- Что здесь происходит?! – громовой голос Арсения на мгновение перекрыл гул голосов, и все повернули головы к ученому, дорассказывая уже ему приключения желтого автобуса. Смирницкий подошел к ребенку и тихо, чтобы больше никто не слышал, поинтересовался:
- Это твоя работа, Антоша? Не бойся, мне можно доверять.
Остапчук недоверчиво посмотрел на улыбающегося искренней улыбкой Арсения и кивнул:
- Я просто хотел узнать, что произошло, и ту вот это…
- Что ты делал перед этим? Смотрел ли ты им в глаза?
- Ну… - Тоша замялся, а затем решительно кивнул, крепче сжимая подушку: - Да, я всегда так делал. Когда-то вычитал в старой книге, что так можно расположить собеседника к доверительной беседе. Или как-то так.
- Все ясно… - Арсений выпрямился, осененный догадкой. – Послушай, Антон, если я тебе скажу, что у тебя есть сила, как у супергероя из комиксов, ты бы поверил мне?
- Года два назад – да. Сейчас – нет, - прямолинейно заметил Остапчук, и у Смирницкого даже дух перехватило от подобной прямолинейности, свойственной, скорее, взрослому человеку, чем десятилетнему ребенку.
- А как ты можешь объяснить тот факт, что все тебя слушаются? Что моя сестра и Катерина принесли тебе сок по первому твоему желанию?
Антон призадумался:
- Да, это странно. Но я не уверен…
- Что это, черт возьми, было?! – недовольное ругательство Егозина разорвало воцарившуюся спустя секунду паузу. – Я, словно идиот, пересказывал события той ночи, совершенно не смущаясь того факта, что еще трое человек, кроме меня, поступают подобным образом.
Арсений поднялся с кровати и победным голосом заявил:
- У Антона самый сильный дар из всех, что получили дети. Он умеет контролировать мысли, внушать свои требования всем, кто находится рядом с ним.
- Круто! – мальчишка не сдержался, от переизбытка чувств подбросив подушку в воздух. – А можно еще попробовать?
- Может, не стоит? – мягко заметил Смирницкий, но Антона поддержал сам Егозин:
- Давай. Катерина, подойди к мальчику.
Слишком шокированная, чтобы сопротивляться, Вейс подошла к кровати, с опаской взглянув на своего бывшего пациента.
- Попрыгай на одной ноге и прокукарекай! – приказал Остапчук, уставившись на блондинку. Та, не сопротивляясь, проделала требуемое.
- Офигеть! – эмоции мальчика били через край, и он стал раздумывать, что бы еще сказать, но Арсений внес коррективы в его планы:
- Стоп, достаточно, Тоша. Ты недавно пришел в себя, тебе надо отдохнуть. Все остальные – за мной!
И все ту же вышли, опасаясь находиться в комнате с таким источником силы.
«Надо приступать к диссертации, пока память свежа. И еще сыворотки наделать, да… А вот докладывать наверх я торопиться не буду – надо подождать, пока всем подопытным не исполнится восемнадцать, иначе вместо всемирной славы я получу пижамку в полоску и камеру без удобств», - думал Егозин, возвращаясь к себе в кабинет. Он был достаточно впечатлен, пожалуй, даже раздавлен результатом действия сыворотки. Конечно, ее стоило бы усовершенствовать, чтобы полностью исключить побочные эффекты, зато потом… Деньги, слава, покой.
«Это просто кладезь невиданной силы, громадный потенциал! Я лично займусь тренировками и исследованиями способности Антона, чтобы собрать мозаику воедино. Этот мальчик – недостающий элемент в моей головоломке побега, и он – мой главный союзник: самый сильный, выдержанный. Прирожденный лидер. Я помогу ему, чтобы он потом помог мне», - думал Арсений, загадочно улыбаясь. Он был близок к цели, как никогда ранее.
========== Антон ==========
Жизнь Антоши Остапчука тоже не была безоблачной и безмятежной; пожалуй, из всех детей, выживших после ужасной катастрофы, только Майя была по-настоящему счастливой. Мальчик не был сиротой, как Гриша, и не познал другую крайность – старый образ жизни Оли, третьей дочери в многодетной семье. Семья у него была полноценной, многие могли бы назвать ее крепкой – Остапчуки предпочитали не выносить сор из избы, не обсуждая семейные дела вне стен маленького частного домика на окраине города.
