Антон слышал этот высоконаучный разговор Милены и Арсения Смирницких, мало что тогда понимая, но твердо усвоив неизбежный закон природы: без солнца детский организм обречен. Похоже, остальные дети тоже чувствуют это, но не могут уловить это ощущение за ниточку.
Остапчук и рад был бы поподробнее расспросить взрослых, но, едва он появлялся на их горизонте, они спешили тут же надеть эти уродливые розовые очки, защититься от дара Антона, словно от жуткого проклятия. Ребенок чувствовал себя словно прокаженным, уродом, инвалидом. Однако в то же время, доктор Егозин относился к нему с каким-то благовейным трепетом, не снимая при этом очков. Бросок из одной крайности в другую – тоже не вариант. Странное чувство неопределенности подтачивало терпение мальчишки изнутри, грозя смыть гневным потоком неповиновения.
Антон перевернулся на живот и вздохнул. Что толку в суперспособности, если ее нельзя развивать, тренировать? Если от тебя прячутся за стеклами очков? На девочек и Гришу внушение не действовало, что не преминул упомянуть в еженедельном докладе Николай Алексеевич, а других альтернатив для тренировки у мальчика не было.
От размышления о собственной способности мысли Остапчука снова вернулись к родителям, и сердце его тревожно сжалось. Где они? Что с ними? Как они восприняли его исчезновение? Пытливый ум мальчика подсказывал, что ученые лаборатории вряд ли сообщили их родителям о судьбе детей, иначе они не торчали бы тут, под землей.
«Интересно, а думают ли остальные о тех, кто остался наверху?»
Лоб Антона прорезала глубокая складка, когда он вспоминал, с какой тоской рассказывала о родителях Майя, как уходил в себя Гриша… Одна лишь Оля беззаботным мотыльком порхала по лаборатории, не вешая нос. Да оно и не мудрено – при былом-то раскладе жизни.
«И долго это будет продолжаться?»
Подъем, завтрак, школа, обед, отдых, ужин, отбой. Вот как проходила их жизнь в лаборатории. Иногда в монотонный, распланированный с точностью до минуты день вмешивались ученые, проверяя давление, собирая кровь на анализ, фиксируя рост и вес маленьких подопечных.
«Прямо как подопытные крысы!» - в сердцах подумал мальчик и резко поднялся с постели. Камера давила на него, и он решил выйти. Привычным маршрутом пройдя до кухни, Антон по инерции притормозил у отрывного календаря, с которого Марта Алексеевна с педантической точностью срывала каждый день листки.
Первое мая. Весна. Время, когда цветут пышным цветом вишни и яблони, и ему не суждено этого увидеть.
Сердито поджав губы, Остапчук отвернулся от календаря и вошел на кухню, надеясь найти там остатки рисовой запеканки, которой давеча порадовала их Смирницкая.
Но его планам не суждено было сбыться. За кухонным столом сидел Арсений Степанович, медленно потягивающий крепкий чай. Антону совесть не позволила рыться в холодильнике, пока кто-то сидел на кухне, и, поздоровавшись и извинившись за вторжение, мальчик собрался было уйти назад, как веселый, полный дружелюбия голос Смирницкого остановил его:
- Куда же ты, Антоша? Не желаешь ли чайку? Милена Степановна свеженького заварила.
- Спасибо.
Остапчук скользнул за стол, выжидающе взглянув на ученого. Тот, вынув чистую чашку, насыпал сахару, плеснул заварки и залил все крутым кипятком, после чего поставил горячий напиток перед ребенком.
Пока мальчик дул на чай, пытаясь остудить его, Арсений барабанил пальцами по столешнице, размышляя, стоит ли заводить с Антоном разговор. Мысль о том, как бы поскорей оставить Егозина с носом, не давала ученому покоя. План побега, составленный долгими бессонными ночами, был идеален, за исключением одной детали: ни Милена, ни Антон (важная составляющая деталь этого плана), ни, тем более, дети не были посвящены в его систему. А без одаренного мальчика это было бы бессмысленно. Но что-то предпринимать все же было необходимо. И Смирницкий решился:
- Антоша, мне нужно очень серьезно поговорить с тобой. Но с одним условием: все это останется только между нами.
Мальчик поднял на мужчину полный удивления взгляд:
- Серьезный разговор? Со мной? С чего бы это?
