— Вам не приходило в голову, Алексис, что некоторые ваши действия кое–кому поперек горла, и эти люди попытаются отбить у вас охоту продолжать в том же духе? — спросил он.
— Интересно… чертовски интересно. — Голос Даннета, увы, звучал так глухо и так невнятно, что предосторожности насчет микрофона были, пожалуй, излишни. — Почему, в таком случае, они не попытались отбить у меня эту охоту насовсем?
— Только идиот убивает без надобности. А ведь мы с вами замахнулись не на идиотов. Впрочем, в какой–то момент… Короче говоря, кто знает! Ну, да ладно. Забрали все: бумажник, мелочь, часы, запонки, даже полдюжины ваших авторучек, ключи от машины. Словно действовали по списку. Согласны?
— Черт с ним, со всем этим! — Даннет сплюнул кровь в кусочек ваты. — Самое скверное, что пропала кассета…
Харлоу замялся, как бы смутившись.
— Ну и пусть себе пропадает, Алексис…
Единственным живым местом на лице Даннета был отекший правый глаз — именно его после минутного замешательства и обратил разгневанный журналист на гонщика.
— Что вы хотите этим сказать, черт бы вас побрал?!
Харлоу с отсутствующим видом смотрел куда–то в пространство.
— По совести, Алексис, я действительно чуток виноват перед вами, но кассета, из–за которой вы сокрушаетесь, цела и невредима. Она находится в сейфе отеля. Та же, которую забрали ваши “друзья”, не содержала ничего компрометирующего.
Пораженный этим сообщением, Даннет попытался было приподняться, но Харлоу мягко, хотя и решительно, заставил его снова опуститься на подушку.
— Не надо только волноваться, Алексис. Подумайте о здоровье. Поймите, у меня не было другого выхода. За мной следили, пришлось выкручиваться. Иначе бы несдобровать. Но, видит Бог, я не мог даже предположить, что они так поступят с вами. — Он помолчал и добавил: — Но я все–таки вывернулся…
— Не слишком ли самоуверенно? — Даннет произнес это вполне уже мирно, хотя глаз его продолжал сверкать.
— Не слишком. Представьте, Алексис: они проявляют пленку и обнаруживают микрофотографии — почти сто штук. И все это снимки газотурбинного двигателя. Конечно же, “друзья” решат, что я такой же, как и они, преступник, но только по части промышленного шпионажа. Следовательно, не соперник. Думаю, ребята оставят нас в покое.
— Ну и хитер, стервец! Закрутить такое?!
— Иногда надо, — ответил Харлоу, направляясь к двери. Уже открыл ее и опять обернулся к Даннету. — Тем паче, коль все это за чужой счет.
Глава 7
С утра на пункте обслуживания “Коронадо” весь взъерошенный Макелпайн и кое–как поднявшийся с постели Даннет вели приглушенный, но очень бурный спор. Оба были не на шутку встревожены. Босс и не пытался скрыть душившую его ярость.
— Но бутылка пуста! Понимаете? — говорил он. — Пуста до последней капли. Только что лично проверил… О, Господи! Да я просто не могу выпускать его на трассу. Он еще кого–нибудь угробит!
— Если снять его с соревнований, придется объяснять причину прессе. Событие сенсационное, разразится международный скандал. Причем, такого масштаба, какого спорт не видел лет десять. Не говоря уж о том, что, ко всему прочему, это убьет Джонни. С профессиональной точки зрения, разумеется…
— Пусть он даже погибнет как профессионал, зато не угробит никого другого!
Даннет сказал:
— Разрешите ему участвовать в первых двух заездах. Если выйдет в лидеры, оставите его в покое. Будучи лидером, он никого не сможет угробить. Если же не вырвется вперед, снимете с дистанции. А для прессы что–нибудь придумаем. Во всяком случае, не стоит забывать, что он отчебучил вчера после такой дозы спиртного.
— Вчера ему просто повезло, а сегодня…
— А сегодня слишком поздно что–либо менять.
— Да, сегодня и впрямь слишком поздно…
Первым гонщиком, оторвавшимся от Никки Траккиа, был Харлоу на своем светло–зеленом “коронадо”. Макелпайн без особой радости в голосе сказал, обращаясь к Даннету:
— Одна ласточка весны не делает…
Во время восьмого заезда, а может, чуть раньше, босс начал уже сомневаться в своих орнитологических познаниях. Вид у него был слегка ошеломленный. Брови Даннета заметно поползли вверх. Выражение лица Джекобсона едва ли свидетельствовало о душевном подъеме, тогда как Рори, в тщетной попытке не подавать вида, буквально исходил злобой. Только Мэри открыто и щедро проявляла свои чувства. Лицо ее светилось.
