– Так вы не имеете к нам претензий? – поинтересовалась я, он усмехнулся.
– Какие могут быть претензии, – он пошел на выход, я – закрыть за ним дверь. – Положение дел сразу изменилось, как только объявился ваш друг. Что же вы о нем молчали?
– Не хотелось вскрывать подробности своей личной жизни.
– Она у вас, судя по всему, насыщенная, – он усмехнулся, и я даже слегка покраснела, – в любом случае, вам стоит сказать ему спасибо.
– Непременно так и поступлю.
Усмехнувшись, Старков покинул номер, а я явственно пришла к выводу, что, несмотря на вновь открывшиеся детали дела, которые меня оправдывают, Валерий Геннадьевич вовсе не спешит списывать меня со счетов. Подозревает, что все это чистой воды подстава? Возможно, он что-то узнал о Тимуре, вот и не спешит верить всему происходящему. Я бы тоже была не прочь узнать, и он, словно почуяв это, объявился через пару часов после визита Старкова. Мы как раз возвращались с пляжа, я была в купальнике и полупрозрачной тунике до колен, Тимур стоял у входа в отель, привалившись на свой джип, и меня окинул таким взглядом, словно я шла обнаженной. Девчонки от этого взгляда застопорились, а я напомнила себе об обещании держаться на расстоянии. Оно было верно во всех отношениях: от Тимура одни неприятности, а маменька и так слишком настороженно разговаривала со мной последние пару дней, видимо, за все годы у нее появилось чутье на мои неприятности. Пока нам с Иркой удавалось придерживаться версии, что мы самые счастливые и безмятежные из всех отдыхающих вокруг, но с Тимуром определенно стоит быть настороже, как бы он не втянул меня еще во что.
– Привет, – между тем ухмыльнулся он.
– Кого ждешь?
– Не сложно догадаться. Покатаемся?
– Нет желания.
– После того, что между нами было?
Переглянувшись, девчонки затоптались на месте, я вздохнула, отдавая Ирке сумку с полотенцем. Они нас покинули, забравшись в машину, я вяло поинтересовалась:
– Куда поедем?
– Не вижу радости во взгляде.
– А повод?
– С тебя же сняли обвинение в убийстве, разве нет? И твои подруги вне подозрений.
– Ты действовал нечестно. Слышал выражение: истина превыше всего?
– Ага, а еще я слышал выражение, что истина в вине. Эти средневековые ребята сами не могли ни в чем определиться.
– Тем не менее, мы могли выпутаться, не прибегая ко лжи.
– Спорный вопрос, – не согласился Тимур, встраиваясь в поток машин, – у следователя, наверняка, и так дел невпроворот, а тут классический случай: парень, возлюбленная и любовница.
– Мы с Ромой не любовники.
– Брось, я видел, как он смотрел на тебя и на меня, когда я вдохновенно цитировал один из любовных романов, специально купленный перед походом в твой номер. Так смотрят только любовники. Сознайся, парень залез к тебе в постель?
– Не твоего ума дела, – категорично ответила я.
– Значит, точно залез. Потому и терся все время около тебя. Наверняка, не объявись я, стал бы тебя защищать, и уж явно не от большой безответной любви.
– Тебе не понять.
– Безусловно, я же не залез к тебе в постель.
– А хочется? – съязвила я.
– Даже не представляешь, как. А уж, глядя на тебя в этой полупрозначной кофте… Можешь проверить степень моей готовности.
– Что ты, я со слов верю, ты парень хоть куда.
Тимур рассмеялся, качая головой, и съехал на обочину возле кафе.
– Пообедаем? – посмотрел вопросительно, – я весьма голоден.
Я пожала плечами.
– Можно.
Разместившись за маленьким столиком друг напротив друга, мы стали сверлить взглядом один другого. Официант, подошедший к нам, даже слегка растерялся, мы сделали заказ, продолжая наши игры, и он спешно удалился. Смотреть на такого парня, как Тимур, долго тяжело, начинаешь слепнуть от красоты и увядать в собственном убожестве. Это при том, что я-то вроде как тоже вполне себе красотка. Я поморщилась оттого, что вместо того, чтобы думать об убийстве, постоянно думаю о Тимуре. Он расценил это по-своему.
– Не нравлюсь я тебе?
