Расправившись с пантерой, животное издало торжествующий рев и тяжело рухнуло на землю. А через минуту его уже окружили звери, похожие на волков. Трусливые и жадные, они рвали поверженного исполина, к которому в иное время не решились бы даже приблизиться, и жалобный рев его, похожий на стон, уже не тревожил их.
Этого Ожегов вынести не мог. Выхватив из-за пояса К-лучевой пистолет, он провел смертоносным лучом по хищникам, сгрудившимся у животного. Вокруг него тут же выросла гора обугленных трупов.
Потрясенный зрелищем схватки, Ожегов медленно побрел к озеру, чтобы у светло- малиновой воды отдохнуть и собраться с мыслями. Планета изобиловала злыми и хищными зверями. Несмотря на сверхпрочный скафандр и грозное оружие, надо было соблюдать осторожность. Под многотонной тушей такого животного скафандр мог лопнуть, как скорлупа ореха.
Короткий день близился к концу, когда Андрей Дмитриевич добрался до озера. Осмотр его он решил отложить на завтра. Высокие утесы, громоздившиеся на берегу, затрудняли движение, а прожектор он включать не хотел, чтобы не привлечь внимание хищников, по ночам выходивших на охоту. Еще засветло Ожегов увидел на берегу озера под одиноким утесом узкий вход в пещеру и решил заночевать в ней.
Осторожно пробравшись по тесной штольне, Ожегов включил прожектор. Перед ним лежало просторное сводчатое помещение, образовавшееся, очевидно, в результате сдвига земной коры. Темный круг в центре привлек внимание Андрея Дмитриевича. Подойдя к нему, Ожегов вскрикнул.
Перед ним лежало кострище. В нем тлели куски какого-то серебристого металла.
Рядом с кострищем Ожегов увидел груду такого же металла, половину туши какого-то животного, груду обглоданных костей и наваленные шкуры неизвестных зверей.
Сомнений не оставалось — не больше часа тому назад здесь были люди.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Люди?! • При свете костра. • Встреча. • В плену пигмеев. • Схватка в ущелье. • Снова в плену. • Привал
Люди на неведомой планете? Люди, способные жить при таком незначительном количестве кислорода в воздухе? В первое мгновение все это показалось Ожегову каким-то фантастическим сном. Но куски металла, неярко мерцавшие в кострище, обглоданные кости в углу и недоеденное мясо говорили о том, что это не сон, что приспособляемость организма к окружающим условиям необычайно, удивительно велика.
Люди… Ожегов так стремился к ним, к могучим, разумным существам, населяющим другие миры Вселенной. Судьба жестоко посмеялась над ним, осуществив его мечту. Он встретится с ними, но это будут не могучие существа, покорившие себе природу, а жалкие рабы ее, пещерные люди, дикари, кромсающие мясо кремневыми ножами.
Ожегов подобрал один такой нож у костра и с чувством горького сожаления подбросил его на руке. Кремневый нож и… звездолет, летящий с субсветовой скоростью… А впрочем, все правильно. Разве не он сам вместе с другими учеными утверждал, что, развиваясь по единым законам, жизнь на планетах Вселенной и должна находиться на разных ступенях развития, в зависимости от возраста планеты?! До сегодняшнего дня это было предположение, теперь это — научная теория, подкрепленная неопровержимыми доводами. А значит, и мечта Ожегова о встрече с людьми, стоящими на уровне развития землян и превзошедшими его, тоже не бесплодная фантазия. Такие люди есть, и если не он, то другие встретятся с ними.
Занятый своими мыслями, Ожегов прилег на наваленные шкуры. Если Икар благополучно долетит до Земли, значит, примерно, через 18–20 земных лет «Малахит» начнут разыскивать. Двенадцать лет на дорогу Икару, шесть-восемь — на снаряжение и полет нового звездолета. Поиски неизбежно приведут людей к планете красной звезды. Главное — не терять надежды. А 18–20 земных лет — это около трех планетных десятилетий, это огромный период, за который можно много сделать.
