Мне не хотелось его мучить. А заднице его действительно досталось еще как.
Ннар сказал, что я ненасытный, и у него здоровья столько нету, чтобы трахаться без остановки. Сказал, что такого от орка он никак не ожидал.
Но говорил он одно, а сам тоже хотел. Мы перешли на руки и рты, а когда уже совсем даже шевелиться не могли, то просто лежали обнявшись и уткнувшись друг в друга.
Если кому-то интересно, почему я все это время не думал о том, что будет, когда придет ответ из Крепости, то скажу, что я тогда вообще ни о чем не думал.
Я был как пьяный. Только не от жгучей воды, а от Ннара.
И потом, мы, орки, вообще не любим думать о неприятном — надеемся, что все-таки само собой утрясется.
Я отмахивался от мыслей о Крепости. Шла вторая неделя, как Маргл ушел, и я уже думал, что, может, ответа вообще не будет.
Мало ли эльфов в плен попадает. Там ближе к эльфийским лесам постоянно кого-то ловят, и все важных персон. А тут подумаешь — всего один какой-то залетный попался.
Кому он там нужен.
Так я подумал один раз, а потом забыл про это.
У меня, видимо, вся кровь от головы вниз ушла, и я совсем соображать перестал. И Ннар, по-моему, тоже.
Мы вели себя, как орки, объевшиеся дурных грибов. Растут такие грибы гнусных свойств. Их дают, если кто раненый — чтобы боль унять. Но некоторые орки приваживаются их просто так жрать, и им начинается всякая ересь мерещиться, они перестают соображать, где явь, а где сон, и все такое.
Ну мы вот такими и были.
Только трахались, даже все шкуры истерлись и провоняли.
Но очнуться нам все-таки пришлось.
Мы как раз спали после очередного захода, когда вдруг в дверь забарабанили.
Я очнулся, натянул штаны, набросил на спящего Ннара шкуру, и пошел открывать.
Открыл — и меня словно в живот ударили.
Там стоял Маргл. С ним были Ургл и еще кто-то, но я никого не видел, кроме Маргла. У меня в глазах потемнело и голова закружилась.
— Хей, Орлум! — глаза у Маргла возбужденно блестели. — Приказ из крепости! Ты прикинь — нас всех наградят! Всех, кто этого эльфа поймал!
И он протянул мне пергамент.
Я взял и начал читать.
Тысячник Баршлаг меня ругал последними словами.
Мол, какого хуя я в каждом слове по восемь ошибок сделал, да еще его имя неправильно написал. Грозил высечь. Сообщал, что обо мне думает. А в конце — крупными жирными буквами, писал: «Пленника немедленно, бегом и без отдыха доставить в Крепость живым и невредимым. Дело государственной важности!».
Меня качнуло. Во рту появился привкус крови. Я поднял глаза на Маргла, он что-то возбужденно орал, и остальные тоже, но я не слышал и не понимал.
Я понимал, что это — пиздец.
Конец всему.
После такого прямого приказа я не мог оставить Ннара у себя. Во-первых, парни. Во-вторых, все равно бы через пару дней нагрянул отряд из Крепости — из Черной сотни. А эти разговаривать не станут. Тысячник Баршлаг вообще не из тех, кто спускает, если на его приказы хер кладут.
Видимо, Ннар оказался ценным пленником. Ну или в Крепости знали что-то, чего я не знал. А может, какие-то события произошли. Одним словом — оставить его здесь я не мог.
Но и отдать — тоже.
Я не мог отвести его в Черную Крепость, потому что это значило не только его потерять безвозвратно, но и просто убить. Так же верно, как если бы я ему сам топором грудь вскрыл.
Я стоял, глотая горькую слюну, и пытался собраться с мыслями.
— Ну что, ну что, когда выступаем? — суетился Маргл.
Ургл размахивал руками, остальные перебивали друг друга.
— Не орите! — рявкнул я. — Выступим завтра вечером.
— Но… — открыл рот Маргл. — Велено же — немедленно и бегом…
— Ты что, хочешь днем бежать? — спросил я его. — Когда там эльфов полно и можно в засаду угодить? Отличный план. Может, сразу отведем пленника к эльфам и отдадим, а сами себе кишки мечами проткнем?
Все замолчали. Эльфийская засада это было серьезно. И умирать за зря никому не улыбалось.
