— Вы говорили о Германе…
— Да, да, я помню. Я подхожу в рассказе к его появлению. Когда я отсиживал здесь первый срок за убийство, в котором я тогда не корил себя, то и познакомился с художником. Его все звали Германом. Фамилию его я узнал позже, когда сел во второй раз. Он сидел не более года, по какой-то ерунде. Я и не припомню. Да и знать мне необязательно. Здесь не любят спрашивать: за что сидишь. Все тогда делали татуировки, я тоже решил. Рисовал он отменно. Я не выбрал еще рисунок и поэтому сказал ему, чтобы он сам выбрал. Я хотел изменить свою судьбу к лучшему. Тогда он изобразил на моей спине этого ангела: молодого юношу с крыльями лебедя. Мой друг, жена которого погибла, тоже захотел татуировку. И по моему примеру ему также нарисовали ангела.
— Что вам известно о Германе?
— К сожалению, ничего кроме того, что я сообщил вам вначале. Его расстреляли недавно.
— Это я знаю. Значит, более о нем вы не слышали? Может кто-то слышал или общался с ним? — спросил Руперт.
— Я таких не знаю. Я же говорил, он сидел недолго. Была амнистия, и его освободили. Знаю только, что он славился хорошим, мирным и добрым характером. Мне было тогда странным, что, такой как он, мог совершить преступление. Но, зная мир, в котором я живу, я не удивлялся этому.
— Понятно, жаль, что вы мне так и не сообщили интересных сведений, — Руперт готов был уже встать и уйти, как Архипов жестом посадил его.
— Не спешите, вы ведь оплатили мой рассказ, и сведения, которые вам могут быть полезными. Я еще не закончил, а лишь подошел к самому главному.
Руперт сел и с интересом посмотрел на рассказчика.
— Я продолжу свой рассказ. Да, я не видел Германа, но его сила, о которой я узнал слишком поздно, была рядом со мной. Я бы сказал, она была во мне.
— Не понимаю.
— Слушайте дальше. Вернувшись из тюрьмы, я решил начать новую жизнь. По амнистии и за хорошее поведение выпустили моего друга. Мы вспоминали прошлое: юношеские годы, гибель жены друга. Нам было чуть более тридцати. Неожиданно подвернулась интересная работа в крупной компании. Мы не верили своим глазам: заработок довольно приличный. Это была компания с иностранным капиталом. Обычно трудно найти работу после пребывания в местах заключения. Мы это хорошо знали. Бывших зеков не допускают к серьезной работе, потому что не доверяют. Во всяком случае, мы подали документы. Шло время, а ответа все не было. Мы потеряли надежду и вот…
К нам обратились трое наших знакомых по тюрьме. Они недавно вышли и искали дело. Один из них предложил заняться вымогательством одного местного депутата. Мы поначалу отказались, но потом, видя сложность и безвыходность жизненного тупика, решили попробовать. Нам обещали, что все пройдет гладко. Выигрыш в этом деле — сто тысяч на каждого. Это солидная сумма. Мы могли бы открыть собственный бизнес, имея двести тысяч долларов. Мы всё рассчитали: выкрасть четырнадцатилетнего сына можно было у самого его дома, когда тот должен был возвращаться с учебы. Все мелочи предстоящего дела мы просчитали. Раздали роли каждому. Мой друг должен был вести машину. Я с напарником — затащить мальчишку в автомобиль. Один был для прикрытия, на второй краденой машине. Пятый должен был все подготовить и ждать нас на окраине города в частном доме, который мы сняли для этого дела. В ночь, перед началом операции, мне не спалось, кошмарный сон преследовал меня. Как выяснилось позже — мой друг тоже видел ужасный сон. Утром, когда все было готово, и мы должны были отправиться на дело, неожиданно зазвонил звонок в дверь. Я вышел. У калитки стоял мой друг. Он не ночевал с нами, а решил провести ночь у себя дома. На его лице я увидел сияющую улыбку. Глаза блестели от радости. Он рассказал, что его и меня иностранная компания, в которую мы ранее подали заявления о принятии на работу, подтвердила свое согласие видеть в нас своих сотрудников. Это было неожиданно, и я не мог дать ответ, в отличие от моего друга. Он был решительно настроен. Наши компаньоны, узнав о выходе моего друга из дела, хотели убить его. Но я вмешался. Мне пришлось поручиться за него. Сам я не мог предать свое слово и остался в банде. Передо мной был выбор: или остаться в банде и пойти на преступление, или выйти из банды и начать честную жизнь, которую мне давала компания. В то время мне не казалось, что я совершаю непоправимую ошибку. Напротив, мой же друг был уверен, что поступает правильно. Было решено идти на дело вчетвером, за руль сел тот, который должен был ждать нас в доме.
