На улице моросил мелкий дождь, навевая ещё большую безысходность и душевную боль. Как такое могло произойти? Я знала, на что иду, что, скорее всего, совершаю ошибку, но как же больно!.. Сердце буквально готово расколоться напополам от внезапной ненависти, точно прожигающей дыру в груди…
Таксист, который наудачу попался мне почти сразу на парковке возле гипермаркета, не мог не заметить, что меня всю трясёт, посему по дороге на вокзал постоянно косился в зеркало заднего вида, не смея даже включить радио. Я заходилась тихими рыданиями на заднем сидении, сетуя на свою глупость, и никак не могла понять, как же мог этот гад поступить со своей семьёй и женой. Будучи человеком отходчивым и всепрощающим, сейчас я не могла найти ему оправданий, потому только сильнее дрожали мои руки и слёзы всё лились рекой. И оттого сильнее я корила себя за неотвратимое желание, чтобы Юн Сон догнал меня, как-то объяснил всю ситуацию, но, просидев три часа на вокзале в ожидании посадки на поезд, я целиком и полностью решила вычеркнуть его из своей жизни. Он так и не объявился…
Когда поезд тронулся, я сжалась в сидении, глядя за окно, где проносились мимо дома и оживлённые трассы, постепенно уступая место сельским пейзажам и горным туннелям, напоминая мне, что всё безвозвратно кончено. Оборвалась нить, словно и не было тех ласковых рук и поцелуев, не было нежности, остался лишь осадок где-то в глубине души.
Километр за километром боль постепенно стихала, оставляя место равнодушию, отчуждению, осознанию того, что два прекрасных дня в Сеуле закончились, оставив о себе лишь дурные воспоминания, понимание, что этот город я больше никогда не смогу полюбить…
***
— Отстаньте от меня все, пожалуйста! — надрывно крикнула я, закрывая голову подушкой. — Идите, куда шли, и не трогайте меня.
Решив для себя, что перед подругами не покажу слабости, я не выдержала сразу же, как только зашла в комнату и оказалась в переплетении их рук: слёзы хлынули новой волной, а девчонки ещё не знали, что стоит мне заплакать, как всё кругом потонет в море солёной воды. Обычно, чтобы ни случалось, я старалась выключать непрошеные слёзы, но сегодня был не такой случай.
Подруги ещё никогда не видели меня в таком состоянии, посему пытались расспрашивать, но я не могла выдавить и слова, словно потеряла дар речи, да и как признаться в таком позоре? Сознаться в содеянном и прослыть подстилкой, разрушившей чью-то семью? Я понимала, что не должна брать вину на себя целиком и полностью, однако не могла чувствовать и думать иначе, ведь я видела отчетливый след от кольца.
Девочки ушли из комнаты, отчаявшись до меня достучаться, я пообещала, что скоро приду в себя, просто мне нужно немного времени, но не заметила, как за переживаниями провалилась в сон, устав от дороги и последних событий…
— Ань, ты как? — осторожно спросила Ксюша, заставшая меня ранним утром умывающейся возле раковины.
Видок у меня был ещё тот — из зеркала совершенно отреченным взглядом на меня смотрели опухшие, красные глаза. Невесело ухмыльнувшись, я ответила чуть хрипловатым голосом:
— Сойдёт для сельской местности. Все меня видели, да?
— Нет, на твою удачу Таку, Вики, Жени и тёть Марины со Светой не было на тот момент в общаге.
— Уже хорошо, — без особой радости прокомментировала я. — Не говорите им, ладно? Я постараюсь вести себя как обычно, только не спрашивайте пока ни о чём, умоляю вас. И не надо смотреть на меня с таким лицом, будто кого хоронят, — засунув щётку и пасту в карман, я сообщила: — Пойду на завтрак первой…
Несмотря на раздражение, проскочившее в моих словах, Ксюша понимала, что мои нервы — сейчас одна сплошная натянутая струна, посему не обижалась.
— Хорошо, что сделать мне? — спросила она, когда я уже была у лестницы.
— Просто поговори с девочками без Таку и Вики, а перед ними я найду какой-нибудь способ вести себя обыденно.