— Ну и все, — обвел я их взглядом. — Завтра вечером и выступим. Валите отсюда, мне собраться надо.
Я скрылся в норе. Ннар сидел на шкурах, обняв колени, и серьезно смотрел на меня.
Я остановился и показал ему пергамент.
— Это ответ из Крепости, — сухо сказал я ему. — Приказ — немедленно доставить тебя туда. Ты — ценный пленник.
Ннар закусил губу и молчал, глядя на пергамент. Лицо у него побледнело и вытянулось.
— Я ждал этого, — спокойно сказал он. — Вы же отправили им печать.
— Какую печать? — быстро спросил я.
— Зеленую, из нефрита, — ответил Ннар и замолчал.
Я принялся ходить туда-сюда, ероша волосы. Подбирал слова. Наконец, остановился напротив него.
— Ты понимаешь, что после прямого приказа я не могу тебя здесь оставить? — сказал я. — Если я нарушу приказ — это смертная казнь. Мне точно, другим моим парням — возможно. Это обыски, это штрафы на район, это… Это плохо будет всем, кто тут живет. Я не могу тебя спрятать, и подставить других.
— Я… понимаю, — с трудом ответил Ннар, стараясь, чтобы его голос звучал нормально. — Да, Орлум… я… Все понимаю. Ты не должен… То есть, ты должен делать, что приказано.
Какой он был в этот момент — у меня все в груди перевернулось.
Я шагнул к нему, схватил за горло и заглянул в самые глаза. В полные боли, отчаяния и мужества глаза.
— Думаешь, я тебя сдам? — тихо прорычал я ему в губы.
Ннар не ответил. Только смотрел.
Помните — тот взгляд раненого животного, попавшего в ловушку.
— Если даже я тебя оставлю, — еще ближе к его губам выдохнул я, — то все равно из Крепости за тобой придут. В любом случае, оставаться тебе нельзя. Отпустить тебя — тоже нельзя. Ты не пройдешь даже через мой район.
Ннар молчал, но взгляд его изменился. Он уже начинал догадываться.
— Но у меня есть план, — наконец выложил я, и поцеловал его.
В губы, пропихнув язык насколько мог глубоко.
Чтобы он не сразу успел спросить — что за план.
Потому что план был — пиздец.
Такой же, как вся ситуация.
========== 11. Во тьму ==========
Ннар тут же перестал интересоваться планом, прикрыл глаза и начал постанывать.
Вот это меня больше всего и заводило — то, каким он был ласковым и чувственным.
Мы, орки, вообще нежностей не признаем. Ну, может, только самки с малышами-орками нежничают иногда, когда те совсем мелкие. И тоже больше с самочками.
Орков-самцов с детства приучают к тому, что жизнь сурова, а мы — воины и охотники. Убивай, чтобы жить, или умри.
Никаких глупых лишних слов. Боль терпеть молча, эмоций, кроме гнева, проявлять нельзя. Иначе на смех поднимут и уважать перестанут.
С женой мы, например, только и делали, что цапались или даже дрались. Ну и еще я ее трахал, когда хотел. И приносил ей еду для выводков.
Но чтобы я вот так стонал над ней, сходя с ума от того, как теплые пальцы нежно скользят по моему лицу… Такое бы мне даже в голову никогда не пришло.
А Ннар вдруг открыл, что я, оказывается, могу и нежным быть, и стонать, и с ума сходить. Он умел прикоснуться ко мне как-то так по-особенному, что у меня вся шкура мурашками покрывалась.
Я сжимал рукой его горло, и шептал ему в ухо, разглядывая, как он меняется в лице по мере того, как я меняю ритм:
— План прост…
Ннар охнул и сжался вокруг меня.
— Я сам поведу тебя в Черную крепость, — я остановился и подождал, пока он не начнет ерзать, прося еще, а потом резко вошел поглубже.
— Но мы пойдем не поверху, а под землей, — я медленно двигался, чутко ловя каждый его вздох.
Я видел, что он уже близко.
— И поэтому нам придется пройти через Троллий хвост, Черную Погибель и Клыки, — выдохнул я ему в самое ухо, и чуть сильнее сжал его горло.
Ннар вцепился мне в волосы и глаза его приоткрылись. В его взгляде была такая безумная смесь наслаждения и ужаса, что меня перетряхнуло, и я слил в него.
