Так что почва для роста южнорусского сепаратизма, особенно культурного, на рубеже XIX–XX вв. была весьма благоприятна. Тем более трансформация сначала европейской цивилизации, а затем и России в индустриальное общество в XIX в. привела к стремительному росту слоя интеллигенции, который на южнорусских землях стал претендовать на право быть южнорусской элитой. Последняя, с целью обособиться от общей русской государственности и культуры, начала переход от этнического имени «русские» (точнее, малороссы) и «русины» к этническому имени «украинцы».
Нетрудно понять, что как раз историческая доктрина Украины-Руси Грушевского представляла собой ничто иное, как историко-идеологическое обоснование претензий новой южнорусской элиты на культурную, а в перспективе и политическую обособленность. Уже в силу этих культурно-политических условий и задач Грушевский должен был во главу угла своих исследований ставить не столько научные принципы, сколько этнополитические цели. Поэтому сегодня, в XXI в. вызывает неподдельное удивление стремление подавляющего большинства украинских историков неуклонно придерживаться более чем столетней давности идеологической доктрины Украины-Руси. Это все равно, что ехать на упряжке волов по современному скоростному автобану.
Ко всему заметим, что концепция Грушевского уже в момент своего написания не вызвала большого интереса в исторических кругах России. И не только из-за ее явной идеологической подоплеки. Сам факт превращения вдруг Южной России в Украину, да еще именование даже Древней Руси Украиной, термином, который вообще появляется не ранее XIII в., для историков начала XX в. представлялся абсурдом. Тем более что к этому времени уже прошло несколько десятилетий как были написаны и читаемы работы Карамзина, гигантский труд Соловьева, концептуально-исторические исследования Ключевского и т. д.
Но не только совершенно ненаучная «украинизация» истории Руси сразу бросается в глаза. Сама трактовка ранней русской истории, по меньшей мере, вызывает удивление. Так, совершенно не обоснованы поиски «древних» корней украинцев. Эта идея, намеченная еще Антоновичем, сегодня, в XXI в. породила просто бредовые «находки» предков украинцев чуть ли не в палеолите(!). Она уже выработана Грушевским в его концепции Украины-Руси, является частью ее. Ясно, что попытки вопреки не то что научному методу, но даже здравому смыслу отыскать украинцев там, где их и быть не могло, иначе как грубой фальсификацией истории назвать нельзя.
Именно это весьма широко осуществлял Грушевский. Уже в первом томе, написанном весьма непонятным языковым суржиком (так как Грушевский параллельно с созданием украинской истории создавал и украинский литературный язык на основе предгорного диалекта Галичины), видим упорные попытки удревления истории украинцев.
Это осуществлялось за счет привязки истории славянских племен юга Руси к истории достаточно неопределенной группы племен: антов. Хотя последние видимо были близки славянам (их даже можно назвать протославянами), но не только лишь юга Руси. К тому же анты могли включать в свой состав и неславянские племена. То есть, если они и были предками украинцев, то с таким же успехом они могли быть предками и других славянских и даже соседних неславяских народов. Во всяком случае, и сегодня, по прошествии более чем 100 лет, не выяснено окончательно не только «украинство» антов, а даже их славянство.
Так, немногочисленные исторические источники об антах (Иордан, Прокопий Кессарийский, Менандр, Феофилакт Симокатта) свидетельствуют об их связи с племенами гуннов и готов. Например, Прокопий Кессарийский писал, что анты живут к северу от гуннского племени утигуров, кочевавших на южном Дону. Тогда как Иордан (летописец готов) относил расселение антов к побережью Черного моря между Днестром и Днепром. К тому же уже к концу VI в. анты исчезают из исторических источников. Причем Симокатта свидетельствовал, что где-то в конце VI в. хан аваров приказал своему войску уничтожить антов за союзничество с Византией. Вероятно, это и было сделано.