Не вставая со своего места, Андрей Дмитриевич дотянулся до груды металла, взял несколько кусков, разгреб золу и бросил их на уголья. Металл был необыкновенно легким, он тут же вспыхнул. Через несколько минут весело затрещал огонек, осветив дрожащим светом своды пещеры. Глядя на него, Ожегов вспомнил Землю, редкие вечера, когда он, бросив работу, отправлялся на рыбалку и потом сидел вот так у костра, коротая недолгие июньские ночи, и грустно вздохнул. Тоска по сыну затуманила его глаза, но он отогнал ее и стал думать о том, что он будет делать на этой планете.
Конечно, в первую очередь надо будет познакомиться и подружиться с людьми — хозяевами планеты, изучить их язык. А затем? О, затем он не станет тратить времени даром! Вооруженный знаниями, добытыми историческим развитием человечества, сложнейшими приборами, механизмами и орудиями, оставшимися на «Малахите», он поможет людям планеты за срок своего заточения совершить прыжок из первобытного состояния в новую эру. Он научит их строить жилища, добывать и плавить металлы, обрабатывать землю; вместе с ними он истребит на планете всех хищников, приручит полезных животных; он создаст школы, прогонит невежество и суеверие, царящие в головах у дикарей, соединит их племена в одну великую семью…
Ожегов был уверен, что у него хватит силы и энергии, чтобы осуществить свои обширные планы с помощью наиболее толковых и смышленых жителей планеты. Разумеется, они уже знают о его прилете; приземление такой махины, как «Малахит», не могло пройти незамеченным, тем более, что произошло довольно близко от стоянки племени: рядом с пещерой, давшей ему приют, должны были быть и другие.
Размышления Андрея Дмитриевича прервало красное зарево, вспыхнувшее у входа в пещеру. Начинался второй день его пребывания на планете, которой он не успел еще дать наименования.
Ожегов осторожно вышел из пещеры и осмотрелся — вокруг никого не было. Тогда он, неслышно ступая по крупной гальке, усеявшей берег, быстро пошел к кораблю. Он шел и спиной буквально чувствовал десятки глаз, провожавших его. Но сколько Андрей Дмитриевич ни оглядывался, все было тщетно. Галечник окончился, начиналась безмолвная степь, вокруг никого не было.
«Малахит» стоял на своем месте. Буйная растительность уже уничтожила все следы огня, бушевавшего здесь при его приземлении, у корабля на длинных тонких ножках покачивались черные цветы. Ожегов поднялся на палубу, открыл люк шлюзовой камеры и вошел в звездолет.
Прошла еще одна ночь. Перед второй вылазкой Ожегов сменил кислородный баллон и прикрепил к поясу два запасных. Теперь он мог оставить корабль на 267 часов. С собой он взял несколько альбомов, рисунки в которых должны были рассказать жителям планеты о развитии жизни на Земле, коробки с телефильмами и маленький проекционный аппарат, питавшийся от аккумулятора. Для первой встречи с хозяевами планеты этого было достаточно.
Перед тем как войти в шлюзовую камеру, Ожегов через систему перископических устройств внимательно осмотрел окрестности. Несколько раз колебания высокой травы у «Малахита» показались, ему подозрительными, но сколько Андрей Дмитриевич ни напрягал зрение, рассмотреть ему ничего не удалось.
Решив направиться к озеру, чтобы обстоятельно осмотреть пещеры, Ожегов вышел на палубу корабля. Он уже собирался пустить в ход автоматическое устройство, закрывающее внешний люк, как оказался буквально погребенным под лавиной человеческих тел, совершенно непостижимо взлетевших из травы на пятиметровую высоту палубной площадки.
Смятый, ослепленный неожиданной атакой дикарей, Ожегов не успел опомниться, как оказался на земле. Выронив альбомы и коробки с фильмами, собрав все силы, он попытался выбраться из клубка человеческих тел. И на какие-то доли минуты это ему удалось.
«Кажется, не очень-то они поверили в мое божественное происхождение», — подумал Андрей Дмитриевич, расшвыривая облепивших его дикарей. Пустив в ход пистолет, он живо разметал бы их, но это были люди, и Ожегов решил не применять оружие. Потом он тяжело упал на траву, связанный по рукам и ногам гибкими растениями, похожими на лианы.
