– Я почему-то не хочу искать другие места, где они могли бы поместиться, – заявил Плачущий.
– И вот еще что странно, – сказал Ланс, пропуская реплику колдуна мимо ушей. – Тела лежат на жаре и разлагаются, однако, здесь нет ни мух, ни крыс, и даже наши милые друзья из города сюда не суются. Почему бы так?
– Не знаю, – сказал Плачущий. – И, по правде говоря, мне все равно.
– Запах приманил гулей из пустыни, – сказал Ланс. – Но они шастают по городу и остаются голодными, несмотря на то, что здесь их ждет настоящий пир.
– Дверь была закрыта.
– Никто их них даже не предпринимал попытки ее открыть.
– Странные вещи происходят, – сказал Плачущий. – Вот они просто происходят и все. И ничего с этим не сделать.
Ланс покачал головой и спустился еще ниже. Некоторое время он молча всматривался во тьму.
– Сначала тела складывали штабелями, – сказал он. – Сохраняли какое-то подобие порядка. А потом стали бросать просто так. Видимо, уже перед самым уходом. Некоторые заколоты в грудь, но большинству все-таки перерезали горло. И таки да, это очень большой подвал.
Давай же уйдем отсюда, мысленно взмолился Плачущий. В городе остались сотни голодных гулей, но перспектива схватки с ними пугала маркиза Тилсберри куда меньше, чем еще несколько минут у этого порога в один из филиалов ада.
– И ты знаешь, – медленно сказал Ланс. – Пожалуй, я был не прав. Этого Джемаля ад-Саббаха действительно необходимо убить. Может быть, он и не зло в чистом его виде, но у него неплохие шансы им стать, и он движется к этой цели семимильными шагами.
– Наверное, я должен возликовать, что на тебя снизошло это откровение, – сказал Плачущий. – Но что-то не хочется.
– Зачем убивать людей там же, где ты живешь? Зачем складывать их трупы под собственной спальней? Кто гадит там, где живет?
– Маньяки, – мрачно сказал Плачущий. – И Львы Пустыни, очевидно.
– Точнее, не под спальней, – сказал Ланс. – Готов биться об заклад, что мы сейчас находимся прямехонько перед залом для приемов, и где то там, – он ткнул пальцем в потолок. – Стоит его чертово кресло. Тебя это ни на какие мысли не наводит?
– Наводит на мысль, что он маньяк.
– Кресло в центре зала, стены и потолок расписаны рунами, тела прямо под ними, причем, убивали их тут же, – сказал Ланс. – Не думаешь ли ты, что эти смерти каким-то образом придавали Льву Пустыни сил?
– Магия смерти? – поинтересовался Плачущий.
– Ты учился у волшебника, ты мне и скажи.
– Некромагия запрещена.
– Думаю, что Лев Пустыни не состоит в Ложе и плевать хотел на ее запреты.
– А мы можем поговорить об этом в каком-нибудь другом месте?
– Вполне, – сказал Ланс, продолжая вглядываться во тьму. – Ты знаешь, там что-то шевелится.
– Что там может шевелиться?
– Не знаю, – сказал Ланс. – Но что-то очень большое.
Глава четырнадцатая. Танец на острие меча.
Политика – это танец на острие меча, постоянный поиск равновесия. Как только ты упускаешь ситуацию и теряешь равновесие, ты падаешь, и меч, на острие которого ты только что балансировал, разрубает тебя надвое.
Алый Ястреб мог бы многое рассказать об этом, но его танец уже закончился.
Танец Балора все еще продолжался.
Нельзя казаться слишком слабым, но и опасно становиться слишком сильным, пока в мире есть враги, с которыми ты не можешь справиться в одиночку. Нельзя поддаваться сиюминутным искушениям и преследовать сегодняшнюю выгоду, забывая о перспективе. Нельзя упускать ситуацию из-под контроля, нельзя терять информационные потоки.
С тех пор, как Замок Заката стал временной резиденцией главы Ложи Чародеев, поток гонцов со всех концов страны не ослабевал. В редкий день прибывало меньше полудюжины человек. Некоторых принимал Счетовод, и тут же отправлял обратно, вручив им новые задания, некоторые отправлялись в апартаменты Балора и проводили там долгие часы.
