- Я рад, что увидел твои истинные чувства, - он улыбнулся и поцеловал ее сначала в лоб, потом в висок, затем, прежде чем с небывалой нежностью, обнажившей самые сокровенные его чувства, поцеловать в губы, сказал: - Мы скоро увидимся…
- Ривка! - донеслось до их слуха, но потерявшая подругу Мин Чжи застыла на месте с открытым ртом, глядя на нее и декана, самозабвенно целующихся под начинающим накрапывать дождем. - Самоустраняюсь…
========== Глава 12 ==========
После скоростного подземного поезда до Бад-Тибира Ривку слегка мутило, а впереди еще предстояла долгая дорога на Марс. Два с половиной часа неизвестности. Ни тренажеры, ни центрифуги, ни имитаторы невесомости не могли в итоге дать полной картины того, что придётся испытать в реальности. И вот, сидя среди остальных курсантов с ее факультета в космическом шаттле и слушая переговоры пилотов с диспетчерами, Ривка поневоле переживала, как она перенесет полет, но в то же время никак не могла полностью осознать, что вскоре выйдет за пределы атмосферы и окажется в открытом космосе. И ее сердце подпрыгивало то от радости, то от волнения, смешанного со страхом, то от печали расставания с Александром, Даной и остальными ребятами, то от душевной боли, что вся ее семья остается на Земле и даже не знает, насколько далеко ее забросила судьба.
Она смотрела на то как Сэм, проверив крепления кресла, нежно берет за руку Летти — вчерашний вечер для них закончился страстным поцелуем. Перед полетом они выглядели чуть напряженными, но счастливыми. Летти вообще многих удивила. Оказывается, и она могла быть приземленной и умела радоваться простым человеческим радостям. И уже на обратном пути в академию она беззастенчиво склонила голову на плечо Сэма, глядя за окно на проносящийся мимо Иерусалим.
Надо отдать должное Дане и Мин Чжи, которые сохранили тайну Ривки с Александром от других; Мин Чжи, кстати, плотно стиснув зубы, сейчас смотрела перед собой, тоже волнуясь перед первым полетом.
Пилоты, которых прислали с Лахму за новым потоком курсантов из Нью-Бабили, выглядели уверенно и спокойно, Ривка наблюдала за тем, как они одну за другой проверяют все системы, а командир запрашивает разрешение на взлет. Ривка знала каждый их шаг, каждое действие, понимала каждое слово в переговорах с диспетчерами, которые транслировались в гарнитуры каждого курсанта — как небольшая тренировка полета. Она на миг прикрыла глаза, почувствовав, как шаттл оторвался от зиккурата Бад-Тибира и, совершая вертикальный взлет, стал отдаляться от Земли, заставляя сердца молодых пилотов трепетать от волнения и радости. Жаль, им не удалось увидеть Бад-Тибира во всей его красе, так как с подземного поезда пилотов сразу же увели в зиккурат.
В пассажирском отсеке не было иллюминаторов, и курсанты не могли насладиться видом отдаляющейся планеты, да это было бы и невозможно, учитывая сумасшедшую перегрузку. Пригвоздив к креслам, беспощадная физика заставила их желудки устремиться вниз, а спины напрячься. Тряска была весьма ощутимой, но, благодаря стабилизационной системе, не такой сильной, как показывали на взлетах земных кораблей в научных фильмах о космосе. Тем не менее, Ривка все равно опасалась, что может не выдержать и выплюнуть свой завтрак. Она старалась думать о маме, об Александре и о дедушке, но бешено колотящееся сердце выбрасывало все эти мысли, делая голову абсолютно пустой, готовой вместить только всеобъемлющий страх перед неизведанным. И то же чувство страха заставляло ее беззвучно повторять имя Господа из несуществующей религии ее прошлой жизни.
В лобовых иллюминаторах виднелась приближающаяся темень космоса, когда, преодолев гравитацию и атмосферу, они стали постепенно замедляться, готовясь к переходу на гиперскорость.
— Вы как там, новички? — раздался голос командира в гарнитурах, когда курсантам наконец-то удалось перевести дыхание.
