«Я был прав – тебе нечего здесь делать, принцесса!».
Я услышала лишь собственный крик. Его имя своим срывающимся голосом.
***
Меня перевязали мои ребята. Рана от меча оказалась очень глубокой, острие ушло глубоко под ребро и сломалось там. Осколок вытащили спустя время, и проклятый хрусталь успел заразить плоть гниением и разложением. Гребаный чентьем не заглушал едкие приступы боли, когда регенерация сталкивалась с ядом остроухих мразей, и вновь нарастающая плоть опять стремительно сгнивала, заставляя буквально грызть собственные губы до мяса, чтобы не стонать, как девочка. Когда я приду в себя и доберусь до этих ублюдков, я засуну хрусталь в их задницы и заткну пробками от чентьема. Тва-а-а-ари подлые.
Несколько раз заходил лекарь Лиат, проверял состояние раны. Сказал, что мой организм достаточно силен, и через несколько часов восстановление наберет обороты. Он вырезал сгнившее мясо наживую и сунул мне в руки флягу.
- Самая лучшая анестезия, смертник, это чентьем и женщина. Я не сутенер и привести тебе шлюху не могу, но у меня большой запас этого зелья. Зайду проверить тебя утром.
- Спасибо...Стой... а она? Как она?
Когда меня уносили обратно за стену цитадели, Лиат еще оставалась снаружи с другими солдатами и гладиаторами. И, помимо лихорадки от ран, меня трясло также от понимания, что упрямая сучка дерется там наравне с мужиками и может пострадать. Все ее полководцы – проклятые слабаки и гребаные трусы, которые не могут ей возразить и драться сами. Как бы хорошо ни размахивала мечом принцесса Мендемая, она женщина, и ей не место на ристалище. Куда смотрит ее долбаный папаша и …и наша мать? Или не справились с моей огненной сестренкой? Ничего – я справлюсь. Только я имею право резать и рвать ее плоть. Никому другому я этого права не давал и ей не позволю. Надо будет, я завтра устрою мятеж, и Лиат будет сама сидеть на цепи, пока мы не надерем задницы остроухим.
- Кто она?
- Ли...моя Госпожа.
Лекарь удивленно вздернул косматую бровь.
- Тебе-то что, презренный?! С каких пор раб начал спрашивать о хозяевах?
- Отвечай, - дернулся вперед и схватил его за локоть, придерживая рану рукой и чувствуя, как на лбу от усилия выступил холодный пот, а перед глазами запрыгали черные мушки. Черт! Я слаб как младенец. Даже лекаря остановить не могу.
- Жива и здорова. Так, пару царапин. Бой давно окончен. Ты уже несколько часов лежишь без сознания, инкуб. Думай о своих ранах, а не о том, что тебя не касается и за что тебе могут вырвать язык.
Мои пальцы разжались, и я закрыл отяжелевшие веки. Проклятье, эта боль выворачивала меня наизнанку и мешала мне думать...ОНА мерещилась мне. Вспышкообразными картинками, где сестра в своем белом одеянии склоняется ко мне или размахивает мечом у меня перед носом и смеется, когда я позволяю ей выигрывать...И в моем бреду я не ненавижу ее, в моем бреду мне с ней хорошо. До безумия хорошо. Я любуюсь каждым ее движением, каждым взмахом длинных бархатных ресниц с загнутыми концами и появляющимся на щеках персиковым румянцем, любуюсь мягкими локонами, выбившимися из прически ей на плечи. Она убирает их от глаз и улыбается. МНЕ, БЛ**Ь. Она улыбается мне...в моем бреду мы совсем другие. А потом резкий приступ агонии стирает ее образ и заставляет распахнуть глаза, хватая воздух широко открытым ртом и запрещая себе орать. Я снова жду, когда пытка выбьет меня из сознания, и я увижу её...
***
Я слушала доклад Ахерона о потерянных бойцах и о раненых, об убитых врагах и о захваченном в плен остроухом, распятом внизу в подвале, чтобы он не сумел покончить с собой раньше назначенного нами ему срока. Откуда-то сбоку тихий шёпот его помощника, чертящего на карте место, куда нам удалось отбросить эльфов с предложением оставить там наших людей, воспользовавшись помощью Аша, выславшего своих воинов по моей просьбе. Молча киваю глядя на карту, разложенную на длинном узком столе, и не видя ничего. Абсолютно ничего. Ни единого обозначения, на которые, наверняка, тыкает пальцем воин, периодически вскидывая голову и ожидая моей реакции.