— Еще только восьмой заезд, а у него уже три рекорда, — сказала она, словно не веря сама себе. — Три рекорда из восьми…
Но к концу девятого заезда настроение присутствовавших на пункте команды “Коронадо” резко изменилось. Джекобсон и Рори едва скрывали радостное волнение, Мэри с тревогой грызла свой карандаш. Макелпайн был мрачнее грозовой тучи, ко всему примешивалась еще и тревога.
— Опаздывает на сорок секунд, — произнес он. — Па сорок секунд! Все прошли, а его даже не видно… О, Боже ты мой! Да что же там стряслось?
— Может, обзвонить контрольные пункты? — предложил журналист.
Макелпайн кивнул. Даннет стал накручивать диск. Первые два звонка не дали никаких результатов. Даннет начал уже набирать третий контрольный пункт, когда на трассе возник “коронадо” Харлоу. Судя по звуку мотора, автомобиль находился в полном порядке, чего, однако, нельзя было сказать о самом Харлоу. Когда он выбрался из машины и снял очки, глаза его были тусклы и налиты кровью. С минуту он смотрел, будто сквозь пелену, а потом только развел руками.
— Очень сожалению. Пришлось остановиться. Двоится в глазах. Не видел дороги… Да и сейчас плохо вижу…
— Переодевайтесь! — Мрачный и резкий тон Макелпайна заставил всех вздрогнуть. — Я отвезу вас в больницу!
На миг растерявшись, Харлоу пожал плечами и пошел прочь.
Даннет спросил упавшим голосом:
— Надеюсь, вы повезете его не к нашему врачу?
— Я повезу его к моему другу. Он не только крупный специалист, но и вообще широко образованный медик. Мне нужен сущий пустяк — небольшая проверка. Ее результаты не сохранить в тайне, обратись я к нашему врачу.
Даннет спросил тихо, почти печально:
— Хотите проверить наличие алкоголя в крови?
— Вот именно! Всего–то один анализ…
— И на этом закончится путь суперзвезды гонок Гран—При?
— Да, на этом закончится!
Для человека, имевшего все основания полагать, что сто карьера профессионала закончена, Харлоу, сидевший в больничном коридоре, выглядел слишком спокойным и невозмутимым. Даже покуривал сигарету. Задумчивым взором поглядывая на дверь в дальнем конце коридора.
За этой дверью, всем своим видом демонстрируя недоверие и замешательство, Макелпайн разговаривал с врачом, доброжелательным пожилым бородачом за столом напротив.
— Не может быть! — сказал Макелпайн. — Не может этого быть! Исключено!
— Исключено или нет — я только констатирую факт. Мой опытнейший коллега проверил дважды. Алкоголя в крови не больше, чем у человека, который всю жизнь был заядлым трезвенником.
Макелпайн покачал головой.
— Не может этого быть. Послушайте, профессор, у меня есть доказательства.
— Для нас, врачей, нет ничего невозможного. Скорость усвоения алкоголя у различных людей разная. Вы даже не поверите мне, если я скажу, насколько она различна. И у такого молодого и явно здорового парня, как ваш друг…
— Но глаза!.. Вы видели его глаза? Мутные, налитые кровью…
— Ну, на это могло быть полдюжины различных причин…
— А расстройство зрения?
— Глаза у него нормальные. Насколько хорошо он видит, сказать пока трудно. Иногда глаза сами по себе совершенно здоровы, но поврежден зрительный нерв. — Доктор поднялся. — Я бы сделал целую серию проб. Но, к сожалению, не могу, ждут в операционной. Может быть, молодой человек зайдет сюда вечером, часиков в семь?
Макелпайн кивнул — обязательно зайдет, поблагодарил врача и вышел. Подойдя к Харлоу, взглянул на сигарету, которую тот держал в руке, — ни малейшего намека на дрожь. Оба молча вышли из больницы, сели в машину шефа и поехали обратно по дороге в Монцу.
Харлоу первый нарушил тягостную паузу:
— Не считаете ли, — начал он кротким голосом, — что мне, как лицу заинтересованному, полагалось бы знать, что сказал врач?