- Много вопросов, друг мой, ты задаешь слишком много вопросов. Все, что тебе нужно – просто довериться мне.
- Довериться? Вам? – скептически хмыкнул Остапчук. – Зачем?
- А хотя бы затем, что я доверяю тебе. Посмотри, разве на мне есть эти очки? – подмигнул Арсений.
Антон посмотрел на ученого повнимательней: и правда, очки, защищающие от внушения, лежали в кармане белого халата ученого.
- Как видишь, я не боюсь, как остальные, - продолжил Смирницкий, с удовлетворением замечая, что мальчик медленно раскрывается ему навстречу. Не без опаски, но все-таки идет вперед. – Так вот. То, что я хочу рассказать тебе, должно храниться в строгой тайне. Никому-никому, идет?
- Идет, - согласился ребенок, выжидающе наклонившись вперед.
Арсений Степанович с видом заговорщика наклонился к Остапчуку, и, глядя в его зеленые, словно чайные листья, глаза, шепотом произнес:
- Я придумал, как нам сбежать отсюда: тебе, мне и остальным детям. Ну, и моей сестре, конечно же?
- Сбежать?! – шепот Антона получился слишком громким, и Смирницкий, шикнув на него, заговорил скороговоркой:
- Да, сбежать. Туда, наверх. Но без тебя я не смогу этого сделать.
Мальчик не поверил своим ушам. Арсений Степанович предлагал ему свободу! Солнце, небо и свежесть горного воздуха! Побег, как в фильмах приключений!
От этих мыслей кровь прилила к его щекам, сделав их пунцовыми.
- Я согласен! Когда убегаем? – в глазах Антона читался неподдельный азарт, и Смирницкий мысленно потер руки. Барьер был успешно преодолен.
- Не так быстро, герой, - шепнул он. – Я еще должен предупредить Милену Степановну и точно просчитать все до мелочей. И, в первую очередь, я должен избавить остальных от очков. И вот тогда придет твой час.
- Я должен внушить им что-то?
- Да. Что-то такое, чтобы они не помешали нам сбежать на достаточно приличное расстояние, чтобы не попасться.
- Я подумаю над этим, - торжественно кивнул мальчик.
- Вот и хорошо.
Арсений улыбнулся и вернулся в прежнее положение.
- А теперь пей чай, а то остынет.
Остапчук послушно взял чашку в руки и сделал глоток. Напиток оживил его, и вместе с новой надеждой, подаренной словами Смирницкого, заставил играть мир новыми красками.
========== Побег ==========
- Сегодня, - шепнул Антону Арсений во время очередного осмотра. Мальчик едва сдержался, чтобы не запрыгать от радости и не выдать себя.
Итак, сегодня ночью он, наконец, выберется из этого подземного плена. Он и его друзья освободятся. Отныне не будет медосмотров и распорядка дня, не будет затхлого и немного сырого воздуха. Будет солнце. Да, будет солнце…
Милена не без волнения восприняла идею с побегом, но она достаточно уважала брата, чтобы не согласиться с ним или высказать возможные опасения. Более того, она не могла не признать, что Арсений продумал все, с точностью до мелочей. Поэтому, назначив побег на пятнадцатое мая, Смирницкий дал сестре команду собрать все необходимые документы и деньги, не обременяя себя вещами, тем временем взяв на себя миссию оповестить других детей о плане.
Майя и Гриша заволновались: как так? Побег? Но Антон успокоил их. Он, негласный лидер их коллектива, обладал определенной властью над детьми, и дело было отнюдь не в его способности. Всегда спокойный, уверенный в себе, настойчивый в достижении своей цели, но… безбашенный и непоседливый, когда дело касалось учебы или монотонной работы, где его кипучей энергии просто необходим был выход.
Цветков долго тер переносицу, словно очки в тяжелой роговой оправе натерли там мозоль, мешающую жить, в то время как Оля так и сыпала вопросами: почему? Зачем? Куда? Надолго ли? Арсений терпеливо отвечал, однако чувствовал себя не в своей тарелке, опасаясь, что Бирючинская может каким-то образом, может, даже нечаянно, выдать их тайну. Внушить Антон ей не мог – на других сверхдетей его телепатия не действовала.
Майя же, спокойно, как и всегда, приняла план Смирницкого, едва все стало на свои места. Беридзе любила точность и конкретику, и Оля, выдававшая вопрос за вопросом, отчасти помогла ей выяснить все, что нужно, чтобы в спокойствии провести оставшееся до побега время.