Виктор Остапчук пил. По поводу и без, в выходные и будни, в церковные и государственные праздники. Повод находился всегда, вернее, раньше находился, зато потом мужчина и вовсе перестал обращать внимание на такую ерунду, как придумывание предлога. Он просто покупал чекушку в магазине по дороге с работы и нес ее домой, где, усевшись за кухонный стол, по-мазохистски медленно открывал бутылку, так же медленно наливал прозрачное содержимое в стакан, и так же медленно пил, смакуя каждый глоток. Потом еще стакан, еще и еще. И с каждым разом темп увеличивался, больше не было той неторопливой манеры поведения, не было стремления походить на гурмана, смакующего бокал какого-нибудь изысканного Шардоне. К лицу мужчины приливала кровь, делая его свекольного цвета, глаза становились узкими, заплывшими щелками, а нос покрывался паутинкой синих сосудиков, в «комплекте» с цветом лица делая его фантастически фиолетового цвета.
И вот тогда все живое стремилось спрятаться по углам, скрыться, чтобы только не попасться под руку этому человеку, чьим поведением руководил алкоголь. Людмила Семеновна, его жена, разом становилась похожей на забитое, запуганное животное. Она сжималась комочком на диване, в ожидании требовательного крика:
- Эй, ты! Жена! Неси свою тушу сюда и грей мне обед! Жуть как жрать хочу. Да поживее, а то отхватишь…
Но поживее никак не выходило, и вскоре из кухни доносился дикий нечеловеческий рык Виктора и тихий, захлебывающийся в слезах крик Людмилы.
Антон и его младшая сестра Лера тихо сидели в своей комнате, боясь тоже попасть под раздачу. Девочка тихо всхлипывала, утирая кулачком слезы, а мальчик угрюмо молчал, сжимая кулаки. Он мечтал об одном: заступиться за мать, оборвать отца раз и навсегда, заставить его даже забыть о том, что у него есть жена и дети.
Столь похожий на Виктора внешне, его сын обладал сильным, закаленным характером. Мальчик собственными глазами каждый день видел пример, как не стоит поступать со своей семьей, а потому к десяти годам уже точно знал, какой хочет видеть свою жизнь и себя в ней. Кем угодно, но только не домашним тираном и пьяницей.
А на следующий день, приняв противопохмельное средство, Остапчук-старший вставал и, как ни в чем не бывало, отправлялся на работу, где он слыл весельчаком и душой компании. А Людмила Семеновна, глотая слезы, тщательно замазывала тональным кремом свежие синяки.
***
В день аккурат перед поездкой Антона на Кавказ, в доме Остапчуков вновь разразился скандал, и мальчик вновь был в самом его эпицентре. Брызжа слюной, Виктор, потрясая дневником сына с тройкой, кричал:
- Никакого тебе Кавказа, ублюдок, пока не подтянешь математику!
- Витя… - несмело произнесла мать Антона, кладя руку на сгиб локтя мужа, но Остапчук одним движением отбросил ее в сторону, сконцентрировав все внимание на сына, бесстрашно смотрящего прямо в глаза разъяренному отцу.
- Поспорим? – с диковинным для десятилетнего ребенка хладнокровием проговорил мальчик, не изменившись в лице.
Виктор опешил. Никто и никогда не осмеливался дерзить ему, более того, глядя в глаза прямым, твердым взглядом, особенно родной сын, который просто обязан почитать своего отца. Но, стараясь ничем не выдать своего замешательства, Остапчук заорал:
- Ах, ты гаденыш! Да как ты смеешь дерзить мне?! – школьный дневник полетел прямо в лицо ребенку, и Людмила вскрикнула.
- Заткнись, мамаша, - грубо рыкнул Виктор, покосившись в сторону жены. Та инстинктивно прикрыла лицо руками. А Антон просто поймал дневник, трясущимися руками (это было единственным признаком его волнения) поправил обложку и положил его на стол. Такое спокойствие ребенка еще больше разъярило мужчину, и он занес руку для удара, но тут же был перехвачен женой. Людмила могла стерпеть любые побои, но видеть, как на ее месте оказывается сын, она просто не могла. Возможно, это и была ее ошибка, ибо теперь внимание Виктора было направлено на нее. Остапчук со всей силы влепил жене оплеуху, да так, что несчастная женщина с громким воплем повалилась на пол.
