— Какой же тогда вес?
— Значительный — 75 килограмм. Не каждый поднимет, — заметил Уэбб.
— Ты хотел рассказать об авторе.
— Да, автор… — Уэбб призадумался. — Книгу написал некий Герман Отшельник. Одна из легенд говорит, что он был монахом, другая — опровергает это. Этот монах совершил какой-то страшный грех.
Чтобы снять его, он приказал заживо замуровать себя. Он решил написать книгу о мудрости и о всех знаниях человечества того времени. Но, когда он начал писать, он понял, что не успеет ее закончить, тогда он принялся молиться Дьяволу, прося его о помощи, за это он обещал душу, и тот согласился.
— Почему же он к Богу не обратился? — спросил Руперт.
— Не знаю, в легенде об этом не указано. Когда работа была близка к завершению, то Дьявол написал свой автопортрет на странице 290. Говорят, что вся работа была завершена за одну ночь. Но ученые полагают, что книга написана за 30 лет, учитывая объем работы. Многие считают, что Кодекс Гигаса является руководством к пользованию, содержащем общие рекомендации и введение в мировоззрение сатаны. Над книгой работают различные ученые мира….
— Что? Можно ее посмотреть?
— Нужно специальное разрешение. Так вот, ученые провели различные анализы, взята экспертиза почерка, иллюстрации, проба полотна, чернил и другие криминалистические осмотры.
— И какой же вывод они сделали? — спросил Руперт.
— Вывод таков. Книга написана одним человеком. Многие считают, что в книге нет ничего, что бы напоминало сатанинскую книгу. Например, рядом с изображением Дьявола нарисован град Небесный. Ученые считают, что автор хотел сказать следующее: у человека всегда есть выбор судьбы.
— Быть с Дьяволом или с Богом.
— Да, возможно, так, — согласился Уэбб.
— Уэбб, послушай меня, — сказал Руперт, акцентируя внимание на словах. — Сейчас обстоятельства дела таковы, что мне нужно отдать эти четыре полотна.
— Кому? — спросил Уэбб.
— Одному фанату, коллекционеру, по-видимому, сумасшедшему.
— А можно не отдавать, мне бы не хотелось терять такой редкий экземпляр загадок. Что мы теряем, если не отдадим?
— От этого зависит исход моего дела и моя жизнь.
— Даже так, — удивился Уэбб.
— Да, именно, так. Ты ведь говорил, что эти полотна особой ценности не представляют. Они не старинные.
— Все верно, Коу.
— Для меня сейчас важнее не иконы, а сам художник. Мне предстоит выяснить его роль в этом странном деле.
— А что ты думаешь об этом сумасшедшем фанате? Может ему что-то известно о художнике? — спросил Уэбб.
— Сомнений быть не может, — согласился Руперт. — По-моему, у таких как он нет ничего святого, но ему зачем-то понадобились иконы. Он ни перед чем не остановится, чтобы ими завладеть.
— Хорошо, Коу, я все понял. Хоть и жаль расставаться с ними, но ничего не поделаешь. На какой адрес их выслать?
— Я сообщу тебе по электронной почте. Скорей всего, это будет город Мурманск, Россия.
— А что там?
— Тюрьма, — приглушенно ответил Руперт Коу.
Глава 11
В Мурманске Руперт Коу разместился в одной из гостиниц. С самого прибытия в город он почувствовал за собой явную слежку. Черный автомобиль с затемненными окнами всюду его преследовал. Руперт нанял такси и отправился к зданию тюрьмы. Выйдя из автомобиля, он заметил черную машину — она остановилась неподалеку, «охранники» держались на расстоянии, словно псы, охраняющие ценный предмет хозяина. Из нее вышли двое молодых людей, и косо поглядывая в сторону Руперта, начали непринужденно о чем-то беседовать.