И вот, день Х. Слова слетели с губ, и это означало, что, спустя двенадцать часов (или даже меньше) подземная лаборатория лишится главного своего достижения – детей со сверхспособностями. Арсений сидел за рабочим столом, нервно барабаня карандашом по гладкой белой поверхности и задумчиво нахмурив брови. Волнение не покидало его не на миг – согласитесь, тяжело довериться десятилеткам, какими бы понимающими они бы ни были. Прежде всего, они оставались детьми.
Нервозность Смирницкого не укрылась от проницательного взгляда Егозина, и профессор поинтересовался:
- Что с вами, Арсений Степанович?
- А? Ничего страшного, просто изжога, - моментально нашел повод для отговорки ученый.
- Ну, так выпейте лекарство! На вас даже смотреть жалко, - Николай Алексеевич сочувственно посмотрел на коллегу и участливо улыбнулся. В последнее время ему нравилось работать со Смирницким; создавалось ощущение, что последний месяц команда подземной лаборатории, как и в прежние времена, работает в слаженном тандеме – ученые и медики как единый организм.
- Пожалуй, так и поступлю, - улыбнулся Арсений Степанович и покинул рабочее место, поспешив в медпункт, к сестре.
- Ты готова, Милена? – одними губами прошептал мужчина и, уже громче, попросил чего-нибудь от изжоги.
Женщина немного взволнованно кивнула и дала ему пару таблеток активированного угля. Такой невербальный ответ дал ему достаточно информации, чтобы он мог вернуться в лабораторию, на свое рабочее место.
***
- Оля! Очнись! Ау!
Юра щелкнул перед лицом своей ученицы пальцами, и та, вновь спустившись с небес на землю, растерянно посмотрела на младшего лаборанта:
- А? Что?
- Да что с вами сегодня такое?! – в сердцах воскликнул Волченко, закрывая книгу. Урок был сорван. Дети были невнимательными, вялыми, задумчивыми. Подобно Бирючинской, они сидели со стеклянными глазами, уйдя глубоко в себя. – Вы, часом, не заболели?
Неподдельная тревога в голосе Юрия Филипповича заставила девочек вынужденно улыбнуться, а мальчиков уверить учителя в своем полном физическом и духовном здоровье.
- Тогда в чем дело?
Тишина. Глаза опущены, губы сжаты. Даже Оля, некогда блиставшая, как бабочка среди моли, стала какой-то серой и незаметной. Тогда лаборант, пожав плечами, объявил перерыв. Все, кроме блондинки, покинули свои места и вышли из класса. Бирючинская же осталась, нервно покусывая губу и сминая в ладони край юбки.
- Оля? Ты хочешь что-то сказать? – подтолкнул к ответу нерешительно замершую за партой девочку Юра. Она вздрогнула и вновь приняла вид сказочной принцессы. Парень заметил, что так она выглядела всегда, когда оставалась с ним наедине. И это было не просто так. Бирючинская была по-детски влюблена в своего учителя, которого считала своим принцем. Мечтать было не вредно, и, так как Оля была таковой по своей сути, она не сдерживала себя.
- Да, хочу. На ушко.
Заинтригованный, Волченко сделал ученице знак подойти. Заметно волнуясь, девочка сделала ладошки домиком и, приставив их к уху учителя, быстро-быстро что-то зашептала. С каждым ее словом Юра становился все бледнее и бледнее.
- Пожалуйста, скажи мне, что ты это выдумала, - взмолился парень, но Оленька покачала головой.
- Не-а.
- Но ведь… Как же так?! – растерялся Юра. В голове его роились тучи вопросов, и ни одному из них он не мог найти ответа.
- Приходите попрощаться с нами, хорошо?
Волченко рассеянно кивнул, глядя немигающим тревожным взглядом в спину Оли. Затем, застонав, сполз со стула, закрыв ладонями лицо.
- Какого черта?.. – глухо пробормотал он в тиши опустевшего класса.
***
Время тянулось на удивление медленно, и градус нервозности в комнате Антона и Гриши повысился. Майя, пришедшая вместе с Олей к ним в гости, нервно топала ногой, и ритм этот учащался до тех пор, пока молчаливый и терпеливый Цветков не прикрикнул на подругу. Беридзе испуганно затихла, и дети, съежившись в четыре комочка, сидели, поджав под себя ноги.