Мужчина не видел, как засопел и напрягся за его спиной сын, как сжались его кулаки. И, когда он повернулся, чтобы продолжить начатое, его встретил прямо-таки ошеломляющий угар в пах. Антон вложил в этот удар все свои детские силенки, вместив в него всю ненависть по отношению к отцу. Виктор резко выдохнул и сжался пополам, матерясь так, что от этого, казалось, привяли все цветы в комнате.
- Чтоб ты сдох, сучонок! Чтоб ты сдох! – прошипел Виктор обращаясь к собственному сыну.
- Мама, звони в милицию, - твердо произнес ребенок.
- Зачем? – Людмила Семеновна поднялась, наконец, на ноги и посмотрела на сына.
- Он же бьет нас, мама! Он чуть не покалечил тебя. Ну же, звони! – в голосе Антона слышалась неприкрытая мольба.
Мать молча покачала головой и повернулась к мужу, помогая тому выпрямиться. Мальчик молча смотрел на это, затем пошел к Лере, дал ей какое-то платьице, собрал портфель, оделся сам и, взяв сестричку под руку, направился к выходу.
- Куда вы, на ночь глядя? – встревоженно перестрела детей Людмила.
- К тете Лене. Оставайся с ним, - Антон словно выплюнул это слово, - если так хочешь. А я хочу, чтобы Лерка не видела этого всего. Увидимся после экскурсии.
С этими словами мальчик захлопнул дверь прямо перед носом ошеломленной матери.
***
С той экскурсии он так и не вернулся. Виктор запил еще сильней, бросил работу, а Людмила, устав от такой жизни и переосмыслив многое после смерти своего мальчика, развелась с ним и, забрав Леру с собой, начала новую жизнь, отдельно от пьяницы мужа.
========== Sonne ==========
- Так-с, ребятки, интересно, кто как написал диктант?
Юра зашел в подсобку, где у них с недавних пор проходили занятия, потрясая двойными листиками.
- Не очень, - протяжно произнес Антоша с недовольной миной.
- Да, интересно, Юрий Филиппович! – Оле не сиделось на месте, и она чуть привстала из-за стола, потянувшись при этом к учителю-лаборанту.
Но Волченко, улыбаясь, приподнял листки над головой, и только после того, как уселся за свой стол, деловито прочистил горло и осмотрел своих учеников – таких разных и похожих одновременно. Скромная и прилежная Майя, чинно сидящая рядом с Гришей, расправив не по размеру большую плиссированную юбку Катерины; Гриша, который пытается следовать примеру соседки, но постоянно отвлекается на попытки Антона втянуть его в шалость; Тоша, который ведет себя так, словно у него в попе огромное шило – то и дело успевает дернуть Олю за косичку, шутливо толкнуть в спину Цветкова и бросить записку Майе. Короче говоря, успевал Остапчук везде, кроме учебы. Оленька Бирючинская, личная любимица Юрия, старательно выполняла все уроки, не уступая в этом Майе, и при этом успевала или поучаствовать в шалостях соседа, или дать сдачи, за особенно неприятное дерганье за косу.
- Итак, отличные оценки, как и обычно, получили Майя и Оля.
Девочки улыбнулись, а Оля так и вовсе надулась от собственной важности.
- Гриша – четыре.
Мальчик кивнул и попросил листочек, чтобы посмотреть на свои ошибки.
- Антон – тройка.
Остапчук махнул рукой, игнорируя протянутый Юрием листок:
- Оставьте себе… А какой у нас сейчас урок? – поинтересовался мальчик, сложив руки, словно заправский ученик.
- Музыка, - объявил Волченко, доставая из кармана мобильный телефон, по совместительству МР3 плеер.
Дети восторженно захлопали в ладоши.
- Мне нравятся такие уроки, - сообщил Антон, приготовившись слушать.
Юра и не спорил, что такие уроки детям по душе. Вообще, чтобы провести стандартный урок музыки, необходимы были записи классической или народной музыки, на крайний случай, инструменталка, блюз или джаз. Но Волченко был поклонником другой музыки, тяжелой. Соответственно, на его телефоне были записи таких групп, как Rammstein, SOAD, My Darkest Day, Combichrist, Marylin Manson. Встречались также, в виде редкого исключения композиции Агаты Кристи, Арии, пара-тройка клубняков от David Guetta, Dan Balan, и всего одна композиция Элвиса Пресли. Всего около двухсот композиций, и Юра старался растянуть хотя бы их на долгий срок, разбирая по песне за урок.