– Скорее, мне не нравится, когда мне дурят голову.
Он снова рассмеялся, я разозлилась.
– Считаешь себя суперменом? – поинтересовалась у него язвительно, – этакий идеальный герой.
Тимур посмотрел на меня чересчур внимательно, но тут, на счастье, принесли наш заказ, так что пришлось отвлечься. Я стала вяло жевать, он же принялся есть с аппетитом.
– Отвечаю на твой вопрос, – заметил мне, уплетая свой обед, – я не считаю себя ни идеальным, ни героем. Я обычный человек, и во мне, как в любом, есть и положительные, и отрицательные стороны. Я совершаю ошибки, а иногда даже поддаюсь мечтам, глядя на звезды.
– Действительно, ничего необычного, – пробурчала я, он вздохнул, качая головой.
– А ты что думала услышать?
– Не знаю. Может, подробности из жизни.
– Мы не настолько близки. Или пьяны, – хмыкнул он.
– Напиться не проблема, – высказалась я, Тимур покосился с хитрецой.
– Ты доступная, когда пьяная?
– У тебя есть шанс узнать.
Он немного подумал, разглядывая меня, потом кивнул и позвал официанта.
– Что будем пить? – спросил у меня.
– Вино, – пожала я плечами.
Вино нам принесли, и мы распили бутылку за незначительными разговорами, потом заказали вторую и побрели с ней к пляжу, в конце концов, это просто преступление не выпить вина на берегу, когда находишься у моря. Момента романтичней сыскать было невозможно: начинался закат, дул теплый ветер, мы сидели на песке, пили вино и смотрели на горизонт. Я начала впадать в романтическое состояние духа, но тут Тимур поинтересовался:
– Ты достаточно пьяна?
– Для чего? – нахмурилась я.
– Для откровения. Кажется, мы пили, чтобы поделиться подробностями личной жизни.
– Я думала, ты будешь делиться.
– Зачем бы мне тогда поить тебя?
– Тоже верно, – покивала я, – и что ты хочешь знать?
Тимур пожал плечами.
– Расскажи о себе: о детстве, как росла, как училась.
– Шутишь? – скривилась я, – в моей жизни ничего выдающегося не наблюдается.
– Я бы так не сказал.
– То есть?
– Я поинтересовался тобой, оказалось, ты весьма разносторонняя личность.
– Что значит, поинтересовался?
– То и значит, – пожал он плечами, – предпочитаю знать, с кем имею дело.
– Тогда что ты хочешь услышать, раз уже все знаешь?
– Как тебя заносило то туда, то сюда, – рассмеялся он, я пожала плечами, углубляясь в воспоминания.
Надо сказать, выразился Тимур весьма точно: шатало меня из стороны в сторону. Все мое неустройство жизни уходило корнями в детство, так что любому психологу было бы с чем поработать. Росла я в семье, где отец бывший военный, а мать – женщина высоких нравов. Родителей я, конечно, любила, но не заладилось у нас с детства, потому что интересы начали расходиться уже тогда. Будь я мальчиком, вопросов бы не возникло: карьера военного была бы обеспечена мне с пеленок. Но я родилась девочкой, причем далекой от высоких культурных уровней. Сколько мама ни старалась привить мне этикет нормального, как она говорила, человека, ничего у нее не вышло. Я с детства шаталась с местными пацанами по стройкам и заброшенным зданиям, играла в войнушку, одевалась абы как и отрицала любые культурные обороты. Никакие наказания и мольбы не действовали. После очередной взбучки или слез я ненадолго затихала, даже давала себе обещания, что буду жить так, как хотят родители, но спустя месяц снова носилась с пацанами по гаражам. Родители с ужасом ждали окончания школы, и тут я тоже блеснула: ушла после девятого класса в техникум и два года осваивала профессию повара. Мама хваталась за сердце, будучи уверенной, что я закончу на помойке с шприцем в вене. Папа смирился, но ответственно заявил, что я обязана получить высшее образование. Тут надо заметить, что несмотря на разгильдяйство и упрямство, училась я всегда хорошо, науки давались мне легко, и я умудрилась окончить и школу, и техникум без троек. После папа пристроил меня в институт на юридический факультет вместе с Иркой. До этого мы особенно не дружили, хоть и учились вместе в школе, а тут сблизились. В институте мне было скучно, к тому же отец меня контролировал, он вел там