Руперт направился к воротам тюрьмы. На пропускном посту стоял охранник. Руперт назвал свою фамилию. Охранник сделал звонок, с кем-то переговорил. Затем жестами показал, что надо сдать все предметы. Руперт выложил на стол бумажник, часы, больше он с собой ничего не брал. Руперта проводили внутрь, он прошел по тюремной площади, всюду на него зорко глядели охранники, то с вышки, то со стены. У двери здания его встретил молодой офицер, который и сопровождал Руперта по извилистым, мрачным тюремным коридорам. Какие-то отдаленные голоса, скрип железных ставней, услышал он. Эхо раздалось по коридорам. Неприятный зловонный и затхлый запах ударил в нос. Перед Рупертом открывались решетки одна за другой, встречались охранники, подозрительно осматривающие его с головы до ног. Звон ключей сопровождал его перемещения по темным коридорам. За камерами были слышны голоса, ругань, драки и пронзительные чьи-то вопли. Но тюремная охрана не торопилась узнать причину появления столь жутких криков о помощи.
Наконец, Руперт, в сопровождении офицера, дошел до кабинета. Офицер открыл дверь, а сам остался снаружи. Руперт вошел внутрь. Перед ним сидел за столом мужчина лет пятидесяти. Лысина светилась на голове, под глазами виднелись впадины, на лице отпечаталась усталость. Мужчина был жилистым, и обладал пронзительным взглядом. Он заговорил на английском языке, обращаясь к Руперту.
— Мне звонили на счет вас. Вы хотели узнать об одном из наших заключенных — смертников.
— Как, смертников? — удивился Руперт. Он начал немного волноваться, но потом взял себя в руки. — Меня интересует Герман Кухта.
— Понимаете, я здесь человек новый. Недавно получил этот пост. И Герман Кухта, которого вы ищете, был тогда, когда меня здесь еще не было.
— Что значит был? — удивился Руперт.
— Был, это значит, что его теперь нет…
— То есть как, нет? — сердце Руперта забилось. Неужели его обманули? — Где же он теперь?
— Я же уже сказал, что он был смертником.
— Его казнили? — с ужасом спросил Руперт.
— Да, я просмотрел записи, — ответил директор тюрьмы. — Его расстреляли.
Руперт покрылся пунцовым оттенком.
— Я смотрю, вы чем-то озабочены, — сказал директор. — Если хотите, выпейте воды. — Он потянулся к графину.
— Нет, спасибо. Мне нужно поговорить с тем человеком, который говорил вам о моем визите, — неожиданно сказал Руперт.
— Ну… не знаю… — директор задумался. — Подождите меня за дверью.
— Хорошо, — сказал Руперт и вышел.
В коридоре он увидел молодого офицера. Спустя минуту дверь открылась, и директор попросил войти Руперта Коу.
— Вы можете говорить, — сказал директор, указывая на телефон, и отходя от стола.
Руперт подошел к столу и взял трубку телефона.
— Это Руперт Коу, — сказал он.
— Что вы хотите? — спросил неприятным, слегка раздраженным голосом Царев. — Адрес вы получили. — Руперт почувствовал легкую нотку неприязни.
— Интересуемый меня человек мертв, — заявил Руперт. — Вы знали об этом, не так ли?
— Я обещал вам адрес, но не говорил, что вы увидите его.
— Это нечестно, — заявил Руперт.
— Что?! Нечестно?! — повысил голос Царев.
Руперт почувствовал раздражение и злобу. Зная возможности этого человека и его нрав, он решил успокоить ситуацию.
— Так как он умер, то я хотел бы повидаться со следователем, который вел его дело, — предложил Руперт.
Некоторое время голос молчал, по-видимому, Царев размышлял, затем он спокойно заговорил.
— Хорошо, но это последнее, что вы от меня получите. Трубку передайте директору.
Руперт отдал трубку и вышел в коридор. Его сердце колотилось, он сомневался в честности Царева, но выхода у него не было. Ему показалось, что Царев что-то скрывает от него. И это не касается его коллекции. Если бы Цареву нужны были лишь иконы, то он бы уже давно смог бы ими овладеть. Что-то еще стояло между иконами и Царевым. Чего-то не доставало. Пока Руперт думал об этом, открылась дверь, и в коридор вышел директор. Его лицо было бледным, в глазах виден страх и беспокойство. Почти заикаясь, он предложил Руперту войти.
— Вот, — он протянул Руперту небольшой лист бумаги, — это адрес следователя, его зовут Артур Панин.
Руперт взял лист.
— Это здание полицейского участка? — спросил Руперт.