Операция удалась. Мальчишку мы выкрали, связали и бросили в подвале дома. Родителям мы позвонили на следующее утро, когда они перекипят и станут по сговорчивей. Мы сообщили им наши условия: один миллион американских долларов. Это приходилось по двести пятьдесят на каждого, солидная сумма. Поначалу, мы хотели лишь полмиллиона, но потом решили удвоить сумму.
Депутат, разумеется, сразу же сообщил в полицию. Мы тянули, выжидали удобного случая, просчитывали каждый шаг. Мальчишку кормили плохо, чтобы он жалобным голосом мог сообщить родителям о своей участи в случае их отказа платить. Настал день, когда уже более сговорчивый отец, уставший от душевных и отцовских терзаний, согласился на все наши условия. В доме мы оставили двоих. Я и еще один мой напарник должны были взять деньги в указанном нами месте. Там все хорошо просматривалось, словно на ладони. Я должен был взять деньги, а мой напарник, с крыши недостроенного девятиэтажного дома, следить за хвостом. Депутат прибыл на место, слежки не было, и я спокойно взял деньги. Чтобы он не узнал мое лицо — на мне была маска. Довольные, мы вместе с приятелем отправились в дом, где находился заложник. Еще в машине мы разговорились о завершении дела.
— Я сам отвезу мальчишку в город, — сказал я.
— Трупы не отвозят, их хоронят, — ответил мой напарник.
— Что? Какие трупы? — спросил я.
— Когда мы отправились на дело, я дал команду своим людям убить мальчишку. Это послужит депутату уроком, и другие, на будущее, будут по сговорчивей.
— О чем ты говоришь? Зачем же надо было убивать его, мы же получили, что хотели, — протестовал я.
— Мальчишка слишком разумный, я следил за ним. Он не раз делал попытки договориться с нами, с каждым в отдельности. Но я хитрей. К тому же, он видел нас и может опознать. Нет, свидетели нам не нужны. Если он умрет, то никто не найдет нас.
— Я не знал, что ты… если бы ты сказал раньше, то…
— То что, ты бы отказался, как твой дружок! — упрекал он меня.
— А если бы мы не получили денег? — спросил я его.
— То поделом бы было этому сопляку, и хорошим уроком его отцу, — ответил он.
Когда мы прибыли в дом, то обнаружили лишь труп одного из компаньонов. Взяли нас при выходе из дома. Полиция окружила дом, там была засада. Потом я узнал, что мальчишка и впрямь был разумным. Ему удалось обхитрить нас всех — он договорился с одним из нас, пообещав ему солидную сумму, тот заглотнул наживку, и мы все попались. Он отдал свой пистолет заложнику, точнее положил его на подоконник и открыл дверь в подвал, а сам вышел. Мальчишка выбежал из подвала, схватил пистолет, оставленный для него, и хотел было выбежать, но тут вернулся второй его охранник. Парень, не мешкая, выстрелил.
Разумеется, никаких денег никто из нас не получил, все мы были обмануты проведением и вновь вернулись на нары в тюрьму.
— А что было с вашим другом? — спросил Руперт.
— А вот это самое невероятное и интересное, — ответил Архипов. — Жизнь научит смеяться сквозь слезы. Мне не повезло. Но мой друг… — он замолчал, а потом продолжил. — Когда мой друг отказался от задуманного дела, то сразу получил работу, и ему с тех пор стало везти. Он женился, появились дети: две чудесных девочки. Спустя пять лет честной и добросовестной работы в компании он пошел на повышение и получил должность начальника. Теперь у него солидный заработок, своя квартира, машина, ну словом, он получил все, чего желал. Тогда я понял, что поворотным моментом в наших судьбах был тот день — когда нам был уготован выбор. И мы его сделали. Моя же судьба теряется между тюрьмой и авантюрной жизнью на воле. Из тридцати последних лет я пробыл в тюрьме двадцать пять. И теперь с этим я поделать ничего не могу. Я вам вот что скажу. Сколько бы я не воровал, грабил и убивал, я ни разу не мог увидеть справедливый суд. Часто безнаказанные люди были на свободе и наслаждались всеми радостями жизни, купаясь в богатстве и славе.