военную кафедру. С трудом я просидела два месяца, после чего забрала документы. Естественно, дома был очередной скандал, мама пила капли, папа сетовал на судьбу, подарившую им такую непутевую дочь. Меня же все устраивало, но чтобы не огорчать их, я решила куда-нибудь пристроиться и неожиданно для самой себя попала в молодежный театр. Я работала там на подхвате, несколько раз выступила с маленькими ролями, а ближе к лету даже получила роль второго плана. Но как только наступили теплые деньки, мне стало невыносимо торчать в театре, и я бросила его ради гуляний и поездок. Родители махнули на меня рукой, даже не пытаясь воспитывать, и я неожиданно из-за этого расстроилась. Решив, что пора бы взяться за ум, я подала документы на исторический факультет. Причина выбора была проста: историю я всегда знала, а главное, она была мне интересна. Экзамены я сдала на отлично, когда сообщила родителям, они долго не верили, папа даже прослезился. Правда, первое время обучения они напряженно ждали очередного фортеля, но я вдруг всерьез увлеклась. Продержалась я долго: аж три года, и, наверное, доучилась бы до конца, если бы не одно но. На третьем курсе я стала встречаться с парнем, который вместе с друзьями занимался раскопками. Мне показалось это занятие жутко интересным, и я отправилась с ними. Правда, быстро поняла, что раскопки не совсем обычные: мой возлюбленный оказался "черным следопытом", они с друзьями искали различные трофеи, оставшиеся с войны, а после нелегально их сбывали. Так как я была влюблена, то на незаконность мероприятия решила закрыть глаза, погрузившись, так сказать, в процесс. Он меня крайне увлекал, собираясь на очередное место, я штудировала все возможные книги, собирая данные, слухи и истории. Как оказалось, это в данном деле отнюдь не лишнее, мои знания пригодились: я проводила анализ местности, рассказывая, где лучше копать. В общем, стала полноправным членом команды, получая свои законные деньги за сбыт. Только я подумала, что жизнь налаживается, как грянул гром: летом после третьего курса всю нашу шайку замели. Сложно передать, что было с моими родителями: мама заявила, что дочери у нее больше нет. Нам грозили сроком, но в моем случае обошлось вылетом из института, отцу пришлось приложить свои связи. Естественно, наши отношения с тем парнем сошли на нет, я была посажена под домашний арест, а потом устроилась на работу в издательство. Помогла матушка, там у нее кто-то работал редактором. Дав себе слово стать хорошей работницей, я старалась его держать, чтобы не огорчать родителей. Прошло полгода, и они немного успокоились и даже стали меня выпускать на вечерние прогулки и в клуб раз в неделю, потом прошло еще полгода, и я была допущена к тому, чтобы выехать в отпуск к морю, но сестрице было строго-настрого наказано следить за мной. В свете последних событий можно смело сказать, что задание она провалила. Перспективы, ожидающие меня дома, удручали, возможно, поэтому я и не рвалась туда.
Так как пьяна я была изрядно, то историю поведала красочно и трепетно, Тимур задумчиво покачал головой.
– Интересно. Хотя, уверен, кое-что ты утаила. Но ладно, у каждого есть свои секреты.
– Теперь ты расскажи о своих.
Он рассмеялся.
– У меня все не так весело. В моей семье нас было трое детей, все пацаны, я старший. Мать растила нас одна, так что я рано пошел работать. В отличие от тебя, я, наоборот, хотел учиться, поэтому старательно готовился и поступил на физвос. Окончив институт, отправился в армию, отслужил, вернулся в Питер. Стал работать, сначала по разным местам, потом решил начать свой бизнес. В итоге открыл автосервис. Стал разрастаться: мойки, шиномонтаж, все в этом духе. Вот так и живу.
– В этой истории есть хоть слово правды? – покачала я головой.
– Целых три. Но, как я уже сказал, твоей истории я тоже до конца не верю.
– Вот и поговорили.
– Можно перейти и к делу.
– Ты о чем?
– Кажется, ты упоминала, что когда пьянеешь, становишься доступной.
Я фыркнула.
– Этого я не утверждала, предлагая тебе проверить.