— Пока ничего, — отрывисто бросил Макелпайн. — Хочет провести серию проб. Первая — сегодня вечером, в семь часов.
— Думаю, вряд ли это нужно, — все тем же голосом возразил Джонни.
Макелпайн вопросительно посмотрел на него.
— Как это понимать?
— В полумиле отсюда небольшая закусочная. Остановите, пожалуйста, там. Нам нужно кое о чем поговорить…
В семь вечера (то есть когда Харлоу должен был находиться в больнице) Даннет сидел в номере у Макелпайна. Оба выглядели, как на похоронах.
Даннет сокрушался:
— О, Боже мой, Джеймс! Неужели он вам так и сказал?
— Именно так и сказал… Нечего, мол, играть в прятки. Нервы сдали, карьера окончена… Один Бог знает, сколько мужества понадобилось парню, чтобы сообщить все это.
— А как насчет виски?
Макелпайн отхлебнул из своего бокала.
— А насчет виски… Говорит, что терпеть не может это чертово зелье и благодарен, что есть причина никогда не дотрагиваться до него.
Теперь настала очередь Даннета приложиться к своему бокалу.
— И что же теперь с ним будет, с нашим бедолагой? Только не подумайте, Джеймс, я прекрасно понимаю, чего это вам стоит. Вы теряете лучшего гонщика… Но сейчас меня больше беспокоит Джонни.
— Меня тоже. Но что делать? Что делать?!
А человек, послуживший причиной всех этих переживаний, проявлял удивительную невозмутимость. Если учесть, что команда из–за него потерпела сокрушительнейшее поражение в истории автогонок, то Джонни выглядел довольно бодро. Завязывая перед зеркалом галстук, он даже насвистывал, иногда умолкая и улыбаясь какой–то своей затаенной мысли. Наконец он надел куртку, спустился в холл, заказал в баре стакан оранджа и сел за ближайший столик.
Не успел отпить и глотка, как в холл вошла Мэри и уселась рядом. Обеими руками она крепко сжала руку парня.
— Джонни! — прошептала она. — О, Джонни!
Харлоу печально взглянул на девушку.
Она продолжала:
— Папа мне только что все сказал… Что теперь нам делать Джонни?
— Нам?
Она помолчала, испытующе глядя на Харлоу, потом отвела взгляд.
— В один день потерять двух лучших друзей…
Глаза ее были сухи, но голос дрожал.
— Двух лучших друзей? Кого ты имеешь в виду?
— Я думала, что ты знаешь… У Генри неважно с сердцем. Он вынужден бросить работу.
— Генри? О, Боже! — Харлоу сжал ее руки. — Бедный старина Генри! Что же с ним теперь будет?
— Насчет его судьбы можно не беспокоиться! Папа устраивает его у себя в Марселе.
— Ну, в таком случае, это, пожалуй, к лучшему. Генри уже тяжеловато справляться с такой нагрузкой, какую приходится нести здесь.
Несколько секунд Харлоу сидел погруженный в глубокую задумчивость, потом сказал:
— Знаешь, Мэри, я ведь тебя люблю. Ты должна знать. Но… Минутку! Сейчас вернусь.
Харлоу поднялся к боссу. Там оказался и Даннет, у которого был такой вид, будто величайших усилий ему стоило не разразиться гневом. Макелпайн выглядел сильно расстроенным. Он то и дело тряс головой.
— Нет, нет и нет! Ни за что! Ни при каких обстоятельствах! Таких вещей не делают! Сегодня он бьет рекорды, а завтра тащит по тем же дорогам транспортировщик? Допустить такое — значит стать посмешищем в глазах всей Европы!
— Возможно, вы правы. — Голос Харлоу прозвучал без тени горечи. — Только неужели вы считаете меньшим позором, если бы люди узнали о действительной причине моего ухода, мистер Макелпайн?
— “Мистер Макелпайн! Мистер Макелпайн!” — обиделся тот. — Я по–прежнему для вас Джеймс, мой мальчик. И всегда был Джеймсом.
— Но больше не будете, сэр. Можно объяснить мой уход расстройством зрения. Сказать, что я остался при вас как специалист–консультант. Это же вполне естественно. Кроме того, как вы действительно обойдетесь без водителя?
Шеф медленно покачал головой, давая понять, что решение окончательно.