— Хорошо, сэр, — ответила за всех Ривка после чуть тяжелого вздоха и, оглядев обескураженных взлетом молчаливых сокурсников, добавила: — Пока живы…
— Звучит обнадеживающе, — хмыкнул командир и, переключившись на диспетчера, сообщил: — Раптор ZX2, Бад-Тибира-подход, добрый вечер. На выходе из орбиты, разрешите переход на гиперскорость, — пока бортинженер тестировал гиперпривод, запросил он, и курсанты, затаив дыхание, стали ожидать перехода на гиперскорость; кто-то покусывал губы, а кто-то, словно изваяние, замер, держась за крепления безопасности.
— Бад-Тибира-подход, Раптор ZX2, добрый вечер, семьсот вправо, встречный слева на сто сорок, — диспетчер скорректировал курс, так как навстречу по названной траектории летел корабль.
— Раптор ZX2, принято, — сообщил пилот, выполняя маневр, после его завершения он сообщил: — Раптор ZX2, семьдесят влево выполнил.
— Бад-Тибира-подход, Раптор ZX2, переход на гиперскорость разрешаю, — ответил диспетчер.
— Раптор ZX2, выполняю. Новички, держитесь.
Под курсантами, ровными рядами сидящими за двумя пилотами, завибрировали кресла. Второй пилот опустил затемняющие линзы на лобовые иллюминаторы.
— Я сейчас блевану… — раздался чей-то напуганный голос.
В тот же момент, не успев шикнуть на сокурсника, Ривка почувствовала, как ее внутренности скрутило и отбросило назад к спине, еще немного и, она была уверена, что буквально диффундирует в своё кресло. Она не чувствовала ни рук, ни ног, в горле пересохло, ее ощущения вряд ли можно было с чем-то сравнить — словно нечто двигало ее сквозь безболезненную, но неминуемую агонию прямо в лапы смерти. По мере того, как анкийцы внутри шаттла стали привыкать к скорости, на которой им предстояло пролететь два часа и двадцать три минуты, Ривка потихоньку начала ощущать свое тело. Пилоты в креслах впереди были неподвижны, никто ничего не говорил, просто потому что не мог, и в шаттле воцарилась мертвая тишина, не считая назойливого гула гипердвигателя. Только спустя минуты четыре в эфире раздался голос второго пилота:
— Ну что, детки, вы как?
Но ответом ему была гробовая тишина, курсанты еще не осознали, что можно двигаться и говорить, а сидели, пригвожденные к месту, словно огретые по голове пыльными мешками.
— Похоже, перепугались, командир Дэвидс, — усмехнулся второй пилот и, ткнув по кнопке справа, отключил стопор защитных креплений, похожих на те, что используют в открытых кабинах чертового колеса; откинув защиту через голову, пилот обернулся назад, встретив взгляд пяти пар испуганных глаз сидящих в первому ряду курсантов. — Вольно, салаги, все закончилось. Ваше тело привыкло к гиперскорости.
Первым пришел в себя сидящий справа от Ривки Сэм:
— Я забыл купить памперсы… Сэр, — протянул он, заставив пилотов рассмеяться.
— Чарский, ты как всегда! — засмеялась Ривка, только как-то неестественно, чуть истерично. — Остальные живы?
Послышались редкие и неуверенные ответы с дальних рядов.
Переведя дыхание, Сэм посмотрел на одеревеневшую Летти и откинул крепление безопасности, заключив ее ледяные пальцы в ладони. Она только сейчас отреагировала и посмотрела на него, будто впервые видит.
— Ты в порядке? — осторожно спросил он, и она, сглотнув, кивнула.
— Мара, эй, Мара! — позвал кто-то со второго ряда. — Ребят, она в отключке.
Передние ряды, откинув крепления защит, пооборачивались, чтобы убедиться в правдивости слов Финига, сидевшего по правую руку от нее.
— Тоже мне, фараонша долбаная, — фыркнув, бросил курсант, который не раз подвергался ее нападкам. — Мы самые умные и самые сильные! — передразнил он ее. — А сама…
— Шмидт, рот свой закрой! — рявкнула Летти в эфир, очнувшись, когда услышала пресловутое «фараон», и автоматически встала на защиту своих по рангу.
— Мне самому хочется голову в песок засунуть, когда ты так кричишь… Но это чертовски сексуально.
Курсанты заржали, а Летти смерила сказавшего это Сэма уничтожающим взглядом, и тот шутливо втянул голову в плечи.