Едва не застонала вслух от злости на себя. Потому что мне сейчас этот совет, этот отчёт казался пустой тратой времени. Сейчас, когда буквально за мгновения до того, как Ахерон с помощником вошли в залу, из неё вышел лекарь, известивший о состоянии моих людей. А если быть честной с самой собой, то о тяжелом ранении одного конкретного гладиатора.
И в то же время я не могла выгнать их прочь и броситься в бараки, ведь речь шла о безопасности всей Цитадели.
Отсчитывая про себя секунды, облегченно выдохнуть, когда Ахерон сложил карту и, коротко кивнув и чеканя шаг, вышел вместе с другим солдатом из залы.
Закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Не хотела, чтобы инкуб увидел мое волнение. Но перед взглядом его безжизненное тело, повисшее на плечах одного из гладиаторов. Тогда, во время битвы, я подбежала к ним, чувствуя, как заледенело от самого настоящего ужаса сердце.
- Живой?
Одним словом, потому что показалось, произнесу хотя бы еще одно, и дрожь в голосе выдаст с головой. Не должна так реагировать на ранение или смерть обычного раба. Ведь не должна? А меня заколотило в диком страхе те мгновения, которые поднимался с колен светловолосый парень, закидывая себе на плечо безвольно свисающую руку Ариса.
- Живой. Подпорчен слегка.
Не глядя мне в глаза. Сквозь зубы. Словно делая одолжение своим ответом. А мне вдруг стало все равно. В голове забилось радостное "живой" барабанной дробью. И вдох следующий сделать оказалось так легко, когда больше не разрывало лёгкие ужасом.
- В бараки отведи. Скажи, Госпожа приказала лучшее лечение оказать. Не возвращайся, пока лекарь не подойдет к нему. Молох, - повернувшись к демону, стоявшему в нескольких шагах от нас, - проконтролируешь.
И после взлететь на спину взмыленного и жаждущего крови Астарота, чувствуя, как снова запела в крови жажда смерти. Теперь уже с удвоенной силой.
***
Я шла по разрушенным улочкам Цитадели, стараясь не смотреть по сторонам. Завтра. Завтра я буду думать о том, каким образом и как долго мы будем восстанавливать здесь каждый угол. Завтра я отправлю людей за такими редкими в наших местах деревом и камнями, которыми мы отстроим разрушенные бараки и дома.
Завтра я обещаю себе вернуться на свой трон, в свою самую высокую комнату в Цитадели, откуда снова стану её правителем. Но только после того, как увижу его. После того, как смогу убедиться, что он тоже будет в этом моём "завтра". Потом...потом я подумаю о том, почему настолько важным оказалось именно это. Сейчас я хотела не просто отблагодарить его за победу. Сейчас мне нужно было увидеть его. Нужно было. Мне. Сейчас.
Молодой демон поспешно поклонился, сгибая тонкую спину в поклоне. Да, таких рабов, как Арис, нужно охранять, даже когда они тяжело ранены и находятся в полусознательном состоянии.
- Иди на обед.
Отпустила его, делая глубокий вдох и заходя в полутемное помещение, где на низкой широкой скамье, устланной ветошью, лежал инкуб.
Остановилась в дверях, не решаясь войти и глядя, как тяжело поднимается его грудь. Медленно опускается, и при каждом вздохе мужчина кривится так, будто даже дыхание причиняет ему страшную боль.
Подошла тихо и опустилась на колени перед скамьей. Пальцы закололо от желания коснуться его бледного лица, глаз, обеспокоенно мечущихся под веками, будто он видит какой-то сон. Затаила дыхание, прислушиваясь к его эмоциям, едва не задохнувшись от волны боли, которая кружилась в нем, витала лихими ветрами, заставляя мужчину то стискивать кулаки, то материться еле слышно, не размыкая губ.
Положила ладонь прямо под ранением, туда, где сконцентрировалась вся его агония, пустившая жирные извивающиеся щупальца по всему сильному телу. Такой я видела его боль, зарыв глаза. Объёмной, склизкой, липкой, похожей на безглазого монстра из кошмаров.