Возникает вопрос: если история антов так малоизвестна и очень рано обрывается, а каких-то точных данных об их близком родстве даже с южнорусским населением (не говоря уже об украинцах) нет, то зачем Грушевский объявлял антов предками украинцев? Ответ все тот же. С целью резко удревнить историю украинцев и отделить ее от истории русских! При этом главным аргументом является то, что термин «анты» – переводится как «живущие на краю». Украина тоже вроде «с краю» или «у края»! Вот и вся логика! Значит, анты – это украинцы, а украинцы – это анты.
В действительности, мы не находит какой-то точной увязки с антами племен, из которых формировалась Киевская Русь. Так, названия южнорусских племен дулебы, поляне, древляне, севера и т. д., никак не увязываются с названием – анты. Хотя не исключено, что остатки разгромленных аварами антов и могли влиться в состав южнорусского населения. Но с такой же, и даже большей вероятностью, можно предположить, что остатки антов влились в состав южных славян. Например, протоболгар, которые уже в VII–VIII вв. находились в тесных отношениях с Византией и были развитее, чем проторусские племена.
Еще более абсурдными являются попытки увязывания украинской истории то с ираноязычными сарматами и скифами, а то и вовсе с праиндоевропейцами и даже с трипольцами(!). Хотя еще несколько десятилетий назад такой крупный лингвист, как Дюмизель, показал, что потомками скифов являются современные осетины, напрямую этнически не связанные не только с украинцами, но и со славянами в целом. Их язык относится к западноиранской группе индоевропейских народов. Не говоря уже о трипольцах, других якобы «предках» украинцев. Эти самые трипольцы не были даже европейцами. А центр их расселения находится на территории современной Румынии.
То же касается индоевропейской древности украинцев. Она не более и не менее глубока, чем истории десятков других индоевропейских народов. А такие из них как иранцы, эллины, армяне, германцы и даже литовцы, не говоря уже об индоариях, и вовсе далеко превосходят украинцев в праве претендовать на древность. Особенно абсурдность доказательств древности украинцев видна на историческом фоне формирования Киевской Руси. Ведь последняя возникает тогда, когда уже 2–3 тысячелетия существовали ближневосточная, китайская, античная цивилизации. Тем более, что важнейшие элементы религии, культуры, хозяйствования, дипломатии, и т. д. Киевская Русь непосредственно восприняла от Византии – настоящей исторической наследницы и продолжения античной цивилизации. Как при такой исторической реальности можно говорить о «сверхдревности» украинцев, просто непостижимо. Наоборот, Древняя Русь (не говоря уже об украинстве, формировавшемся как этнокультурное движение лишь с середины XIX в.) была одним из позднейших государственных образований на восточной периферии Европы.
Например, даже само определение «древняя Русь» не несет такой же смысловой нагрузки, что и «древний Рим», «древний Китай», «древняя Индия», не говоря уже о «древнем Египте» или «древнем Вавилоне». Ведь «древняя Русь» в действительности существовала в Средние века. То есть, была явлением средневековой истории, а не древней по хронологии мировой истории.
Удревления «истории Украины», как мы видим, Грушевский достигает с помощью очередного ненаучного приема. Он отождествляет племена с государствами и народностями, т. е. первобытные этносы с цивилизацией и цивилизованными этносами. Очевидно, будь то поляне, древляне, дулебы, дреговичи, кривичи или другие племенные этносы, они еще не перешли полностью грани между первобытностью и цивилизацией. Они только стояли на этой грани.
Еще в большей степени это касается антов. Экспансия варягов-руси важна именно в этом отношении. Консолидация Древней Руси как раз и представляла собой переход племен, ее населявших, из первобытности в цивилизацию. Следовательно, сама эта Киевская Русь была явлением переходным. А именно: конфедерацией племен под главенством двух государствообразующих центров: Киева и Новгорода. Именно поэтому в Киевской Руси мы видим конвергенцию государственного, цивилизованного начала и племенного, первобытного. Грушевский с идеологической целью полностью игнорирует столь важный аспект русской, а теперь и украинской истории.
