В другой раз мы подобрались к водопадам Шинка совсем с другой стороны, пока что мало известной туристам.
Выше по течению Ануя (от базы археологов), километрах в двух по тракту слева в Ануй впадает река Каракол (темная или черная вода, один из распространенных тюркских топонимов Алтая). Через Ануй здесь переброшен мост и в долину Каракола уходит проселочная дорога. Каракол берет свое начало все на том же Бащелакском хребте. За узким выходом притока к Аную долина Каракола сильно расширяется, образуя треугольную горную равнину, со всех сторон защищенную горами, тихую и обильную, с полями, лугами и лесами. В центре долины располагается небольшое село Каракол, дальше за ним долина упирается в мощный Бащелакский хребет, со снежниками и каменными гольцами наверху.
Близ впадения речки Каракол в Ануй сохранились залитые желтой водой глубокие котлованы – здесь работала и мыла речное рассыпное золото частная артель старателей.
От тихого села Каракол, оставив в нем машину, мы стали подниматься пешком на север вдоль чистого ручья меж высоких лиственниц на перевал, разделяющий ущелья рек Каракол и Шинок. На самой вершине перевала росла одинокая лиственница, у которой было устроено удобное костровище и близ которой брал начало ручей.
Подъем на перевал оказался долгим и затяжным, некоторые из нас устали и выбились из сил, поэтому решили отказаться от похода на водопады и остались ждать у лиственницы, тем более что день выдался тихий и солнечный и с перевала открывался великолепный вид на всю долину Каракола, а за ней на заснеженные круглые гольцы Бащелака. Мы же продолжили путь и скоро оказались на крутом спуске к Шинку, на сложной тропе среди скал и леса. Тропа вывела нас прямо к верху Рассыпного водопада, откуда мы сходили вверх к Седому, и после спустились к веселым Скатам. После чего, осмотрев таким образом весь каскад водопадов Шинка, вернулись на перевал, к одинокой лиственнице, где нас терпеливо поджидали наши спутники. Дорога через Каракол оказалась, конечно, более сложной, но при этом и более живописной, чем расхожая лесистая тропа низом долины Шинка…
В окрестностях Денисовой пещеры обнаружено множество пещер и гротов. Спелеологи любят эти места, многие пещеры глубоки и протяженны, имеют сложную структуру, немалая часть из них до сих пор мало исследована, а то и вовсе ждет своих первопроходцев.
Одна из таких знаменитых пещер, Разбойничья, находится неподалеку от деревни Каракол. В ней археологи нашли множество останков древних животных, в том числе и череп самой древней в мире собаки возрастом 33 тыс. лет.
Мы отправились в Разбойничью пещеру от Денисовой жарким летним днем. Сначала недолго ехали на высокопроходимом автобусе УАЗ, пока лесную дорогу не перегородила высокая изгородь маральника и мы, оставив машину, не продолжили путь пешком. Перелезли через широкие, из гладких жердей, ворота маральника, не распахивая их, и оказались на солнечном лугу с высокой травой. Стояла жара, воздух звенел от стрекота насекомых, глаза слепило яркое солнце.
– Далеко идти-то? – спрашиваю я нашего неизменного провожатого, Сергея Юрьевича, учителя истории из Бийска, который каждое лето, уже многие годы, живет на Денисовой пещере и помогает ученым, а также проводит экскурсии для гостей и туристов. На его голове ковбойская шляпа, лицо покрыто темным загаром пионера-первопроходца. Сергей Юрьевич, преподаватель Бийского лицея-интерната, натуральный Индиана Джонс реки Ануй и ее окрестностей.
– Да нет, всего-то три полета стрелы! Недалеко! – белозубо смеется он.
– За хребтиком? – смеюсь я в ответ и машу рукой вверх и вправо, куда уходит крутой лесистый склон.
– Ага, за хребтиком, – хохочет он.
Лезем в гору, обливаясь горячим потом. Гора большая и крутая, карабкаемся на нее долго. Наверху выходим на перевал, узкий скалистый гребень горного отрога, по гребню растут большие лиственницы, ухватившиеся корнями за скалы. Переваливаем гребень и спускаемся наискосок, в направлении пещеры. Вспугиваем в лесу маралуху, лежавшую впереди под деревом. Она бесшумно встает и плавно уходит меж стволов влево и вверх, скоро сливаясь с лесом и растворяясь в нем.
Вход в Разбойничью высокий и узкий, изогнутый, как вытянутый от ужаса рот на картине Мунка «Крик». Площадка перед входом лысая, трава вытоптана людьми. Видны следы работы археологов – пятно от хозяйственной палатки, отвалы породы, набитые тропы в лесу.