— Джонни Харлоу никогда не будет шофером ни одного из моих транспортировщиков. И точка!
С этими словами Макелпайн накрыл лицо руками. Харлоу взглянул на Даннета, тот резким движением указал ему на дверь. Харлоу кивнул и вышел.
После нескольких секунд томительного молчания журналист сказал бесстрастным голосом, тщательно подбирая слова:
— Вы и на мне поставили точку. Ну что ж, прощайте, Джеймс. Общаться с вами мне всегда было в радость. Всегда, кроме этих последних минут…
Макелпайн отнял руки от лица, медленно поднял голову, с удивлением уставился на Даннета.
— Что это значит, Алексис? Я вас не понял.
— Что же тут непонятного? Мне вовсе не по здоровью расстраиваться при одной мысли о том, что вы наделали. Ведь для этого мальчика автотранспорт — вся жизнь. Это то, что он умеет и знает. А теперь в целом мире ему нету места. И еще я хотел бы напомнить вам, Джеймс Макелпайн, что за четыре коротких года “коронадо” из никому не ведомой рядовой машины превратился в прославленный гоночный автомобиль, в чемпиона Гран—При. И благодаря чему? Благодаря только несравненному таланту парня, которому вы только что указали на дверь. Не вы, Джеймс, отнюдь не вы, а именно Джонни Харлоу создал “коронадо”. Но как же, скажите на милость, допустить, чтобы ваше имя связали с провалом. И Джонни стал вам больше не нужен. Вы выбросили его. как изношенную вещь. Надеюсь, сегодня вы будете спать спокойно, мистер Макелпайн! Еще бы! У вас есть все основания гордиться собой!1
Даннет повернулся, намереваясь уйти. Чуть ли не со слезами на глазах Макелпайн тихо произнес:
— Алексис!..
Даннет оглянулся.
Макелпайн сказал:
— Если вы когда–нибудь еще заговорите со мной в подобном тоне, я сверну вам шею. Я устал, смертельно устал. Хочу немного вздремнуть до обеда. Ступайте и скажите этому парню, — дьявол его бери! — что он может занимать любую должность в команде “Коронадо”, вплоть до моей, если ему угодно!
— Я сознаю, что был чертовски груб с вами, — сказал Даннет. — Примите мои извинения… И огромное вам спасибо, Джеймс!
Шеф слабо улыбнулся.
— Значит, я снова не “мистер Макелпайн”?
— Я же сказал вам: “Спасибо, Джеймс!”
Они улыбнулись друг другу, Даннет вышел, тихонько прикрыв за собою дверь.
Он спустился в холл, где Харлоу и Мэри сидели, не дотронувшись до своих стаканов. Атмосфера глубокой подавленности и уныния, повисшая над их столом, была почти осязаемой. Даннет поднял свой стакан, широко улыбаясь:
— За здоровье водителя самого скоростного транспортировщика в Европе!
Харлоу не притронулся к питью.
— Алексис, сегодня я менее всего расположен к шуткам.
Даннет весело засмеялся:
— Мистер Макелпайн внезапно и решительно изменил свои намерения. Его последними словами были: “Ступайте и скажите этому парню, — дьявол его побери! — что он может занимать любую должность в команде “Коронадо”, вплоть до моей, если ему угодно”.
Харлоу покачал головой, Даннет быстро добавил:
— Честное слово, Джонни! Не разыгрываю!
Харлоу снова покачал головой.
— Я не сомневаюсь, Алексис. Я просто ошеломлен. Как вам удалось, черт возьми? Впрочем, не говорите, может, так оно и лучше. — Он едва заметно улыбнулся. — Только я не уверен, что мне действительно хочется занять должность босса.
— О, Джонни! — глаза Мэри наполнились слезами. Но это не были горькие слезы. Она поднялась, обняла его за шею и поцеловала в щеку. Харлоу вздрогнул от неожиданности, но смущенным не выглядел.
— Молодец, девочка! — одобрительно заметил журналист. — Последнее “прости” водителю самой скоростной грузовой машины в Европе!
Она вскинула на него глаза.
— Что вы имеете в виду?
— Транспортировщик сегодня вечером отправляется в Марсель. И кто–то должен его вести. А кто водит транспортировщик? Естественно, водитель.
— О, Боже ты мой! — вырвалось у Харлоу. — Об этом я не подумал! Уже сегодня?