Пигмеи связали Ожегова по рукам и ногам гибкими растениями, похожими на лианы.
«Ну что ж, будем считать, что знакомство состоялось. Хорошо, что на мне скафандр, иначе оно могло бы плохо кончиться», — подумал Ожегов и принялся рассматривать своих победителей.
Это были пигмеи, самый высокий из которых едва достигал одного метра. По сравнению с ними, Ожегов выглядел гигантом, и только благодаря тому, что их собралось около ста человек, они отважились напасть на него. У дикарей была багрово-красная кожа, покрытая длинными желтоватыми волосами, короткое мускулистое тело с необыкновенно широкой грудью и длинные, ниже колен, могучие руки. Огромные, расширяющиеся кверху головы росли, казалось, прямо из плеч.
Ожегов глянул на них и содрогнулся — это были головы людей-птиц. Обтянутые сухой морщинистой кожей огромные черепа, четко очерченные приплюснутые лбы, глубоко под которыми были запрятаны маленькие глаза, вытянутые далеко вперед, открывавшие мощные, усеянные крупными, коническими зубами челюсти, плотно прижатые уши с оттянутыми мочками — все это придавало людям свирепое выражение. У корабля были только воины, вооруженные легкими дротиками и пращами с какими-то круглыми метательными снарядами. Они не знали совершенно никакой одежды.
Скосив глаза, Ожегов видел, как большая группа пигмеев забралась в шлюзовую камеру: очевидно, они пробовали открыть внутренний люк. Он невольно улыбнулся — нет, это было дикарям не под силу. Они, видно, тоже поняли это, потому что вскоре вышли из камеры и принялись осматривать и обнюхивать корабль.
«И вот их то я хотел научить читать и писать, плавить металлы и строить дома, — с грустью подумал Ожегов, наблюдая, как, неловко подпрыгивая и воинственно размахивая дротиками, пигмеи исполняют какой-то танец на палубной площадке. — Пожалуй, для этого тридцати лет мало…»
Повернув в шлеме голову, он посмотрел на дикарей, столпившихся вокруг него. Они терзали альбомы, которые он собирался им показать, рвали друг у друга из рук микрокиноленты, время от времени перекидываясь скрипучими, отрывистыми словами. О нем они, казалось, забыли. Но это было не так. Едва Ожегов попробовал пошевелить связанными руками, как тут же снова оказался погребенным под скользкими, блестящими телами.
Через несколько минут дикари подхватили его на руки, и весь отряд двинулся к малиновому озеру.
Лежа на руках пигмеев и плавно покачиваясь в такт их движениям, Андрей Дмитриевич раздумывал над создавшимся положением. Пока оно не внушало ему опасений: в корабль дикари не попали; находясь в скафандре, он не опасался их палиц и дротиков; запаса кислорода должно было хватить надолго. Во всяком случае, к тому времени, когда кислород подошел бы к концу, Ожегов надеялся освободить руки. А если обстоятельства вынудили бы его пустить в ход пистолет, он мог бы проложить себе дорогу к кораблю даже среди всего населения планеты. То же, что он попал к дикарям в плен, позволяло ему хорошо ознакомиться с их бытом, обычаями и попытаться подружиться с ними.
Хотя первоначальные намерения Ожегова пошатнулись при виде пигмеев, он не терял надежды, что сможет многое сделать для них.
После нескольких часов ходьбы отряд прибыл на берег озера, но не остановился у пещеры, где провел ночь Ожегов, а пошел дальше, углубляясь в бесконечные лабиринты горных отрогов, несколькими цепями протянувшимися вдоль побережья. Отряд спешил, словно уходя от преследования.
Ожегов видел, как по пути большая группа воинов зачем-то отлучилась от отряда. Вскоре они вернулись, тяжело нагруженные убитыми животными, напоминавшими многолапых двухметровых ящериц.
Войдя в глубокое ущелье, отряд выставил часовых и стал на привал. Добычу охотники сложили в центре, и старейшины — трое наиболее рослых и свирепых дикарей, ловко орудуя руками и зубами, быстро разделили ее на большие куски.