Медленно и осторожно раскрываться, представляя, как перетекает она оттуда черной с вкраплениями бордового энергией, плотной волной мрачного света в мои пальцы, поднимаясь вверх по ним, к запястью, к локтю, чтобы ударить всей своей массой прямо в центр грудной клетки. Зажмурилась, впиваясь когтями в деревянную поверхность его лежанки и позволяя поглотить себя ей, прислушиваясь к дыханию инкуба, которое, показалось, стало гораздо легче.
***
Она стихла, эта тварь, выгрызающая мне внутренности. Отпустила свои когти-лезвия из моего тела, и от облегчения пот потек по вискам, а тяжелые веки дрогнули в попытке раскрыться. Какое-то время я давал себе прислушаться к ощущению свободы. Это была именно свобода, когда я мог дышать полной грудью и ощущать, как быстро в мое тело возвращается сила, которую отнимала изматывающая агония... Но открывать глаза не хотелось...потому что я ощущал рядом ядовитый запах моей огненной сестренки. Он обволакивал меня со всех сторон, давая бреду стать намного реальней, и я понимаю, что готов валяться здесь грудой мяса еще сутки, лишь бы бредить ею так явно. Без войны и без ненависти, к которой так привык.
Но помимо запаха я начал ощущать и присутствие, и прикосновение горячей ладони к груди...слишком явственно. Слишком отчетливо. И я распахнул глаза, чтобы со свистом втянуть воздух, встретившись с ее взглядом. Наверное, когда хрусталь распорол мне грудину, это не было столь неожиданным, как осознание, что она действительно рядом.
Стоит на коленях у моего лежака, прижимает руку к моей ране и смотрит на меня...дьявол...разве она должна так на меня смотреть? Разве она УМЕЕТ? А в ответ тонкие огненные паутины трепещут в темно-карих глазах, завиваются в спирали и вспыхивают взрывами в черных зрачках. И это выражение отчаянной решимости и страдания. Из-за меня? Эта надменная гордячка, которой я принадлежу целиком и полностью, спустилась ко мне в барак и стоит на коленях у моего лежака? Она периодически вздрагивала, хмуря тонкие брови и тяжело дыша, словно от напряжения.
Пока я не понял, что здесь сейчас происходит - она забирает мою боль. Вот почему когтистая алчная тварь разжала свои лапы на моей груди. Вот эта маленькая хрупкая девочка с огромными глазами и тонкими руками вливала в себя поток моей агонии и мужественно терпела ее, покрываясь каплями пота. А потом словно плетью по дрожащим нервам - она пришла ко мне и стоит передо мной на коленях. Сама пришла. Не как хозяйка. Ради меня пришла.
Я резко схватил Лиат за запястье и оторвал ее руку от своей груди, а потом резко наклонил за затылок к своим губам, обескураженный, не почувствовав сопротивления.
- Поцелуй меня, принцесса Мендемая, самая лучшая анестезия – это твои губы на моих губах. И хватит забирать то, что принадлежит мне.
«Мне не хочется после тебя принимать ванну, мне хочется пахнуть тобой, Арииис, пахнуть каждой порой своего тела».
И я разрывался от мыслей о нас и о том, что будет дальше. Нет, я не отказался от мести ее отцу и своей матери, но я больше не хотел мстить через нее. Не хотел использовать в битве против Аша. Теперь мне это казалось недостойным. И в то же время понимал, что вместе нам с ней никогда не быть. Даже если Лиат меня освободит, я пойду войной на тех, кого она любит, и ничто меня не остановит, даже она. И здесь дело не только в личной мести, у меня были свои цели, свои амбиции и свои планы на этот мир, и я не собирался их менять. Впрочем, когда моя сестра узнает, кто я такой на самом деле, вряд ли все это продлится и дальше. Между нами рухнет тот мост из лжи, который появился сейчас, и мы оба окажемся по разные стороны той гнилостной ямы, которую вырыли ее родители, сделав наши чувства утопией без будущего.