Лезем вслед за Юрьичем в пещеру, где нас сразу после душной жары обхватывают со всех сторон сырость и прохлада. Мы еще сильнее покрываемся потом – от влажности пещерной атмосферы и проделанных на горе физических усилий.
Нас немедленно обступает полная тьма, мы включаем фонари, закрепленные резинками на лбах, и видим, что стены пещеры черные и грязные. Начинаем спуск тоннелем пещеры, диаметром примерно с тоннель метро, пол этой скалистой трубы покрыт толстой влажной грязью, ноги скользят. Спуск очень крутой, поэтому на полу брошена толстая стальная проволока, за которую приходится держаться как на спуске, так и на подъеме. Проволока холодная и мокрая, рука скользит по жирной грязевой смазке.
– Это природный скотомогильник, – откуда-то из темноты и снизу слышим мы голос Юрьича.
– Как это могильник? – сопим мы, скользя вниз.
Блики от фонарей мотаются по стенам пещеры.
– Там внизу в конце спуска, на самом дне пещеры, скопился толстый слой останков древних животных. Только представьте себе, как дело было! Заходил зверь в пещеру, спасаясь от жары или от гнуса, или от хищника и спускался вниз. Думал – отдохнет в пещере и выйдет обратно. А выйти-то назад не мог! Скатывался вниз все время! Скользил! Бот и подыхал там от голода! Так и набрались-накопились звериные останки за многие тысячи лет! А теперь археологи раскапывают их. И оказалось, что здесь самый настоящий клад древних останков! Музей естественной истории мира – в одной отдельно взятой пещере!
Нам становится не по себе. Сыро, влажно, кромешная тьма, да еще и сгнившие останки зверья внизу, на самом дне пещеры. Мы морщимся и брезгуем. Нам начинает казаться, что мокрая грязь под ногами и руками на самом деле не грязь вовсе, а гниющие кровь и жилы зверей, что рука, тискающая мокрый провод, вот-вот наткнется на чей-то полусгнивший череп или на холодную кость. Бррр…
– Что, страшно? – демонически хохочет в темноте Юрьич.
Он уже внизу, его сапоги плотоядно чавкают по мягкой органике тонущего во мраке днища пещеры. Скоро и мы попадаем на дно Разбойничьей. Нам жутко, но и интересно.
Светим фонариками назад на крутой подъем, уходящий во тьму к уже не видимому отсюда выходу. Нет, отсюда без веревки точно не выбраться! Скотомогильник он и есть скотомогильник – дело ясное!
От дна пещеры, куда-то в глубь горы, уходит неширокий черный коридор. Юрьич исчезает в нем, на его шляпу льется струйка воды с низкого потолка. Мы тащимся вслед за проводником.
Какое-то время лезем узким проходом, ударяясь боками о скальные выступы. Вдруг Юрьич впереди меня наклоняется и ныряет как в канализационный люк в какую-то дыру прямо в полу тесного коридора. Его голова исчезает в дыре, свет его фонаря гаснет, коридор окутывается тьмой.
Делать нечего, догоняю и ныряю за ним. Крайне неприятное чувство. Что там внизу, в дыре, мне не видно, кромешная тьма. Ноги висят в пустоте, ища опоры. Дыра узкая, кажется, что камень дыры сдавливает мне грудь, не дает дышать. А ну как не вылезу назад? А ну как застряну тут? А ну как задохнусь? – стучатся в мозгах трусливые мысли.
Деваться мне некуда, выбора у меня нет, и я протискиваюсь в дыру глубже, нащупываю носками ног невидимую твердь, ухаю туда, задержав дыхание, и спустя мгновение после падения оказываюсь в странном месте. Где-то сбоку и ниже узкого верхнего коридора в недрах горы открывается вдруг огромный гулкий зал, широкий и высокий, с наклонным скалистым полом и таким же наклонным, падающим из недр горы потолком. На этом самом каменном полу стоит теперь Юрьич и светит вверх фонариком. Свет слабого фонаря едва достает до потолка зала. Сбоку и сверху от меня чернеет дыра скалистого люка, через который в зал, один за другим, падают мои приятели, такие же ошалевшие, как и я.
Здесь, в огромном подземном зале, у людей возникает чудное ощущение. Куда-то пропадает понимание верха и низа, вертикали и горизонтали. Невозможно теперь разобрать, где здесь вход и где выход, где верх и где низ, где право и где лево. Со всех сторон нас обнимает вечный мрак подземелья. Кажется, что мы или висим вверх ногами, как в открытом космосе, или стоим как-то сильно боком, но при этом отчего-то не падаем. Все выглядит почти как в фильме Стенли Кубрика «Космическая Одиссея», на межпланетной станции. Видится, что все мы стоим – или висим, под разными углами, а Юрьич прицепился подошвами к скале даже как-то отчасти вниз головой, как долговязая летучая мышь в присобаченной к шишкастой голове ковбойской шляпе.