Очевидно, что история Украины не может удревляться за счет истории племен, которые имели свою племенную историю, а не историю украинцев. Это со всей очевидностью видно и на примере антов, история которых прослеживается лишь 200 лет. На истории древлян, которых подчиняют киевские князья, и т. д. Естественно, что когда появляется история Руси, тогда, начинает исчезать история племен. то есть, украинцы принадлежат к цивилизованной истории, их предки-племена к истории первобытной. Уже в XIX в. европейские историки вполне осознавали, что первобытность, или, как они называли ее, – варварство, недопустимо отождествлять с цивилизацией. И вызывает неподдельное удивление, что сегодня, в XXI в. украинские историки до сих пор игнорируют эту истину.
Именно поэтому нужно признать, что формирование русской, белорусской, малорусской (украинской) народностей происходило лишь после разложения племен, то есть, в XIV–XVI вв. и позднее. Причем Украины это касается особенно, ибо она несколько веков подвергалась тяжелым опустошениям, превращаясь, по признанию самого Грушевского в 7-м томе «Истории Украины-Руси», в пустыню. Особенно в центральной части – Поднепровье. Так что смена народонаселения была здесь куда более интенсивной, чем в России и особенно в Белоруссии. Неудивительно, что формирование украинской народности получило более интенсивное развитие только с конца XIX в. А объединены были украинцы, точнее малороссы и русины, в одно административное целое лишь в середине XX в.!
Не менее странным, если не сказать прямо – ненаучным, являлось отношение Грушевского к источникам. Прежде всего, к «Повести временных лет». Этот фундаментальный источник, без которого мы вообще мало что знали бы о Древней Руси, украинский историк потрошил как хотел. Так, он тщательно повторял местоположение восточнославянских племен, прежде всего южных, вслед за летописью. Но без всяких оснований отвергал решающее значение для возникновения Киевской Руси прихода варягов, вытекавшее из той же летописи. И причина у него была. В «Повести временных лет» совершенно однозначно показана теснейшая связь Новгорода и Киева именно в связи с экспансией варягов-скандинанов. Назван путь «из варяг в греки» как пространственная и политическая ось, вокруг которой и формировалась Киевская Русь именно как конфедерация племен. Естественно, что «норманнская теория», которая является единственно научной, ибо опирается на важнейший исторический источник, а не высасывается из пальца, как концепция Украины-Руси, совершенно не устраивала Грушевского, а потому была им отброшена. Ведь теснейшая связь Новгорода и Киева, существовавшая в действительности несколько веков, на корню подрывала концепцию Украины-Руси, ибо оказывалось, что «украинский» Киев и «русский» Новгород были теснейшим образом связаны между собой с самого зарождения Древней Руси. Причем связующим звеном между двумя важнейшими центрами Древней Руси согласно летописи был еще один современный русский, а не украинский город – Смоленск!
Грушевский непревзойденно решил проблему. Он просто забыл о Новгороде в I томе «Истории Украины-Руси»! В результате, Киев остался один и можно было смело отделить Южную Русь от Северной и придумать Украину-Русь. А заодно и доказывать, что государство в Киеве, то есть, по Грушевскому, на Украине, появилось раньше, и намного раньше, чем в России. Хотя упрямая «Повесть временных лет» повествовала обратное: именно в Новгороде стали княжить первые варяжские князья. И прежде всего, родоначальник всех русских князей, в том числе и киевских, Рюрик. Именно из Новгорода варяги пришли в Киев. Сначала Аскольд и Дир, а затем Игорь и Олег с дружиной. Впрочем, не исключено, что варяги-русь появились в Поднепровье даже еще несколько раньше.