Она пообещала выполнить мою просьбу, особенно тщательно поговорив с Дашей, чье неуемное стремление быть утешительницей для каждого сейчас было бы не к месту. Да, такой я человек, не умею я делиться горестями, если мне плохо, то пускай ждет весь мир, иначе я могу сорваться на такую истерику, что в радиусе километра полопаются стеклянные предметы и потрескаются стены. Мне нужно было пережить ещё хотя бы пару дней, чтобы окончательно систематизировать всё случившееся, найти какую-то элементарную логику и оправдания действиям Юн Сона, или просто принять его как плохого человека и думать о нём не больше, чем о Жене, поступки которого уже не вызывали злобы, а лишь недовольную усмешку.
Спустившись на первый этаж в гостевую комнату, где у нас по обыкновению проходили завтраки, девочки с удивлением обнаружили меня весёлой, будто ничего не случилось. Кое-как выкручиваясь из подколов Жени по поводу отдыха в Сеуле, я улыбалась и шутила, с удовольствием поглощая завтрак и рассказывая о своих впечатлениях от телебашни. На самом деле за улыбкой пряталось желание вырвать Жене язык, зажарить его на сковороде и съесть, а ещё я пыталась не завыть с новой силой, запивая образовавшийся в горле ком обжигающим кофе.
Даша хотела было что-то сказать мне лично, когда мы засобирались в учебный корпус университета, но была спроважена вовремя подоспевшей Ксюшей, которая, подмигнув мне, предложила сегодня вечером посидеть где-нибудь в курином ресторане.
В Пусане, как и в Сеуле, окончательно испортилась погода, поливая Корею сильнейшими ливнями с грозами, усиливавшими вероятность обещанного тайфуна. Это совсем не способствовало долгим прогулкам. После занятий, ютясь под зонтами и дождевиками, мы отправились в знаменитый аквариум на Хэундэ. Никто не стал меня осуждать, когда я оставила компанию, чтобы прогуляться в одиночку, незаметно подмигнув Ксю, чтобы она, по возможности, откололась от остальных. Не знаю, почему я выбрала её, наверное, из-за того, что она никогда не скажет и не посоветует ничего лишнего, а где надо промолчать — просто промолчит.
Прогуливаясь между большими аквариумами с разнообразными морскими жителями, я без разбора щёлкала камерой, даже не стараясь ловить фокус и глядеть в видоискатель. Огроменная рыба с тупой мордой, больше похожей на глазастый булыжник, наполовину высунувшись из своей пещеры, глупо смотрела на меня. Показав ей рожу, я неожиданно увидела, как она клацнула острыми как бритва зубами.
— А с виду ты кажешься безобидной…
— Ну вот, уже с рыбами заговорила, — Ксюша подкралась сзади и высунула язык, глядя на уродливую рыбину.
— Глупый рыбик с открытым ртом, — бросила я. — Но он хотя бы молчит…
— А со мной ты, значит, помолчать вдвоём решила.
Я слабо улыбнулась и взяла Ксюшку под локоть, уводя к другому аквариуму, где из песка торчали какие-то странные маленькие черви, на деле оказавшиеся тоже рыбами, только с неимоверно длинными непропорциональными телами.
— Морские сурикаты, — делая вид, что читаю вывеску, сказала я.
— Ага, оставь свои шутки для Гюнай, это она у нас наивная, — Ксюшка потрепала меня по плечу. — Но то, что ты уже шутишь, это уже хорошо.
— Ага, если не считать, что мы весь день ржали с Дашкой…
— То было на публику, а сейчас по собственному желанию. Просто признай, что ты приходишь в себя, что бы там не стряслось.
— Лучше расскажи как вы с Сон Чжином, и как с Викой…
— А то ты на обеде не видела, — Ксюшка улыбнулась, точно сытая кошка, но тут же изменилась в лице, вспомнив про соседку по комнате. — Вика меня совсем игнорирует, даже не здоровается…
— Вполне логично, она просто не может иначе… Ей тяжело, что какой-никакой парень выбрал подругу, ну хорошо, не подругу, просто соседку по комнате. Я тебя понимаю, ведь со стороны это может выглядеть твоим предательством, несмотря на то, что вы с Викой так нормально и не сдружились.
— Ваша вина, что спихнули меня в самолёте на нее, а с собой везде таскали Таку, — ничуть не обидевшись, напомнила она про полёт в Корею.