Уткнулся лбом ему в плечо, и те несколько минут, пока приходил в себя, представлял, как оно все могло бы быть, если бы не было так, как есть.
Я переплел свои пальцы с его, и чуть сжал его ладонь. Теплую, сильную, гладкую.
И думал, как бы мы с ним жили в моей норе, и я бы ходил на охоту, а он бы ждал меня дома. Я бы возвращался и приносил ему только лучших диких свиней, только снежных барсов или королевских оленей. Ннар бы привык есть мясо, и мы бы любили друг друга на шкурах, я бы бросил к троллям пост сотника и подарил бы ему ожерелье из клыков пещерного льва, а второе — из чистого звонкого золота. Вплел бы ему в волосы кожаные шнурки, усыпанные золотыми монетами. Он бы тоже смог ходить вместе со мной на охоту, и мы бежали вместе с охотничьими копьями сквозь ночной лес, под вой волков, под бледным светом месяца, бежали бы, смеясь от скорости своих ног и охотничьего азарта, а потом пронзенный двумя остриями олень с шумом падал бы на траву и бился, пятная листву своей темной кровью… Я вдруг так ясно увидел, как Ннар поднимает от перерезанной глотки оленя лицо, и улыбается мне перепачканными свежей дымящейся кровью губами…
— Орлум?
Его голос разом стер все мои безумные видения — они исчезли, словно тени, когда туча закрывает луну.
Ннар смотрел на меня и хмурился:
— А в чем безумие этого плана?
— В том, что еще никто не возвращался живым из Черной погибели, в том, что нельзя пройти через Троллий хвост и не напороться на троллей, и в том, что на Клыках мы можем угодить в засаду, — коротко объяснил я.
— Тогда почему нельзя пойти поверху? — не понял Ннар.
— Потому что если мы пойдем поверху, то за нами увяжутся мои парни, и через один переход мы окажемся на первом посту Крепости, и тогда тебя дальше поведут уже стражники, а мы будем только сопровождать их, и шансов сбежать не останется, — терпеливо рассказал я. — И еще потому, что если мы поднимемся на поверхность за Клыками, там будет рукой подать до края Серых Пустошей, оттуда Еловый бор почти виден, а там уже постоянно попадаются патрули эльфийских дозорных.
Ннар уставился на меня во все глаза.
— Ты… Ты хочешь меня проводить и отпустить?
— Типа этого, — дернул я плечом, отворачиваясь.
Лишь бы он не вздумал рот открывать, я и так был весь не в себе. И если бы он начал ебать мне мозг или что-то спрашивать, то я не знаю, что я бы сделал.
Но к счастью, Ннар пока молчал, а потому я натянул штаны и вышел из норы.
Мы, орки, не любим тянуть с делами — как с приятными, так и не приятными. Я не люблю долгих прелюдий в постели, не люблю дурацких длинных историй, где герои все ходят вокруг да около, вместо того, чтобы перейти к драке или к ебле, и терпеть ненавижу затишье перед сшибкой на поле боя. Моего терпения только на охоту хватает — вот там я могу сутками в засаде сидеть и дичь караулить. Но там хорошо — слушаешь ночь, думаешь о всяком. А во всех остальных случаях лучше все сделать сразу, чем нервы себе тянуть.
Я пришел в Большой зал Костровой пещеры, снял со стены Рог Совета и затрубил так, что его звучный голос загремел на весь Главный коридор, и его услышали во всех закоулках и норах.
Начали сбегаться мои парни. Я вздохнул — по уставу им положено было собраться через пять минут после сигнала, но прошло десять, а они все подтягивались. Наконец я велел запереть дверь, чтобы опоздавшие подумали над своим поведением, и поднял руку, призывая к тишине.
Они стояли передо мной — почти вся сотня. Мои парни. Мои друзья. Мои братья. Даже несколько моих сыновей. Стояли и смотрели на меня. Открыто, выжидающе, доверчиво, прямо.
А я собирался их всех предать.
Обмануть и подставить.
Сердце снова словно кто сжал сильными ледяными пальцами. Во рту появился горький противный привкус пепла.
Я собирался нарушить приказ свыше и выпустить эльфа на свободу. Врага во время войны.