— Тише, детишки, — донесся голос бортинженера. — Сейчас посмотрим, что там с вашей Марой, — он ткнул по приборной панели, включив диагностику ее состояния, но, не дождавшись завершения, встал со своего кресла и, пройдя между Мин Чжи и Харукой, подошел к ней.
Это был громадный двухметровый мужчина на вид тридцати земных лет, с квадратным подбородком и прической в стиле Арнольда Шварцнегера из Терминатора. Ривка решила, что, открыв глаза, Мара может вновь потерять сознание от лицезрения этого чудовища Франкенштейна — красивым его язык не поворачивался назвать, хотя он и был анкийцем.
— Ничего, через минут пять очнется, первый раз всегда трудно, — сообщил он, оттянув ей веко и посветив маленьким фонариком в глаза. — Вообще, надо сказать, вы молодцы. В прошлый раз, когда мы перевозили курсантов, слегло семь человек…
— Харука, ты как? — уточнила Ривка, а Мин Чжи тронула ту за плечо; у нее на лбу блестела испарина.
— Ничего, просто испугалась немного, — пискнула Харука, сжав кулачки и оленьими глазками посмотрела Ривку. — Ты чего такая спокойная?
Ривка пожала плечами:
— Ну не сказать, что спокойная, у меня до сих пор коленки трясутся.
— Торн, проверь гравитационный прибор, кажется, у нас небольшое отклонение от нормы, — позвал капитан бортинженера, и тот, шагнув обратно к экипажу, сказал:
— Да, тяжеловато будет, — оценил тот гравитацию по своему ощущению, и, присев, крутанулся на своем кресле вправо, где находились датчики и панель управления, занявшись диагностикой неисправности системы.
Мара очнулась, как и говорил Торн, через минут пять, но Шмидт не стал высмеивать ее, опасаясь последствий. Она не сразу поняла где находится, но быстро пришла в себя, сделавшись привычно-надменной.
Внезапно в салоне задребезжал тревожный предупредительный сигнал, и курсанты синхронно смолкли, ожидая приговора.
— Не ссыте, малявки, на этом шаттле иногда барахлит парктроник, — грубовато сообщил Торн, углубившись в изучение систем корабля.
— Это что, шутка такая? — нахмурился Сэм.
— Юмор ВГС*, малыш, — донесся низкий насмешливый голос командира.
— Сэр, на радаре по левому борту грузовой крейсер на гиперскорости, — внезапно воскликнул второй пилот, следящий за навигацией.
— Расстояние?
— Семьсот шестьдесят девять тысяч километров. Расстояние до крыла пятьдесят три слева, верхний — сорок, — Пересечение через две минуты.
— Что?! Какого… — командир, не успев выругаться и считая драгоценные секунды, уверенно скомандовал второму пилоту: — Леви, ручное управление, курс — пятьдесят градусов вправо, двадцать — снижение.
— Но, сэр, мы на гиперскорости!
Курсанты прекрасно понимали что происходит. Расстояние в пятьсот тридцать футов между крыльями для кораблей, несущихся на гиперскорости, могло стать фатальным — ударная волна, создаваемая выхлопом мощного гипердвигателя грузового крейсера, могла разорвать их шаттл в щепки. Грузовой крейсер, который был громадиной в сравнении с ними, мог отделаться вылетом пары-тройки систем, но для маленького пассажирского шаттла подобная встреча будет чревата катастрофой. Это как если шлюпка встретится бортом с несущимся навстречу Титаником.
— У нас нет времени, Леви, ты знаешь, что грузовой крейсер не сможет замедлиться за это время настолько, чтобы мы разошлись с минимальными повреждениями!
И опасения второго пилота были оправданными. На такой скорости отклонение на пятьдесят градусов грозило выходом из строя навигационных систем, а также исчезновением с радаров Лахму и Земли, если их занесет слишком далеко. На гиперскорости любые маневры запрещались именно из-за этого, так как рассчитать градус поворота не была способна ни одна вычислительная машина, поэтому тут могли работать только пилоты. Корабли, движущиеся на гиперскорости на автопилоте, были подобны фуникулерам, которые не могли и не должны были менять курса — железного троса. Полная остановка еще опаснее, так как небольшой шаттл превратился бы в невесомый полиэтиленовый пакетик, попавший в порыв созданного несущимся поездом потоком воздуха.
Был лишь один выход: не меняя скорости, отклонить их шаттл в сторону и отвести на безопасное расстояние, стараясь пройти сквозь создаваемую грузовым крейсером ударную волну.