Тогда мы как-то сразу разделились по возрасту, спихнули младшеньких — Ксюшу и Вику — друг на друга, а сами: я, Даша, Таку и Гюнай с самой регистрации друг от друга не отлеплялись…
Как я поняла за весь день, двое наших противных голубков так и снуют друг с дружкой под руку, прихватив Вику. Таку как-то сразу стала нежелательным лицом номер один — единогласно и безоговорочно. Подлая змея, да ещё и в засосах вся ходит, точно ужаленная, а Женя и вовсе скоро станет похож на один большой засос. Оказалось, что после отъезда Сергея, он остался один в комнате, а Иль Хэ, узнав про то, что случилось в Сеуле, стал всё больше отдаляться от Жени и по-новому смотрел на Таку, чьи ахи и вздохи, доносившиеся из соседней комнаты через смежные розетки, мешали по ночам спать. Подобные новости меня ошарашили, ну почему бы этим двум идиотам не найти другого места для любовных утех? Бедный Иль Хэ на днях спросил у Даши: почему наш учебный лагерь превратился в секс-лагерь?
Мы с Ксю вошли в просторный зал с высоченными, этажа в три, аквариумами, где плавали крупные акулы, невероятных размеров тунцы и исполинские черепахи, размеренно гребущие ластами мимо опасных хищников, совсем их не боясь. Пройдя сквозь аквариум под аркой, где можно видеть, как над головой проплывают морские жители, мы как-то чересчур быстро оказались у выхода, где располагался магазин сувениров.
— Я должна это купить, — сказала я, схватив понравившегося плюшевого детеныша тюленя с полки и прижав к груди. — У Гюнай вон, сколько игрушек, а мне холодно и одиноко…
— А как же я? А я? — флегматично, без особых интонаций спросила Ксюша, вызвав у меня улыбку.
— Ты мой любимый кроватный труп.
Было приятно снова шутить и веселиться, слава Богу, я действительно отходила от всего быстро, несмотря на покалывающие в груди воспоминания о той ночи. Пусть пока что не очень часто тянуло улыбаться, но я была уверена: боль утихнет, и всё вернётся на круги своя… Но я ещё долго буду содрогаться при мысли о перенесённом позоре. Вот и сейчас, внезапно вспомнив об этом мужчине, я почувствовала, как внутри зашевелилось и перевернулось нечто неприятное, склизкое. Очень жаль, что всё то светлое, что было в Сеуле, теперь покрыто срамом…
— Когда собираешься рассказать нам? — осторожно спросила Ксюшка, поравнявшись со мною возле кассы.
— Шесть тысяч вон, пожалуйста, — огласила улыбчивая продавщица на английском.
— Когда буду готова, но, скорее, когда напьюсь, — уточнила я, а продавщица поневоле сделала непонимающее лицо, подумав, что обращаются к ней. — Поэтому пока что пить не буду…
— Но девчонки уже запланировали на ночь кинопросмотр с макколи…
— Лягу спать пораньше.
— Не в твоих принципах пропускать попойки, — напомнила подруга, когда, отслюнив нужную сумму, я взяла пакетик с моим новым комнатным питомцем.
В холле на выходе нам уже махала Ан сонсеним. Мы вышли самыми последними и, как оказывается, пропустили грандиозное веселье происходившее уже наверху на улице. Дашка и Гюнай, решив побегать под тёплым дождём без зонтика, были мокрые насквозь.
— Иль Хэ щи! — весело защебетала Даша, увидев любимого ментора, который шёл под зонтиком с остановки. Видимо, он вернулся с учебы и решил соединиться с нами.
Он стал отчаянно хихикать над девочками, так как выглядели они точно промокшие кошки.
— Вам не холодно? — спросил он, продолжая смеяться.
И как он не старался, не смог увернуться от мстительных объятий Даши, которая подкараулила его со спины. Мы очень долго ржали над натуралистичным влажным рисунком на его футболке в виде отпечатка дашиной груди, очерченной точно по циркулю.
— Нуна! Привет, как твои дела? — заметив меня, Иль Хэ подошел и обнял, как-то по-мужски похлопав меня по спине.
— Отлично! — улыбнулась я. — Как твои? Как учёба?..
На своё удивление я заметила, что он с удовольствием общается с Дашей и, кажется, после поездки в Сеул между ними что-то неуловимо изменилось, о чём свидетельствовала картина в метро: Иль Хэ, положив ей голову на плечо, дремал с открытым ртом.