— Ну, рано или поздно все они могут оказаться в камере тюрьмы, — возразил Руперт.
— Я уверяю вас, что Бог не видит этого. Казнь Германа была напрасной, а сколько еще таких невинных гибнет от рук правосудия или убийц. Где, по-вашему, Бог. Тому мальчишке просто повезло, что он выбрался сухим из воды. Я слышал много печальных окончаний рассказов, где страдали абсолютно невинные люди, дети и женщины. А их убийцы вкушали запах свободы и наслаждались жизнью.
— Они будут наказаны, ведь законы…
— Законы?! — повысил голос Архипов. — Если даже Бог не наказывает, то может ли человек вершить правосудие? Это касается и преступника, и судьи. Жаль, что я понял это лишь под конец жизни.
— У вас еще есть в запасе…
— Вы полагаете, что такой матерый зэк, как я, может вернуться к нормальной, честной жизни. Тот, кто вступил в это братство волка, уже никогда не выберется из него. Кроме того, — Архипов показал страшные язвы на своем теле. — Я неизлечимо болен, и никто меня не лечит. Я живой труп. Мне от силы осталось года два, максимум, три.
— Мне жаль, — сказал Руперт. — Но ведь вы сами выбрали свою судьбу.
— Да, выбрал, — печально сказал Архипов. — Его творение умрет вместе со мной.
— Вы о чем?
— Об ангеле, которого Герман изобразил на моем теле. Он ведь нарисован и на теле моего друга детства.
— Вы полагаете, — тут Руперт призадумался, — что это как-то связано.
— Вне всяких сомнений, — ответил Архипов. — Здесь в тюрьме у меня было достаточно времени, чтобы поразмыслить. Я находил здесь тех, кому Герман тоже изображал подобные рисунки на их телах.
— Так, так, и что же? — заинтересованно сказал Руперт.
— У всех, кого я встречал здесь в тюрьме, происходило то же самое, что когда-то случилось со мной. У них всех был выбор. Странно, вы не находите?
— И что же, одним везло, другим нет?
— Так и было. Тем, кто отказывался идти на преступление — начинало везти. А кто шел на него — не везло вовсе. И этот шанс — изменить свою судьбу, выпадал лишь один раз. Выбор есть всегда, но вот не все понимают, когда он настает.
— Что вы можете сказать еще о нем?
— О Германе? Почти ничего. Только то, что он был одержим. Лишь такому человеку дано постичь тайны мироздания.
— А что вы думаете о его таланте? — спросил Руперт.
— Это талант не от Бога, — заявил Архипов.
— Почему вы так решили? — удивился Руперт.
— Потому что преступникам вроде меня поначалу создавались все условия вести праведный образ жизни — им везло. Видимо, Дьявол хотел их исправить, но стоило им выбрать темную сторону, как везение прекращалось. Действие татуировок было одноразовым. Я не могу это доказать, но и опровергнуть не могу. Но уверяю вас, он не умер.
— Кто?
— Герман, — ответил Архипов. — Дьявол не отпустит его.
— Почему вы так считаете? — спросил Руперт, а сам подумал о помешательстве его разума.
То, что он был тяжело болен, не могло быть и сомнений, об этом свидетельствовали жуткие нарывы, язвы, выступавшие на его теле, и тяжелая одышка. Архипов часто останавливался, чтобы передохнуть. Он тяжело дышал, когда много говорил. Делал паузы для передышки и вновь с упоением рассказывал. Наверное, он был рад, что ему попался такой человек, как Руперт, который с интересом и без насмешек спокойно выслушивает его рассказ.
— Потому что я знаю, что чувствовали те трое смертников, которым Герман, перед их казнью, нарисовал своих ангелов на их телах.
— И что же? — Руперт затаил дыхание, ему показалось, что истина была близка.