Пигмеи ели сырое мясо, разрывая куски острыми изогнутыми зубами. Кровь текла по их рукам. Возбужденные запахом пищи и, видимо, опасавшиеся, что им ничего не достанется, часовые оставили свои посты у выходов из ущелья и тоже присоединились к пиршеству.
Зрелище было настолько омерзительным, что Андрей Дмитриевич закрыл глаза.
Резкий, пронзительный крик заставил его сделать попытку приподняться, и это удалось ему.
Ущелье, окруженное со всех сторон голыми, обрывистыми утесами, напоминало большой каменный мешок, из которого было только два выхода — почти трехметровый проход, в который они вошли, и узкая щель впереди. И в обоих проходах Ожегов увидел людей, отличавшихся по виду от тех, которые взяли его в плен. Свист камней, дротиков и пронзительные крики подтвердили, что он не ошибся, что люди, появившиеся в проходах, и пигмеи враги.
Тугие лианы не мешали Ожегову поворачиваться с боку на бок. На этот раз он стал свидетелем не схватки животных, а беспощадного сражения людей.
Нападавшие, очевидно, устроили в выходе из ущелья засаду, а то, что часовые бросили свои посты, позволило им отрезать пигмеям путь к отступлению. Через мгновение лавина воинов с двух сторон влилась в ущелье… Закипел рукопашный бой.
Нападавшие значительно превосходили пигмеев ростом. Кожа у них была светлее, размеры туловища, рук и ног пропорциональнее. Вооружены они были двухметровыми дубинами, утолщавшимися на конце. Стремительно вращая их, они опускали это грозное оружие на головы своих противников.
Несколько минут в ущелье ничего нельзя было разобрать. Все сплелось в клубок воющих, качающихся, рвущих друг друга тел. Словно в калейдоскопе промелькнул перед Ожеговым светлокожий гигант, взмахом палицы раскроивший голову пигмею и павший от копья другого, пронзившего его насквозь; пигмей, поваливший своего противника и тянувшийся длинными руками к его горлу, а рядом — еще один пигмей, извивающийся от страшной боли на каменистой земле.
Потом из сумятицы борьбы Ожегов выделил высокого, широкоплечего и, по-видимому, еще молодого воина и начал наблюдать за ним, стараясь не выпускать его из вида.
Ростом юноша, пожалуй, не уступал Ожегову. Лицо его, широкое, скуластое, с низким, чуть скошенным лбом, переходящим в широкие надбровные дуги и оттененным шапкой густых черных волос, в которые были воткнуты длинные перья, казалось возбужденным борьбой. Большие глаза внимательно осматривали поле битвы. Неутомимый, он успевал всюду, где его соплеменникам приходилось туго, и палица его, словно молния, крушила пигмеев.
Сражение длилось менее получаса, а Ожегову казалось, что уже десятки часов наблюдает он за ним. Окончилось оно так же внезапно, как и началось. Все пигмеи были уничтожены. Предсмертные стоны искалеченных, умирающих людей, подхваченные эхом, возвестили о победе пришельцев.
И опять Ожегов увидел юношу, которого было потерял в догоравшей схватке. Осторожно обходя раненых врагов, он приблизился к нему, широко развел руки в стороны и скрестил их над головой. Все воины, оставшиеся в живых, в немом безмолвии повторили его жест.
«Вот и начала действовать легенда о моем божественном происхождении, — подумал Ожегов, обрадованный встрече с несомненно более высоко организованными существами. — Значит, они спасли свое божество? Ну что ж, пусть пока будет так».
Ожегов приподнялся, но снова упал на камни. И только тогда юноша увидел лианы, опутавшие его. Разбив два камня, он острым краем перепилил их. Андрей Дмитриевич встал на ноги. Вождь, а по тому почтительному вниманию, которым был окружен юноша, Ожегов решил, что это вождь, что-то сказал ему звонким, чистым голосом. Но язык Андрею Дмитриевичу был незнаком.
Тогда вождь указал Ожегову на выход из ущелья и что-то крикнул своим воинам. Они окружили Андрея Дмитриевича плотным кольцом, подобрали своих раненых и, оставив ущелье, над которым уже кружили стаи хищных птиц в ожидании добычи, быстро пошли вперед. Увлеченный движением толпы, Ожегов пошел вместе с дикарями.