Ривка замерла в кресле, побелев как полотно. Если они, согласно маневру, выбранному капитаном Дэвидсом, уйдут на пятьдесят градусов и на двадцать по диагонали влево вниз, то потеря связи с Лахму и Землей может стать самой меньшей из потерь. Учитывая сокращающийся разрыв, полететь могут и другие системы, вплоть до полного отказа всех трех двигателей и гиперпривода.
— Леви, выполнять! — рявкнул командир. — Торн, активизировать шлемы и подачу воздуха! Стопор защитных креплений!
Ривка почувствовала, что ее намертво пригвоздило к креслу, а из железного воротника летного костюма, в которые их нарядили перед вылетом, согласно инструкции по безопасности, выезжает и собирается вокруг головы шлем из высокопрочного эластичного пластика, который был втрое крепче любого бронированного стекла. Ривка, ощутив подачу воздуха в герметичный шлем, глубоко вздохнула; она тряслась, зная из уроков по летательным аппаратам и тренажеру, чем может закончиться подобная ситуация.
— Лахму-центр, Раптор ZX2, код HANA, маневр 50 градусов вправо, 20 вниз. Приступаю, — отправил короткое сообщение, информирующее о том где их придется искать, командир.
— Ручное управление, — сообщил электронный голос бортового компьютера, и командир вцепился в штурвал, отклоняя шаттл в сторону по прибору наведения буквально на глаз, так как в режиме гиперскорости автопилот мог лететь только вперед.
Курсанты были ни живы, ни мертвы. Была ли это ошибка диспетчера Бад-Тибира-подход или глюк локаторов навигационной системы — более не имело значения. На гиперскорости не работали никакие средства связи с Лахму или Землей, кроме радара, сообщающего о встречных и попутных суднах, и капитан действовал на свое усмотрение, согласно чутью, зная, что сообщение об их приблизительном местонахождении дойдет не сразу, а только когда их шаттл сбросит скорость. Окажись они вне зоны действия навигационной системы, оно может и вовсе не дойти. Риск был велик, но действия опытного экипажа, словно единого мозгового центра, внушали надежду.
Бортинженер обрубил связь между гарнитурами курсантов и экипажа, чтобы не распространять панику.
И тут…
Грохот бортовых приборов и скрип фюзеляжа, крик второго пилота и прерывающийся гул двигателя… Шаттл стало медленно закручивать в спираль, но такой скорости это было ощутимо настолько, словно их болтало в барабане стиральной машинки.
Страх, который испытывали еще не оперившиеся юнцы, мечтавшие стать пилотами, был практически осязаем. Кто-то, вцепившись в крепление, едва мог сдержать нарастающую панику, кто-то беспрерывно кричал — до хрипоты, до коллапса легких, до потери сознания.
Поток ударной волны встречного крейсера врезался в них, словно во флюгер и закружил, точно кленовую крылатку. Мигало освещение, писки и вой бортовых приборов сливались в единую какофонию звуков, неминуемо приближая к погибели. Ривка, сидевшая прямо за экипажем в первом ряду, видела, как стали болтаться руки потерявшего сознание второго пилота, словно в них не было костей, как у аэроменов на ярмарке, и вжималась в держатели кресла все крепче. Крики сокурсников раздавались все реже. Нутро готовилось вывернуться наизнанку, но она из последних сил старалась не отключиться в этом ужасе мелькающих перед глазами ламп и дисплеев приборов, в нарастающем гомоне сошедших с ума систем шаттла, в невозможности совладать с собственным телом, обездвиженным беспощадной физикой. И она почти отключилась, как и многие из тех, кто находился на борту, но, почувствовав вкус крови от прикушенной щеки, внезапно отрезвела, ощутив, как шаттл, который относило в неизвестность, в космическую бездну, постепенно замедляется, а пилот Дэвидс, с небывалой выносливостью противостоя сумасшествию центрифуги, в которую превратил их грузовой крейсер, пытается выровнять его, сбавляя скорость и переходя на сверхзвуковую и постепенно снижая ее до минимума. С громким хлопком выключился гиперпривод, и внезапно из салона стало высасывать воздух. Шлюз грузового отсека, открывшись, обнажил перед взглядом Ривки в отражении пилотских иллюминаторов ужас темноты открытого космоса, страх смерти…