Это значило, что я терял все. И что я в последний раз так стоял перед своими парнями, в последний раз видел их всех, в последний раз говорил с ними как сотник. В последний раз мог получить их уважение, и почувствовать всем сердцем — как же мне на самом деле дорого все, что есть в нашем районе, и эти мои идиоты в том числе.
Я стиснул зубы, борясь с внезапной слабостью. Это все от Ннара — из-за него я размяк, и таким сентиментальным стал.
— Короче, — рявкнул я. — Вот мой план. Если идти с таким ценным пленником поверху, мы почти наверняка попадем в засаду. Поэтому я поведу его под землей — через Троллий хвост и Западню. Там до первого поста — рукой подать. Успею добежать, а если что — меня с поста заметят и прикроют.
С минуту стояла тишина, а потом всех прорвало.
— Так, так, спокойно, — поднял я руки. — Что значит, почему? Я тебе, что ли, Скаар, отчитываться должен в своих решениях? Я — сотник. И решения принимаю я. У меня приказ из Крепости — доставить пленника живым и в сохранности. Поверху его вести — риск слишком велик.
— А через Троллий хвост — не велик?! — заорал Маргл. — Орлум, ты сам что ли головой о камень ебнулся?!
— У меня есть приказ, — я достал из-за пояса послание Баршлага и помахал им перед их носами. — С приказом тролли меня не тронут. Они тупые, но не настолько, чтобы приказы Властелина Мрака нарушать.
— А почему ты хочешь вести его один? — заорал Ургл. — Почему нас не возьмешь?
— Потому что если мы пойдем толпой, то тролли решат, что мы просто используем пленника, чтобы вторгнуться на их территорию, и начнется месиловка, — рявкнул я. — Сам ты как это представляешь — боевой отряд орков идет по Тролльему хвосту, а тролли типа нам кланяются и дорогу показывают? Мудло ты тупое.
Словом, спорили мы почти час, я даже охрип. С некоторыми чуть не подрался. Но в итоге все же убедил их, что план хорош.
Потому что они мне верили.
Потому что всегда мои планы были хороши, и они к этому привыкли.
Поэтому за час перед рассветом я был уже готов выступать — боевой топор, наручи и поножи, поверх безрукавки доспех из вареной кожи, обшитый стальными пластинами, заостренный шлем с волчьим и лисьим хвостом вместо плюмажа, кинжал за поясом и подкованные сапоги выше колен и на грубой подошве. И, конечно, плащ из плотной черной ткани с капюшоном, подбитый волчьим мехом. Мешок с припасами за спиной.
Ннар был в своей одежде, только еще сверху тоже натянул безрукавку и я выдал ему такой же плащ.
Ноги я ему, разумеется, расковал, но руки у него были неплотно связаны веревкой.
Десяток парней проводил нас до границ Огровой пещеры. Здесь кончались наши территории, и начинались тролльи.
Троллий хвост — целая сеть широких коридоров, лабиринт, оббегающий их земли по краю.
Через него был шанс пройти мимо троллей незамеченными, если не шуметь и не останавливаться. Ну и если хорошо знать дорогу, а я ее вообще неплохо так знал после последней войны — мы через Троллий хвост маршировали туда-сюда постоянно.
Конечно, с тех пор почти две зимы миновало, многое могло измениться, но дорогу я помнил.
— Ну, — я остановился и посмотрел на парней.
Выглядели они мрачно. Наверняка у них были плохие предчувствия, и вся затея им не нравилась. Но я же был их сотник. И они мне верили. У меня во рту снова появился привкус пепла.
— Береги себя, — вдруг проскулил Ургл.
А потом они с Марглом и остальными кинулись меня обнимать. Вот правда — в этот момент я почти готов был послать всю затею к черту, но… Но один взгляд на сутулившегося Ннара, который жался рядом, глядя себе под ноги, и я пришел в себя.
Надо было выбрать — либо он, либо они.
И я выбрал. В тот момент еще выбрал, когда он впервые научил меня поцелую.
Предать их было — потерять их всех и свою счастливую, в общем-то, жизнь. Предать Ннара было — погубить его жизнь.
Но именно он принес в мою жизнь то, чего бы я никогда так и не узнал, даже если бы прожил еще сто лет.
И я не мог, просто не мог после этого взять и отвести его на пытки и гибель.
Я сохранил бы уважение парней, получил бы награду или даже повышение, а может, и место в Крепости, но сам себя уважать уже бы никогда не смог.