— Да, он там работает следователем. Он вел дело Германа Кухты. А это телефон Александра Царева, — он передал Руперту еще один небольшой лист. — Он просил звонить ему, если будет необходимость.
Теперь Руперт был уверен, что есть еще что-то, более ценное, чем иконы. Царев не хочет говорить об этом, но, оставляет дверь открытой для лондонского сыщика.
— Да, и главное. Он спросил на счет вашего обязательства, — сказал директор.
— Передайте ему, что когда я поговорю с Паниным, то он получит то, что хотел на Главпочтамте. Посылка будет на его имя, — ответил Руперт.
На следующий день Руперт прибыл к полицейскому участку. Как и раньше, его сопровождали люди Царева на черной машине. На пропускном пункте Руперт обратился к дежурному. Он показал карточку с именем сыщика. Дежурный сделал звонок, а потом вызвал сержанта. Руперта проводили в кабинет к Артуру Панину.
— Мне уже говорили о вас, — сказал Панин на беглом английском. — Приветствую коллегу из Скотланд-Ярда.
— Я там уже не работаю, — ответил Руперт Коу. — Я занимаюсь частным сыском.
— Присаживайтесь. Мне сказали, что вас интересует Герман Кухта.
— Да. Я знаю, что его уже казнили. Скажите, кто он, откуда, есть у него семья?
— Семьи у него не было, — ответил Панин. — А большую часть жизни, как я выяснил, он провел в монастыре.
— Он монах?
— Не совсем. Его хотели принять в монахи, но он не торопился с этим.
— Что же он делал в монастыре?
— Рисовал иконы, ответил следователь.
— А за что его казнили? — спросил Руперт.
— Это весьма странное дело. Я до сих пор не уверен, что судьи вынесли правильный вердикт.
— Расскажите поподробнее.
— Я не имею права разглашать всех данных дела, — начал Панин, — но кое-что я вам расскажу. Мы искали маньяка вот уже несколько лет. Характерным почерком серийного убийцы было следующее: он убивал юношей и девушек в возрасте 14–23 года.
— Каким образом?
— Молотком. Удары преступник наносил сзади, по затылку. Его искали, как в городе, так и в области. Последние три преступления были совершены в лесопосадке, за городом. Психиатрический портрет преступника был таков: мужчина, в возрасте 40–50 лет, среднего роста.
— Как его поймали? — спросил Руперт.
— Тогда мы распределили своих сотрудников вдоль железнодорожных путей — на остановках, в пределах лесополосы, так как именно там были совершены последние преступления. Мы ждали нападения там, но и в городе тоже работали наши сотрудники под прикрытием. Однажды днем, нам в участок позвонил младший сержант. Он сообщил, что на одной из остановок железнодорожного пути, он встретил подозрительного мужчину. Подозреваемый выходил из лесополосы в весьма мрачно состоянии. Наш сотрудник проверил документы. Под портрет подозреваемого, что составил наш эксперт-психиатр, он подходил. При нем обнаружен рисунок молодой девушки. Наброски были сделаны карандашом. Но вот молотка обнаружено не было. Но ведь он мог его и выбросить.
— Почему же вы решили…
— Я расскажу, — продолжил свой рассказа Панин. — Наш сотрудник записал его адрес. Подозреваемый жил в монастыре.
— Монах?
— Об этом потом. Его сотрудник отпустил, так как не было при нем орудия убийства, сотрудникам приходилось по сотни человек проверять в день. Каждый из них мог быть преступником. В этом деле важна любая мелочь. На следующий день обнаружили труп молодой девушки. Его обнаружила пожилая женщина, сельский житель. Люди ходят по тропам, проходящим через лесополосу — с работы и на работу в город. На затылке у девушки была смертельная рана от удара твердым тупым предметом. При девушке были деньги, их преступник не взял. Кольцо, серьги — остались на трупе, их преступник не тронул, как и в других случаях преступлений серийного маньяка. Я проверил отчеты своих сотрудников за последние сутки и… нашел отчет младшего сержанта. Оперативная группа выехала по адресу местожительства подозреваемого. Да, забыл сказать главное, сержант осмотрел труп и узнал в изображении на портрете, что видел у подозреваемого, погибшую девушку.
— Невероятно. Он что же, сначала убивал, а потом делал наброски к рисунку.