- Сегодня мы будем слушать и разбирать хит группы Rammstein – песню из альбома Mutter – Sonne, что в переводе с немецкого обозначает «Солнце».
- Солнце, - тихо произнес Антоша, понурив голову. Все остальные тоже как-то сникли.
Волченко, стараясь снять возникшее напряжение, включил запись, и помещение наполнилось грохочущими мотивами.
Дети замолчали, прикрыв глаза. Лица их были спокойными, уголки губ Майи чуть подрагивали, словно девочка чему-то улыбалась про себя. Однако Антон был хмурым, словно туча. Перед его мысленным взором раскинулось широкое поле, покрытое нежной зеленью первых ростков пшеницы. Теплое весеннее солнце, главенствующее над всем живым, не слепило, а нежно улыбалось своим детям. Где-то высоко, почти слившись с солнечными лучами, парил жаворонок, и его полная оптимизма песнь летела над полями, лугами и окрестностями Тихорецка.
Раз! Я вижу солнце…
Два! Дышу свободой!
И если ты не дашь мне волю,
Сбегу я к солнцу…
Строчки, навеянные припевом песни, сами сложились в голове мальчика, и он не замедлил пропеть их.
Оля приоткрыла глаза, уставившись на поющего соседа, а Юра автоматически потянулся к нагрудному кармашку, где лежали защитные очки – очень полезная вещь, защищающая ученых от внушения Антона, которое все уже успели прочувствовать на собственном опыте.
Егозин принял решение создать такие очки сразу же, едва исследовал вдоль и поперек сверхспособность Остапчука. Как оказалось, внушение обычно происходит глаза в глаза, а в редких случаях – при сильном напряжении мальчика – контроль над разумом производится силой мысли на группу от двух до четырех человек. Однако в этом случае происходит полный упадок сил, и Антону нужно восстанавливать здоровье целых пять дней.
- Однако, - пояснил Николай Алексеевич на консилиуме, - не исключается возможность развития феномена по мере взросления ребенка. Возможно, срок восстановления сил будет занимать гораздо меньшее время, да и группа людей, подверженных влиянию, может увеличиться в два раза. Повторюсь: дар Антона Остапчука является крайне опасным для нас, ученых. Мальчик с самого начала проявляет твердость духа и независимость, что вскоре может послужить причиной бунта. А если придет день, когда ребенок решится на побег, для него будет раз плюнуть внушить своим друзьям устроить побег. Антон с легкостью внушит нам, чтобы мы не двигались, а сам покинет с остальными детьми лабораторию. Это, ясное дело, недопустимо. Поэтому, я изобрел вот такие очки.
Егозин вытащил из-под стола ящик, полный очков со странным розовым напылением, и кивнул Катерине, чтобы она распространила их среди участников консилиума.
- Эти очки защитят вас от силы воздействия Антона на ваше подсознание. В присутствии мальчика не забывайте надевать их.
- Можно вопрос? – поднял руку Арсений. – Что это за напыление?
- Это сложный состав, который включает даже один радиоактивный элемент. Я долго экспериментировал, прежде чем достиг удовлетворительного результата. Можете полностью доверять им, я лично опробовал на себе их действие.
Катерина еле сдержала смех, вспомнив, как прыгал на одной ножке, кукарекал, бился головой о стену профессор, когда разрабатывал эти очки. Антон внушал – профессор делал. Казалось, фантазии Остапчука нет предела, когда Егозин, очередной раз надевая очки с новым напылением, дрожащим голосом просил мальчика что-то ему внушить. Пока, наконец, не получился финальный экземпляр.
Николай Алексеевич был готов на многое, лишь бы сохранить в тайне способности четверых детишек.
========== Арсений и его план ==========
Солнце, солнце, солнце…
Навязчивая идея десятилетнего мальчишки, лежащего на кровати. Руки за головой, ноги чуть согнуты в коленях, глаза неотрывно смотрят в серый сырой потолок. Где-то там, над несколькими метрами песка, земли и камней – свежий воздух, дыхание ветра и теплые солнечный лучи. Там, наверху. Там, куда фантастической четверке заказана дорога. Жизнь становится бессмысленной, кожа – бледнее, кости – хрупкими, словно китайский фарфор. Недостаток витамина Д медленно разрушает детский организм, подтачивает полные неусваимового кальция скелеты детей. А там – рахит и целый ворох проблем.