И в эти секунды я ненавидел себя за то, что позволил себе потонуть в ней, позволил пламени ее глаз сжечь мое сердце в пепел, и теперь только мысль о том, что нас расшвыряет в противоположные стороны баррикад, заставляла меня леденеть от панической ярости. По всем законам Мендемая я мог жениться на ней. Даже несмотря на то, что на моя сестра. Я - высший демон, как и она. Я ей ровня. А в семьях высших приветствуются такие браки. И все, о чем я сейчас думал, сделать ее своей, а потом устроить здесь апокалипсис и отнять все, что принадлежит мне по праву и… и разделить с ней. Бросить к ее ногам трон, завоеванную свободу и воткнуть меч возле ее маленьких ступней. Но я слишком хорошо узнал эту дьяволицу, чтобы не понимать – она не простит мне смерти своего отца. Она не простит мне этой победы. И я бы на ее месте тоже не простил. Значит, у нас есть какие-то считанные дни для стеклянного счастья, которое я очень скоро раздавлю в крошево.
Гладил ее по темным волосам, зарываясь в них пальцами на затылке, притягивая Лиат к себе и плавился, превращаясь в горящую магму от ее близости.
- Дашь мне свободу, а дальше что? – Вкрадчиво. Продолжая смотреть в темные глаза, где отражалось мое бледное от страсти лицо, - Ты ж понимаешь, что Я тебе свободы уже не дам никогда?
- Мне не нужна свобода от тебя, Арис. Я хочу, чтоб ты был свободен для меня…Мать давала мне книги смертных… и я…я сейчас слышу у себя в голове лишь одну цитату: «Но глупо думать, в самом деле, что буду глупой также я.
И брошу вас, когда есть средство возвысить вас из низкой доли.
Ведь не в величии наслаждение…»
- А в том чтобы душа могла осуществить свою надежду…*1
Проводя кончиками пальцев по ее мягким губам, и проклятая тварь-надежда начала вгрызаться под кожу тонкой паутиной с зазубринами, как на колючей проволоке. Обвивается вокруг сердца слоями. А вдруг она все же выберет меня…вдруг все это настоящее…
- Гладиаторы умеют читать и знают наизусть классику смертных?
- Гладиаторы не всегда являются рабами с рождения, Кареглазая.
И впиться в ее губы…чтобы не открыться ей прямо сейчас. И ведь раскрылся позже. Не смог лгать и дальше. Раскрыл все, кроме имени. И когда в ее глазах заблестели слезы, а обнаженное тело прильнуло ко мне в порыве утешить, я думал о том, что, когда она узнает всю правду, в ее глазах заблестят слезы ненависти ко мне. Проклятье, из всех женщин Ада я выбрал именно ту, что никогда не сможет стать моей.
***
Мы так и не дождались приезда ее отца. Я знал, что она ждет. Знал, потому что Лиат не скрывала от меня свои мысли. В ее глазах я сильно поднялся, как воин, после нашей победы над остроухими. Она обсуждала со мной стратегические планы и приводила меня на военный совет. После того раза, когда сняла кандалы, Лиат часто уводила меня по ночам за пределы Цитадели. И я понимал, что в этот момент могу бежать…что вот он – шанс заставить ее срезать клеймо и потом распороть ей горло от уха до уха ее же маленьким кинжалом. И я не мог. Потому что она мне доверяла. Потому что за каменными стенами я переставал быть Арисом – вождем мятежников, а становился просто обезумевшим от страсти мужчиной.
Через несколько недель мы отстроили бараки и двинулись в путь сами. После того, как Молох и один из гладиаторов привели пленного эльфа. Лиат сама его допрашивала, с особым пристрастием. Я слышал вопли ублюдка у себя в бараке, высокочастотные голоса горных тварей слышны за километры. Так они связываются друг с другом. Этой ночью она не пришла ко мне. Я ждал до самого раннего утра, а потом увидел, как войско собирается в поход. Они выстраивались на плацу в шеренги, а позади них вывозили повозки с клетками для рабов. Я нахмурился – значит, Лиат больше не собирается давать нам оружие и не собирается дать нам лошадей. Хотя мы обсуждали эту поездку не раз, и она говорила, что доверяет нам даже свою жизнь после всего. что случилось в последние недели. Что гладиаторы будут сопровождать отряд, как воины, а не в клетках. Но, видимо, ее планы изменились, и я ждал, что она придет ко мне, чтобы рассказать. Придет хотя бы перед самым отъездом. Но она не пришла, и я метался по клетке, не понимая, что происходит, пока не оскалился, почуяв приближение ее плебея. Прислала своего верного цербера. Вместо себя, мать вашу. Эйнстрем был одет в военные латы и шлем, на его поясе висел меч и за спиной виднелся колчан со стрелами. Он сам отпер дверь и презрительно кивнул мне на нее.