В действительности, в период Киевской Руси не было деления на Южную Русь и Северную. Во всяком случае, до времени усиления Владимиро-Суздальских князей с конца XII в. главным было направление север – юг, Новгород – Киев, т. е. путь «из варяг в греки». Наоборот, полоцкие князья, представлявшие будущую белорусскую ветвь Руси, выделились со своим княжеством уже в конце X в. Причем, достоверность фактов, изложенных в «Повести временных лет» подтверждается практически всеми другими историческими и археологическими источниками. Например, византийскими, арабскими, скандинавскими. В частности, «Поучением Константина Багрянородного», фактически второго по важности исторического источника по истории Киевской Руси. Об этом же свидетельствует присутствие варягов (византийский вариант «варанги») в XI в. в гвардии византийских императоров, куда они попадали, несомненно, через территорию Руси. И вероятно, прямо из Киева. Соответственно, и древнерусский термин «варяг» трансформировался в византийский «варанг».
Следовательно, путь «из варяг в греки» сохранял свою важность не только в X в., но и на протяжении XI в. Это заключение полностью подтверждает способ захвата власти самыми могущественными киевскими князьями: как князем Владимиром, так и Ярославом. Они оба княжили в Новгороде и именно благодаря этому захватили власть в Киеве, так как опирались в борьбе со своими братьями именно на новгородцев и варяжские отряды, приводимые ими из Скандинавии. Они повторили военные походы с севера – Новгорода, на юг – Киев, ранее совершенные сначала варягами Аскольда и Дира, а в 883 г. Олегом и Игорем.
О присутствии и привилегированном положении в Новгороде варягов свидетельствует и «Русская правда» Ярослава, изданная около 1015 г. О широкой экспансии варягов по пути «из варяг в греки» говорят и археологические раскопки. Например, на острове Готланд, где были найдены в значительном числе арабские и византийские монеты.
Особенно очевидно соответствие исторической действительности фактам, изложенным в «Повести временных лет», при сравнении с историей Западной Европы IX–XI вв. Последняя также подверглась широкой экспансии скандинавов (норманнов) в те же самые века, что и была основана Древняя Русь. Казалось бы, уже перечисленных фактов, большинство из которых были хорошо известны Грушевскому, предостаточно для признания истинности «норманнской теории», которая только и может быть единственно научной, ибо подтверждается этими историческими фактами. Но признание этого для Грушевского недопустимо, ибо тогда получалось, что киевские князья были не «украинцами», а скандинавами-русью. Нужно было выбирать между научностью истории и концепцией-идеологией. Но выбор для украинского историка был предопределен уже самим его украинством. Впрочем, кому-то могло показаться, что в концепции Украины-Руси есть и рациональное зерно. Грушевский стремится его найти в отождествлении южнорусских племен, прежде всего полян, живших вокруг Киева, и собственно его население с украинцами, что само по себе весьма проблематично. Хотя бы потому, что язык русских летописей, написанных в древнем Киеве, не ближе к современному украинскому, чем к современному русскому, а скорее даже дальше. Следовательно, древние киевляне не говорили и не писали на украинском языке. К тому же, по крайней мере в X–XI вв., язык, на котором говорили киевляне, скорее всего не был идентичным языку племени полян, а имел как раз черты общерусского. Эта вероятность весьма велика, если учесть как транзитный характер Киева, так и этническую пестроту населения. Например, разноплеменный состав княжеской дружины и достаточно тесную связь Киева с Новгородом и Смоленском, а также подчиненное положение собственно полян, основная масса которых относилась к социальным низам Киева и его округи.
Именно таким было положение с городами Южной Руси в следующие периоды истории: польско-литовский и русско-австрийский. Например, даже в начале XX в. Киев был заселен русскими и евреями, а не малороссами, хотя земледельческие территории вокруг Киева были заселены будущими украинцами – малороссами. То же самое можно сказать о Львове, основную массу населения которого составляли поляки и евреи. Хотя вокруг Львова жили русины – другие будущие украинцы. Причем, как в этих городах, так и в других: Харькове, Екатеринославе, Одессе и т. д. в общении преобладали русский или польский языки, но не малороссийский и не галицкий предгорный диалект русинов.