Мы одеревенели и впали в дрему. Лучи наших фонариков светят куда попало, тая в темноте зала. В скошенной книзу горной полости душно и влажно дышится. Один только Юрьич деловит и сноровист. Он уже осторожно, оставаясь сильно наклоненным одновременно вбок и вниз, вышагивает по покатому скальнику куда-то, наверное к невидимому поддону зала, где вновь суется в какую-то дыру. Мы с разных концов зала тащимся за ним, головы у нас натурально идут кругом. Нас шатает, вокруг нас кружатся пятна света и призраки.
Лезем во вторую дыру, куда-то наискосок, и оказываемся в очередном темном коридоре. От него в стороны расходятся черные тесные ходы – еще, еще и еще. Юрьич куда-то волочит нас в темноте и скоро выводит обратно на высокий скользкий подъем, к главному входу. Наконец мы выбираемся, хватаясь за стальной провод, на поляну у входа в Разбойничью, выбегаем из мрака пещеры на яркое солнце, в спасительную жару дня. Крик птиц в лесу после беззвучных тьмы и холода пещеры кажется нам оглушительным. А глаза не могут разлепить веки – так ослепляет нас солнце летнего дня!
Легенда о Белой Даме
Где горы – там и истории. Во всяком месте, где живут люди, и особенно люди образованные и наделенные фантазией, да еще и снабженные полезными напитками, обязательно заводятся легенды и сказки, различного толка поверия и суеверия. А уж в таких особенных местах, как легендарная и таинственная сама по себе Денисова пещера, легенды и сказки заводятся во множестве и подавно!
Первейший тут рассказчик – все тот же наш Сергей Юрьевич. Умеет он напустить жути и тумана на бедного туриста, ничего не скажешь!
Антураж для напущения жути в этот раз избран им самый подходящий. Мы сидим вечером у костра на берегу Ануя, ниже большой поляны с гостевыми домиками и столовой, совсем близко к реке. Над нами серебрятся и бликуют красными всполохами от костра длинные листки прибрежных ив. Ануй тихо несется в ночи, от его воды волнами набегает прохлада, мы ежимся и надеваем теплые свитера. В котелке заваривается темно-янтарный чай. Небо усыпано яркими звездами, местами над рекой собираются и накрывают прибрежные кусты серебристые платки приречного тумана.
Юрьич сидит с нами у костра в своей сдвинутой на затылок ковбойской шляпе и рассказывает историю за историей про горячо им любимую Дениску (так здесь, по-простому, зовут Денисову пещеру). Его глаза блестят, большие губы то и дело растягиваются в добродушную улыбку.
Когда язык холодного тумана, как погребальный саван, касается из глубины ночи наших спин, вызывая дрожь во всех конечностях и мурашки по коже, Юрьич, умело избрав именно этот момент, интересуется, как бы в воздух:
– Вы, конечно, слыхали местную легенду про Белую Даму?
– Нет! Нет! Не слыхали! – напрашиваемся мы на рассказ. И конечно, тут же его получаем.
Юрьич ведет рассказ неспешно, отхлебывает чай из серебристой термокружки, наслаждается каждым прозвучавшим в ночи своим словом. Видно, что это его самая любимая история, притом самим им откопанная, тщательно выделанная и разукрашенная, история совершенно авторская. Он походит на Гомера, самолично декламирующего публике Одиссею или Илиаду.
– Все, что я вам расскажу, произошло на самом деле. Я ведь соответствующие документы самолично разыскал в Бийском архиве. Они достоверно подтверждают многие факты. Я же учитель истории в Бийске, учу с осени по весну! Детишек в школе образовываю! И в архивы в Бийске часто захожу, работаю в них. А летом каждый год здесь – на Дениске. Помогаю!
Мы молчим, ждем продолжения. Негромко шумит рядом спокойный Ануй.