— Они не чувствовали боли и мучений в тот день, когда шли навстречу смерти, в объятия Дьявола. У нас в тюрьме есть своя почта, и она работает не хуже, чем на воле, а то и лучше. Человек попадал в некий транс, а может он просто отдавал свою душу. Сперва, он сделал татуировку одному смертнику. Он хотел вознестись на небо, как можно легче. И Герман изобразил ему ангела на груди. Потом, узнав о чувствах товарища, его попросили об этом еще двое смертников. Все перед его работой, глубоко раскаялись, так он согласился изобразить свое чудотворное тату.
Архипов встал и сказал:
— Мне нечего добавить к своему рассказу. Я надеюсь, что сполна оправдал ваши надежды и отработал деньги.
Руперт попросил на прощание сфотографировать татуировку в виде ангела, и Архипов с гордостью разрешил ему сделать снимок.
— Скажите, а что вы будете делать с деньгами? — спросил Руперт, пряча фотоаппарат в чехол. — Ведь вы, как я понял, уже попрощались с жизнью.
— Деньги всегда нужны, даже в самые последние дни жизни. В этом мире лишь деньги управляют. Может, они мне помогут легко уйти из него.
Глава 14
Герман собрал оставшихся в живых горожан на площади, которая напоминала скорее кладбище: множество разбросанных костей, зловоние и гниющие трупы. Он сообщил людям о том, что у него было божественное видение. Он решил не говорить людям о Дьяволе, чтобы они не испугались. Горожане еще помнили божественный талант иконописца Германа и поверили ему, хоть и были удивлены таким необычным способом строения часовни. Они знали, что их ждет, если они откажутся и решили поверить Герману. Пока горожане приступили к строительству необычной часовни, где стены и внутренние убранства должны были состоять из человеческих костей и черепов, а их было очень много — исчисление было десятками тысяч, Герман отправился в Подлажице. Там он сообщил настоятелю и монахам о необычном решении. Монахи слушали с замиранием дыхания, не упустив ни единого слова, сказанного Германом.
— У меня было видение, — начал он. Герман решил также скрыть от людей — с кем именно он виделся. — Я должен написать Библию на необычном материале.
Герман указал на валуны, которые были прикреплены к ослу, с которым он прибыл в монастырь. Это был подарок от торговца ослами. Сто шестьдесят ослиных шкур были обработаны и доставлены вместе с ослом к монастырю.
— И в чем же это видение заключалось? — спросил один из монахов. — У нас много Библий имеется.
— Это будет необычная книга, — при следующих словах монахи пронялись к его желанию. — Эта книга будет сделана из материала, способного долгое время не поддаваться разрушению. Кроме того, я сделаю ее в достойном оформлении.
Все монахи знали умения Германа Отшельника, как его прозвали сами монахи. Среди монахов послышались голоса одобрения этого предприятия. После обсуждения монахи решили помочь Герману. Настоятель остался с ним наедине.
— Это чудесная идея, Герман, — сказал настоятель. — Только почему ты не сообщил мне о ней наедине? Мы могли бы тебе устроить какое-то представление, чтобы и люди поверили в искренность твоих намерений. Герман изучающее уставился в глаза настоятелю. Он словно прожигал его насквозь. Ни единый мускул не дрогнул на его лице, а на физиономии настоятеля заиграла неодобрительная улыбка.
— Ты не веришь моим словам, — сказал твердо Герман. — Сомневаешься в искренности моих поступков.
— Не то, чтобы не верю, — в его лице произошли какие-то изменения не в лучшую сторону. — Видения разные бывают, например, во сне.
— Думай, как хочешь, вера моя неизменна. Ты будешь мне помогать? Или мне уйти в другой монастырь?
— Конечно, буду, — испуганно и переборов себя согласился настоятель. — Идея хорошая, хоть и необычная. Надеюсь, наш монастырь приобретет славу после твоей работы.
— Можешь не сомневаться.
— Что от меня понадобиться? — спросил настоятель, избавившись от соблазна выяснить мотивы Германа, движущие его решением.
— Я хочу написать книгу в полной изоляции. Мне нужна тишина.
— Понимаю, — одобрительно кивнул настоятель и, сдвинув брови, обдумывал просьбу. — Ты можешь работать в своей келье. Там сейчас никто не живет. И она проста, как ты любишь: кровать, стол и стул.
— Этого недостаточно, пусть меня замуруют в ней, оставив лишь малое отверстие в окне, чтобы я мог получать пищу и кислород. Мне нужно полное уединение для молитв.