Никто из них не оставался в замке после того, как время его аудиенции подходило к концу. Дать отдых себе и своей лошади можно и в придорожном трактире, а от Балора Огнерожденного стоит держаться подальше, даже если ты находишься на одной с ним стороне. О волшебниках Севера ходили разные слухи, а Балор был самым могущественным из них.
Все ученики покидали Балора, как только срок их учебы подходил к концу. Трое или четверо так и не дожили до этого самого конца, и о их судьбе тоже ходили разные слухи, но уже в среде самих волшебников. Счетовод был единственным, кто остался.
Впрочем, если бы у него было воображение и хотя бы капелька свободы выбора, возможно, он тоже предпочел бы уйти. Но воображения у него не было от самого рождения, а свободы выбора ему не оставил Балор.
Одна из сплетен, ходящих в Совете Ложи, говорила о том, что Счетовод вовсе и не человек, а гомункулус, созданный Балором и являющийся продолжением железной воли Огнерожденного. Счетовод об этих слухах знал и не пытался их опровергнуть. Так было выгоднее. Когда ты говоришь, все слышат голос Балора, а не твой собственный. И, соответственно, слушают тебя куда внимательнее.
Счетовод не был честолюбив. Его не интересовали женщины, деньги или власть. Он был человеком-функцией, живущим в мире цифр, и цифры были его единственной страстью. Целыми днями он сидел за своими книгами, изучал, сравнивал, прикидывал, искал зависимости, рассчитывал шансы, и если бы Балор не отвлекал его поручениями и предоставил самому себе, скорее всего, он очень быстро стал бы отшельником и отвык от звука человеческой речи.
После завтрака он обычно отправлялся в свой кабинет, и если учитель не посылал за ним, сидел там до самого вечера, пока свечи не прогорали до конца и цифры не сливались в единое полотно.
Но этим утром засесть за бумаги не удалось, ибо сразу после завтрака Балор вызвал его к себе.
Счетовод застал учителя на небольшом балконе в апартаментах старого лорда Риттера. Балор смотрел на неспокойное осеннее море и, услышав приветствие Счетовода, даже не повернул в его сторону головы, ограничившись легким кивком. Плохой знак, отметил Счетовод.
– Я только что получил свежее донесение с юга, – сказал Балор.
Счетовод промолчал. Он знал, что этим утром в замке не было ни одного гонца, но если ты служишь главе Совета Ложи, ты быстро узнаешь, что люди – не единственный способ передавать информацию на расстояние. И зачастую даже не самый надежный.
– Джемаль ад-Саббах покинул Рияд, – продолжил Балор. – Судя по всему, сэр Ланселот опоздал.
– Или он уже мертв.
– Нет, – Балор покачал головой. – Я бы узнал об этом.
– Известно ли, куда отправился ад-Саббах?
– Еще бы, – фыркнул Балор. – Он уже идет маршем через пустыню.
– Значит, сэр Ланселот уже вне игры, – сказал Счетовод. – Льва Пустыни можно было застать врасплох в городе. Но охотиться на него на его же территории… Это безумие.
– Ты видел его глаза? Этот человек достаточно безумен.
– Чтобы сунуться в пустыню? – уточнил Счетовод. – Может быть. Но, в любом случае, у него нет шансов. Вдвоем с Плачущим против Джемаля ад-Саббаха и всей его армии?
– Думаешь, я ошибся с ним? – спросил Балор.
– Нет, мессир. Вы сделали то, что должны были сделать. И то, что могли. Проблема в том, что наш выбор вариантов слишком мал.
– Когда ты не можешь повлиять на расклад, то приходится играть только с теми картами, что у тебя уже на руках, – сказал Балор.
– Нам нужна армия, мессир.
– Конечно, нам нужна армия, – согласился Балор. – И у нас была бы армия, если бы чертов Алый Ястреб не был слишком властолюбив, а я не предоставил ему слишком много свободы. Я не думал, что он восстанет…
– Вероятность этого события была довольно велика, мессир. Я предупреждал об этом…
– А я тебя не послушал, – согласился Балор. – Это моя ошибка, за которую придется заплатить не только мне. Боюсь, у нее может оказаться очень высокая цена.