Девчонки, как и договаривались, набрали побольше макколи и всяких «ништяков», чтобы вечером устроить просмотр выбранной японской драмы «Небо любви». Сделав домашку, они перетащили дашкин нетбук вниз и спёрли мои колонки, пытаясь и меня подключить к просмотру, а зря…
Просмотр дорамы закончился общими подвываниями и слезами, а так же моим мокрым полотенцем, в которое все без зазрения совести сморкались, а я, нахлобучившись рисового вина, прикуривая одну сигарету за другой, оказалась плачущей в женском сортире.
— Ань, очень сложно успокаивать, знаешь ли, когда не знаешь причины слёз…
— Даш, — шикнула Ксюша.
— Ну, не могу я так, глядя на неё сердце разрывается, — обнимая меня, скрючившуюся на полу, сказала Дашка, на чьих глазах ещё не просохли слёзы от просмотра фильма.
— Всё будет хорошо, моя девочка, всё будет хорошо, — Гюнай присела рядом и стала гладить меня по голове, а я, надрывно завыв, буквально бросилась ей на грудь и обхватила в кольцо рук, отчего мы едва не завалились вместе на грязный пол.
— Сволочь… Какая же он сволочь… — вдруг гневно стала нашептывать я, и эта характеристика была отнюдь не самым плохим, что я говорила.
— Я ему точно что-нибудь оторву, если явится в Пусан, — зарычала Даша, понимая, что их подозрения касательно поведения Юн Сона были правдивы. — Ань, ты ещё днём вчера писала, что у тебя всё хорошо…
— Всё и было хорошо, — чуть успокоившись, икая, выдавила я, чувствуя, что ещё немного, и я сама выложу всё подчистую. Девочки, на удивление, терпеливо ждали. — Я сама во всём виновата, он тут ни при чем…
— У тебя как всегда все хорошие, мы знаем, — всплеснула руками Ксю, присев на корточки возле моих ног. — Может, расскажешь всё-таки? А то вон Дашку скоро хватит кондратий.
— Макколи ещё есть? — спросила я.
— Тебе хватит, — отрезала Даша по-матерински строго.
— Я сама знаю, когда мне хватит, — огрызнулась я нервно.
Когда едва начатая последняя бутылка макколи оказалась в моих руках, я сделала несколько больших глотков, отчего «по усам потекло», прикурила ещё одну сигарету и, собравшись с силами, как на духу рассказала обо всём, что произошло в Сеуле, опустив лишь подробности проведенной в объятиях Юн Сона ночи.
— Я знала, на что шла, но и подумать не могла насколько всё серьёзно. Этот мужчина оказался подлецом, каких свет не видывал, — завершила я свой слёзный рассказ, чувствуя, как сжимается сердце — мне словно пришлось пережить все заново.
Всегда смуглое лицо Гюнай сейчас напоминало оштукатуренную стену, Ксюша молча рассматривала свои шлёпки, и даже Даша с непониманием и неверием глядела куда-то мимо меня, не в силах выдавить комментария.
— Всё то, что бывает в дорамах — чистейшей воды бред, — провела я невеселую аналогию. — Хочу домой, в Москву, не могу даже в одной стране находиться с этим человеком. Ясное дело, что лично мне он ничего не сделал, но…
— Вот ведь урод! — Гюнай, никогда особо не использовавшая ругательств, сказала это с яростью. — Конечно, мы тебя понимаем, Анечка, — вдруг ласково добавила она, — и ты не должна себя винить…
— Как это, не должна? Знаешь, как мне стыдно за этот поступок? Особенно перед тем ачжощи, но не перед этим… Этим… — но я была не в состоянии назвать его по имени, а лишь уныло прислонила ледяную ладонь ко лбу. — Спасибо, что выслушали, мне стало легче… Пожалуйста, никому не рассказывайте…
— Ну, конечно же, мы никому не скажем, — тут же закивала Даша.
— Сон Чжин, правда, в курсе, что у тебя тогда истерика случилась…
— Скажите, что от счастья… — буркнула я, утирая слёзы.
— Ага, от счастья, как же…
В этот момент в туалет заглянули полуночницы-кореянки, с которыми у нас была стычка, но быстренько передумали курить, увидев картину пьяных обнимашек «этих странных русских», и ретировались, не сказав ни слова.
— Пошли им бить морды! А что, древняя русская традиция — стенка на стенку, — воинственно сжав кулаки, предложила я, чувствуя, что от сердца отлегло. — Где моя бутылка?
Странно, я ожидала, что после рассказа станет хуже…