- А почему вы не в кроватях? – преувеличено бодро произнесла Милена Степановна, обнаружив четырех подопечных в одной комнате. – Спать пора, уснул бычок!
- Лег в кроватку на бочок, - продолжил Антон, сверкнув глазами. Это была кодовая фраза, означавшая: «Идите в свои комнаты и ложитесь в постели не раздеваясь».
Девочки послушались, смиренно выйдя из комнаты мальчиков. Оля, начав еще сильней волноваться, вдруг приняла облик лысой девочки, чем немало перепугала идущую рядом с ней Майю. Опомнившись, Бирючинская мигом вернула свою толстую косу и прошла в бокс.
Смирницкая сделала вид, что закрыла на задвижку их комнату, оставив ее на деле открытой. Камеры видеонаблюдения были повсюду; пускай сегодня на дежурстве и был Арсений, рисковать все же не хотелось.
Милена Степановна, памятуя о своем плане, прошла на кухню и принялась делать травяной чай. Мелисса, липа, эхинацея, ромашка, щепотка черного чая и щедрая порция лимона – и соблазнительный аромат целебных трав распространился по всей лаборатории.
Первым пришел Николай Алексеевич:
- Ну-с, что у вас тут, госпожа Смирницкая?
- Чаек, профессор. Свеженький. Не желаете ли чашечку?
- Не откажусь, - потер ладони Егозин и, взяв чашку в руки, принюхался: - Эге… Да тут столько травок полезных! И ромашка, и мята, и эхинацея! Да вы кудесница!
Милена кивнула, поблагодарив Бога за сообразительность брата. Арсений отверг план сестры подмешать в чай снотворное, зная тонкий нюх старого ученого.
- Я, наверное, позову Катерину и Марту. Думаю, они не откажутся попить чайку, - предложила Смирницкая. – Заодно и Сене чашечку отнесу.
Егозин благосклонно кивнул, и Милена отправилась по своим делам. Она точно знала, что Вейс и Самойлова еще не спят, и женщины с радостью приняли предложение доброй медсестры.
Пока что все шло по плану, что и сообщила Смирницкая брату. Тот кивнул и поблагодарил сестру за чай, сделав глоток.
Антон все это время лежал с открытыми глазами, глядя в потолок. Он ждал сигнала от Арсения Степановича. На соседней койке ворочался Гриша, и Остапчука это здорово раздражало. Что-то прошипев товарищу, мальчик вновь стал прислушиваться. И он, наконец, услышал тихий звук, похожий на поскребывание мыши.
- Пора, - шепнул он Цветкову и встал, направляясь к двери. Его друг остался лежать в постели, натянув одеяло до самого носа и волнуясь.
За дверью Остапчука встретил Арсений. Мужчина положил ему руку на плечо и произнес:
- Пора.
- А как же очки? Вы их убрали? – деловито поинтересовался маленький телепат.
Смирницкий кивнул и встревоженно добавил:
- Предупреждаю, тебе после внушения будет плохо.
- Я все знаю, - раздраженным шепотом перебил Антон. – Я пойду на все, лишь бы оказаться наверху.
Арсений сжал плечо мальчика в знак поддержки, и Остапчук двинулся к кухне.
Там уже собралась теплая компания. Николай Алексеевич, Катерина и Марта потягивали душистый напиток, пока Милена что-то колдовала у кухонного стола. Заслышав шаги, она быстро юркнула в коридор. Хлопнула дверь, и трое людей, оставшиеся в кухне, встретились с напряженным взглядом Антоши. Не успев как следует испугаться, они услышали твердый детский голос:
- Вы останетесь сидеть здесь сорок восемь часов. Вы можете есть, пить, спать, ходить в туалет. Но за пределы кухни не выходить. Вы поняли?
Не в силах оторвать взгляд от зеленого немигающего взгляда телепата, ученые кивнули.
- Не выходить из кухни… Не выходить! – достаточно громко выкрикнул в последний раз мальчик, прежде чем в его голове что-то щелкнуло, и из носа густым потоком хлынула кровь. Ребенок упал на кафельную белую плитку, а сидящие за столом даже не пошевелились, словно не видя происходящего. Тотчас же дверь кухни распахнулась, и Арсений, подхватив мальчика, находящегося без сознания, выскочил из комнаты, направившись к комнатам детей, где Милена со своей котомкой быстро выводила ребят наружу.