– Но еще не все потеряно. Источники в дипломатических кругах говорят, что…
– Потеряно время, – сказал Балор. – Переход через пустыню ослабит армию ад-Саббаха, и лучшим решением было бы встретить ее сразу на выходе, не дав углубиться в наши земли. Но этот момент уже потерян. Даже если мы получим нашу армию уже на следующей неделе, мы просто не успеем перебросить туда столько людей, оружия и провианта. Армия – это прежде всего организация, а организация требует времени. Того самого времени, которого у нас нет.
– От Меррика по-прежнему никаких известий? – поинтересовался Счетовод. Впрочем, этот вопрос он задал только для того, чтобы что-нибудь сказать. Меррик и его отряд с девяностопятипроцентной вероятностью были уже мертвы, иначе бы они дали о себе знать.
– Эта идея была еще хуже, чем вариант с Ланселотом и Плачущим, – сказал Балор. – Шаг, сделанный от безысходности, и тебе прекрасно известно, что на его успех рассчитывать не стоило.
– Да, мессир.
Балор сцепил руки в замок за спиной, и Счетовод видел, что пальцы его побелели от напряжения.
– Ложа допустила много ошибок, – сказал Балор. – Мы дали им слишком длинный поводок, и теперь существует вероятность, что они на этом поводке и повесятся.
– После Торину Безумного у нас не было другого выбора, – сказал Счетовод. – Ложа должна была уйти в тень, иначе мы бы получили войну.
– Мы бы ее выиграли.
– Ценой тысячи жертв.
– Зато теперь у нас был бы единый север, – сказал Балор. – Если бы тогда Ложей управлял я…
– Удержание единого севера требовало бы постоянной подпитки кровью, – заметил Счетовод.
– Нет, если бы мы вовремя вырезали всех этих фигляров-корольков и цвет их так называемого рыцарства, – сказал Балор. – Мы занимались дипломатией и забыли, что миром правят сталь и огонь.
Счетовод давно не видел учителя в таком настроении. Если Балор становится таким откровенным, это значит, что дела обстоят не так плохо, как тебе кажется.
А намного хуже.
– Джемаль ад-Саббах хорошо выучил этот урок, – сказал Балор. – И посмотри, он идет на нас, оставив за своей спиной каганат. И он прав, потому что каганат – это стальной кулак. А мы только начинаем ковать латную перчатку, и далеко не факт, что наши пальцы успеют договориться между собой.
– Возможно, нам следует принять предложение магистра Гиммеля.
– Вывести всю Ложу на бой? – Счетовод не мог этого видеть, но знал, что сейчас губы Огнерожденного изогнулись в презрительной усмешке. – Встретить их на границе? Вывести сотню волшебников и три сотни их учеников? Против Льва пустыни и всей его армии? Не спорю, это было бы красиво, благородно и доблестно. В этом поступке было бы много чести, но еще больше в нем было бы глупости. Миром правят огонь и сталь, а не один только огонь.
– Шансы на успех невелики, – признал Счетовод.
– Каковы они?
– Один против десяти.
– И тем не менее, ты сейчас вспомнил об этом предложении и решился его озвучить?
– Если ад-Саббах беспрепятственно выведет свою армию из пустыни, шансы остановить его будут еще меньше.
– Насколько меньше?
– На порядок, мессир.
Балор с видимым усилием расцепил руки и сложил их на груди.
– Дела, должно быть, очень плохи, если даже ты всерьез рассматриваешь предложение магистра Гиммеля.
– Я лишь указываю возможности, мессир.
– Я вижу только возможность умереть в песках.
– Наша смерть не будет бесполезной. Даже если мы не сумеем остановить армию Льва Пустыни, битва с Ложей ослабит ее. Это даст дополнительный шанс королевствам севера.
– Это только продлит их агонию.
– Если Ложа сумеет выбить хотя бы третью часть армии ад-Саббаха…
– И что? – Балор резко развернулся и лицо его исказилось от ярости. – Ты готов пожертвовать своей жизнью ради них? Жизнями всех твоих братьев по Ложе? И ради чего? Чтобы эти игрушечные корольки просидели на своих игрушечных тронах лишнюю пару недель?
Счетовод промолчал.