– Вся эта история развернулась в Гражданскую войну. Тогда на Алтае большие были бои: красные, белые, зеленые – всех хватало, резня шла страшная… Тогда-то и объявилась на Алтае, здесь, на Ануе, дворянка Ксения, рассказывают, что из самого Санкт-Петербурга! Молодая, красивая, благородная. Бежала из столицы с матерью и маленьким братом, спасаясь от революции. Сначала все трое находились при войске Колчака, под его защитой. С ними и отходили, отступали на восток, с ними и оказались в наших Алтайских горах. Мать Ксении от всех испытаний и лишений сильно заболела, слегла. В это время они случаем очутились в Топольном, вы его проезжали, это село, ниже по Аную отсюда. Болезнь матери задержала их надолго в Топольном, когда уже ушли колчаковские войска. И вот жил в ту пору в Топольном зажиточный крестьянин, можно сказать, кулак, некто Жихарев. Очень ему приглянулась тонкая и образованная дворянка Ксения, но не для себя, а для младшего сына, которому как раз пора подошла жениться. Подумалось кулаку Жихареву так: отчего бы не взять молодую, красивую, пригожую и высококультурную Ксению женою за сына? Тем более денег у приезжих ни гроша, еду и ту берут у сердобольных соседей. А Жихаревы – хозяева крепкие, обильные! Чем не выгодный брак?
Юрьич глядит на нас испытующе. Мы киваем – понятно, что дело выгодное было и для Жихаревых, да и для самой Ксении, если хорошенько поразмыслить! Не помирать же ей, с братом и больной матерью на руках, с голоду! Жихаревы же хозяева хоть куда! Дом крепкий, двор просторный, скота преобильно! За Жихаревыми не пропадешь, не отощаешь! А насчет Топольного – так ведь и в Топольном хорошие люди живут, да еще как живут и поживают!
– Была, однако ж, одна небольшая загвоздка, – продолжает свой рассказ Юрьич. – У младшего-то Жихарева, сынка евонного то есть, уже имелась невеста, сосватанная прежде того из местных, и притом тоже раскрасавица и очень сильно его любившая. Но – воля отца! – и явился наследник свататься к Ксении-дворянке. А тут еще у Ксении мать как раз померла, отмучилась, бедная. Остались они вдвоем с братиком-мальчон-кой. Одни на всем белом свете! И без гроша за душой, горемычные…
Юрьич останавливается, переводит дух.
– Ну так и что, обженился младший Жихарев на дворянке-то из столицы? – не терпится нам узнать продолжение давней истории.
Юрьич смотрит на нас с укором – куда гоните, лешие? Над Ануем сгущается ночь, все заметнее холодает. Река мерно шумит рядом с нами, за темными влажными кустами. Юрьич запахивает на груди теплую куртку и продолжает:
– Так вот, жихаревская отвергнутая невеста-красавица не стала долго реветь да причитать. Решила действовать. И постановила она побороться да поцепляться за свою несчастную-разнесчастную любовь! Вернуть себе жениха то есть! Возрастом она была аккурат как Ксения, лет двадцати, характеру легкого, как и столичная барышня. Они быстро сошлись с Ксенией и по-девичьи крепко подружились. Сердечных тайн промежду ними не было никаких. И конечно, Ксения-то дворянка призналась подруге, что совсем не люб ей младший Жихарев, а та – что, напротив, души в нем не чает. И что просватаны они были уже принародно, да вот теперь…
– Вот как! – восклицаем мы.
Наши дамы слушают с особенным любопытством. Чья возьмет? Кому же именно достанется младший Жихарев, со всем богатым жихаревским наследством-хозяйством? Что станется с Ксенией? Что будет с ее топольнинской подругой? Что одолеет – любовь или расчет? Что возьмет верх – воля любящих сердец или же злая воля папаши-мироеда Жихарева?
– И вот тогда топольнинская невеста (имя я ее запамятовал) придумала хитроумный план. Предложила она Ксении вдвоем с младшим братиком тайно бежать из Топольного, и сделать это именно в субботу, когда все топольнинские мужики, по обыкновению, перепьются после бани, уснут и, пьяные, не успеют их догнать и выловить. Дорога-то здесь одна всего – по Аную! Вот эта, – машет рукой за речку в темноту Юрьич. – Вот и следовало беглецам оторваться от погони подальше. – Юрьич тычет пальцем в сторону Ануя, за которым, за деревьями на другом берегу, как раз медленно движутся в густом тумане фонари какой-то приблудной ночной машины. – Так они и сделали! Надеялись за ночь добраться, пока топольнинские мужики не проспятся, вверх до Черного Ануя, где уже одни только алтайцы живут, и там спрятаться от погони у добрых людей. Оттуда Жихарев нипочем не смог бы их, против их же воли, утащить. Спаслись бы тогда у черноануйцев Ксения с братиком. А дальше – свобода! – езжай куда пожелаешь! А топольнинская невеста заполучила бы своего возлюбленного Жихарева-младшего обратно, в законные и любимые мужья! Вот таков был их план!