греки», то есть, из Новгорода. Причем теснейшая политическая связь между Киевом и Новгородом существовала до середины XII в., фактически, до начала упадка киевской государственности, таким образом, более 250 лет. Только с середины XIII в. действительно происходит разделение Южной и Северной Руси, но в результате тяжелейшего внешнего удара – нашествия монголо-татар.
Центральное место в превращении истории Украины в идеологию и в национальный миф занимает концепция Украины-Руси Михаила Грушевского. Важно заметить, что она была создана на рубеже XIX–XX вв., то есть, 100 лет назад, а задумана была учителем Грушевского Антоновичем еще ранее. Естественно, она несет на себе печать времени, в котором создавалась. Как раз именно на рубеже XIX и XX вв. крайне остро в среде формировавшейся украинской интеллигенции встал вопрос о национальной самоидентичности, бывший решающим стимулом к разработке концепции Украины-Руси. Для этого складывалась и благоприятная внешнеполитическая ситуация. Этнические земли Южной Руси входили с конца XVIII в. в состав двух империй: России и Австро-Венгрии. Причем, со второй половины XIX в. правительство Австрии с целью ослабления России и отторжения из ее состава южнорусских земель, целенаправленно поддерживало усилия украинской интеллигенции по развертыванию национально-культурного, а затем и сепаратистского движения украинцев. Несколько позже активную поддержку, в том числе и финансовую, это движение начинает получать и от другого, еще более опасного противника России – Германской империи. Нетрудно понять, что в столь политизированных условиях рубежа XIX–XX вв. историческая концепция Грушевского не только несла на себе родимое пятно национальной идеологии, но и прямо была задумана как теоретическое обоснование для поддерживаемого и даже провоцируемого извне сепаратистского движения на юге России. Показательно, что для создания своей концепции Грушевский, будучи подданным России и даже плохо зная малорусское наречие (т. к. вырос на Кавказе, где служил его отец), переместился во Львов (с 1894 г.), т. е. на территорию Австро-Венгрии, где и прожил с перерывами до Первой мировой войны. Объективности ради следует подчеркнуть, что развертывание украинского движения происходило вовсе не на пустом месте. Действительно, историческая эволюция всей Руси на протяжении более чем тысячелетия со времени ее основания протекала весьма противоречиво. И южнорусское население имело определенные отличия, на западных землях (Галичина, Буковина, Волынь, Холмщина) весьма существенные, в языке, хозяйственной деятельности, религиозной ментальности и др. К тому же существовала историческая традиция южнорусской государственности, как со времени Киевской Руси, так и со времени более близкого: середины XVII–XVIII вв. (Гетманщины).