— Похоже на то, — согласился Панин. — В монастыре мы нашли его за очень странным делом.
— Каким же?
— Герман Кухта, так его звали. Он сидел во дворе, на территории монастыря и сжигал какие-то предметы.
— Что это было?
— Как потом оказалось, это были его рисунки. Точнее уже законченные работы. Он сжег все иконы, что рисовал в монастыре. У него там была целая комната, в которой он работал над написанием икон. Монахи и настоятель не знали об этом его двойном увлечении.
— Вы хотите сказать, что Герман сначала убивал, потом рисовал лица своих жертв, а затем выдавал картины за иконы?
— Да, верно. Как мне рассказал настоятель: «Художник он был отменный, таких не сыщешь». На иконах он изображал монахов и монахинь, говорил, что они мученики, а потому святые, их отметил Бог.
— Или его рука.
— Да уж. Ужасное преступление.
— Но мне показалось, что вы сомневаетесь в его причастности, — сказал Руперт.
— Я и сейчас так считаю, — ответил Панин. — Он сжег все иконы, что висели в монастыре, но … Он не тронул того рисунка. По нем, как вещественному доказательству и свидетельству нашего сотрудника, что видел его в день и час смерти девушки, суд приговорил Германа Кухту к высшей мере наказания.
— Какова она у вас?
— Расстрел. Но теперь его отменили. Это произошло недавно, почти сразу после казни Германа. Ему не повезло. И, слава Богу. Я хоть не верю, но, видимо, есть Бог на свете, если он не дал возможности уйти от наказания.
— Вы говорили о своих сомнениях, — напомнил Руперт.
— Ах, да, сомнения. Судьи, что присутствовали во время суда, однозначно отправили его на смерть. Люди в зале плакали, я видел матерей, пожилых женщин, которые потеряли своих детей. Они готовы были разорвать преступника. Но мне показалось, что в его деле что-то было не так. Во-первых, преступник не всегда уходил с пустыми руками. Он брал с места преступления какую-то вещь с трупа. Она напоминала ему о совершенном им деянии. Серийные преступники наслаждаются воспоминаниями о содеянных преступлениях, видя эти предметы, держа их в руках. Они им напоминают…
— Я знаю о серийниках. Что дальше? — спросил Руперт.
— В кельи, где жил Герман, мы ничего похожего не обнаружили. А предметов, похищенных, было достаточно: брошка, платок, зажигалка и прочее.
— Понятно. Вы не нашли, но ведь это не значит, что их у него не было.
— Конечно. Мы могли их просто не обнаружить. Он мог спрятать их где-то в монастыре, там множество тайных мест.
— А что же, во-вторых? — спросил Руперт.
— Картины. Мы обнаружили восемь огромных полотен. Это были тоже иконы, но их он почему-то не уничтожил. А может, не успел это сделать. Но в разговоре с ним я выяснил, что он не убивал, а лишь рисовал людей. Разумеется, я не поверил ему. Он уверял меня, что рисовал только живых людей. Я и этому не верил, пока…
— Что пока?
— Пока не увидел и не изучил те восемь полотен. Я поднял картотеки преступлений и был ошеломлен.
— Что вы обнаружили?
— На пяти иконах, остальные я не смог проверить, так как база данных огромна, да и времени у меня не было, я обнаружил лица убитых людей.
— Его жертвы? — спросил Руперт.
— В том то и дело, что нет.
— То есть? — удивился Руперт.
— Это были жертвы других преступников, вина которых доказана и не подлежит сомнению. Я проверял. Мне тоже подумалось, что наше правосудие засудило невинных. Но я ошибался. Все заслуженно понесли наказание. Смертная казнь, пожизненное и разные сроки от 10 до 20 лет, в зависимости от решения суда. Преступления были совершены в разных точках страны. Скажите, зачем Герману Кухта понадобилось рисовать людей, пусть даже погибших. Странно, не правда ли?
— Да, есть над чем призадуматься, — ответил Руперт.
— Но, как я уже говорил, суд не слушал меня. Люди возмущались, на меня давили сверху, мое начальство хотело это дело как можно скорее завершить. Уж больно ужасное оно было.
— А что вы можете рассказать об этих восьми иконах? — спросил Руперт.