– Победы в войнах достигаются не так, – сказал Балор уже чуть спокойнее. – Когда ты бросаешь сталь против стали, ты уже наполовину проиграл. Как мы могли довести ситуацию до такого, что даже сталью на сталь ответить толком не можем?
– Политика Ложи…
– Не отвечай, – сказал Балор. – Это был риторический вопрос.
– Мы упустили юг после…
– После Торина, будь он проклят. Надеюсь, что ад существует, и старина Торин будет жариться в нем вечно.
– Предложение магистра Гиммеля позволит смягчить удар.
– Предложение магистра Гиммеля – полная чушь, – сказал Балор. – Как ты расцениваешь шансы, что Ложа сможет убить Льва Пустыни в открытом столкновении с его армией?
– Один к ста. Вряд ли он выйдет против нас сам.
– И в чем тогда смысл?
– Смысл в том, чтобы убить как можно больше его людей.
– А что потом? Пока ад-Саббах жив, Северу будет грозить опасность, а кто сможет ее устранить, если вся Ложа будет мертва? Закованные в железо рыцари? Ты сам знаешь, что этого не будет.
– Мы можем оставить небольшой резерв, – сказал Счетовод. – Не бросать в бой всех чародеев Ложи. Только часть.
– Половину, – сказал Балор. – Всех этих горлопанов, которые утверждали, что мы не должны вмешиваться в политику северных королевств. Всех этих глупцов, твердящих о свободе выбора. Всех этих лишних идиотов. И самого магистра Гиммеля, разумеется, который стал слишком многое себе позволять. Сложить все тухлые яйца в одну корзину и показательно ее уронить. Мне начинает нравиться эта идея.
– Тем самым мы добьемся сразу нескольких целей, – заметил Счетовод. – Нанесем удар Льву Пустыни и улучшим репутацию Ложи в глазах населения королевств.
– А также избавимся от разногласий в Совете, – сказал Балор. – Хотя бы ради этого стоит попробовать.
– Кроме того, после этой битвы нам будет куда проще договариваться с королями.
– Договариваться, – повторил Балор таким голосом, будто само это слово было ему отвратительно. – Мы – сила. Мы не должны договариваться. Мы должны диктовать им свои условия.
– Придет время, и мы будем диктовать им свои условия.
– Непременно, – сказал Балор. – Если у нас получится уладить нашу проблему с южным вторжением.
– Кстати, о договорах, мессир, – Счетовод замялся.
– Продолжай, – сказал Балор.
– Знаю, что вам не нравится эта идея, но я по-прежнему считаю, что мы должны объединить усилия с Великим Каганатом. Если нам удастся сдержать Льва Пустыни на подступах к внутренним королевствам и связать его армию боями на приграничных территориях…
– То если Каганат в свою очередь перейдет пустыню и ударит ему в тыл, то войну по двум направлениям Льву Пустыни не выдержать. Я помню эти твои доводы, Счетовод.
– И они не изменились, мессир.
– Мои возражения тоже не изменились, – сказал Балор. – Допустим, все будет так, как ты предлагаешь. Не решим ли мы одну проблему, создав другую? Армия Каганата сильна, и если она придет на северные земли, то как мы сможем заставить ее уйти обратно?
– Это лучше, чем…
– Это всего лишь чуточку лучше, чем ничего, – сказал Балор. – Мне очень не нравится то, что происходит в Каганате, Счетовод. Мы ведь почти ничего не знаем о том, что там происходит. Мы знаем, что у Субэтея есть могучая армия, что он строит флот, что его народ не голодает и беззаветно любит своего правителя, так, как на севере не любят ни одного короля, но нам неизвестны подробности тамошней жизни. А политика – это искусство подробностей. Все эти мелкие нюансы, из которых складывается общая картина. Не получится ли так, что пытаясь излечить холеру, мы призовем на свои земли чуму?
– Но все-таки, это возможность…
– Кроме того, Субэтей мне не ответил, – сказал Балор.
Должно быть, изумление отразилось на лице Счетовода слишком явно.
– Да, я просил о помощи, – подтвердил Балор. – Обращался к человеку, о котором ровным счетом ничего не знаю. И чего я добился ценой этого унижения? Ничего! Он даже не снизошел до ответа!
– Он должен понимать, что когда… если ад-Саббах завоюет север, единственным непокоренным государством останется Каганат.