– Я готов.
Он посмотрел на меня, взгляд его неуловимо изменился, что сразу привело меня в волнение.
– Не чувствую в себе никаких позывов, – ответила я с грустью, не до конца понимая, кого пытаюсь в этом уверить: себя или его, и даже решила подняться, памятуя о том, что произошло в номере. Тимур не дал мне этого сделать, ловко схватив за локоть, и уже через мгновенье был сверху. Рука его тут же оказалась на бедре под туникой. Сам он поцеловал меня в ямочку между ключиц, я неровно вздохнула, подавшись телом вперед, и он посмотрел на меня хитрым взглядом.
– Кажется, позывы появились, – усмехнулся он, но я дала себе слово держаться и сурово сказала:
– Отпусти меня, или тебе же будет хуже.
– Я тебе не нравлюсь?
– Ты знаешь, что нравишься всем женщинам независимо от возраста и семейного положения.
– Тогда в чем проблема?
– Я тебя совсем не знаю. А спать со всеми подряд не входит в мои привычки.
– Мы же неплохо поболтали только что.
– Слезай, говорю, – цыкнула я на него. Рассмеявшись, он отстранился и сел. Я поблагодарила за это небеса, продолжи он атаку, вряд ли бы я нашла в себе силы устоять. Пригладив волосы рукой, Тимур с иронией заявил:
– Раз большой любви не намечается, хочу предложить тебе сделку.
– Сделку? – я тоже села и уставилась на него.
– Смотри, что получается. О Мадянкине мы оба рассказать не можем, так как загремим тоже оба. Выходит, ты моя должница, ведь от тюрьмы я тебя спас.
– Так и думала, что не просто так, – хмыкнула я.
– Видишь, какая ты прозорливая. Твоя биография меня заинтересовала, мой осведомитель сказал, что после того, как ты появилась в этой шайке кладоискателей-любителей, их добыча увеличилась чуть ли не в разы. И если бы вы смогли правильно организовать свою деятельность, выбрались бы из грязи в князи очень быстро, заняв неплохое положение в своем городке.
– Мы были подростками-романтиками, – хмыкнула я.
– Это ты была такой, ребята, между прочим, толкали найденные вещицы, на что тоже нужна смелость и связи, тем более в таком маленьком городишке, как ваш. Вам не повезло, пареньки огребли, ты ограничилась отчислением из института. Бизнес, так сказать, загнулся, но знания-то при тебе.
– Ты, что, хочешь что-то откопать? – не поверила я.
– В точку, – усмехнулся Тимур, – мне нужно найти одну весьма определенную вещь.
– Можно поинтересоваться, какую?
– Прежде чем посвящать тебя в детали, я должен получить твое согласие.
– У меня есть выбор? – хмыкнула я, он неопределенно повел головой.
– С моей стороны было бы глупо приехать к следователю и сознаться, что я, покрывая тебя, придумал ту ночь и подкупил свидетелей, как считаешь?
– То есть ты рассчитываешь только на то, что я буду чувствовать себя обязанной тебе?
– Ты этого терпеть не можешь, так что согласишься.
– Ты вообще слушал, что я тебе рассказывала? Я только и делаю, что бегаю от ответственности.
Он снова пожал плечами.
– Так каков твой ответ?
Посверлив его взглядом, я уставилась на воду. Как ни странно, Тимур был прав: по отношению к нему мне не хотелось чувствовать себя обязанной. Основывалось это нежелание на двух факторах: во-первых, он не так прост, даже опасен, потому долг может припомнить в любой момент. А во-вторых… Он мне нравился, слишком нравился, чтобы мы находились с ним в неравных позициях. Ему, конечно, об этом знать не стоит. И вообще, дураку понятно: между нами быть ничего не может, в моих интересах разделаться со всеми долгами перед ним и порвать любые отношения.
– Вот что, – повернулась я к нему, – я согласна помочь тебе, но хотелось бы внести ясность. Мы заключаем деловой союз, который не предполагает никаких других взаимоотношений. Я буду искать эту твою вещицу, а когда мы найдем ее, то будем квиты. Соответственно, разойдемся, как в море корабли, и больше не появимся в жизни друг друга.
Я протянула ему руку, он немного подумал, разглядывая меня, потом пожал ее.
– Идет, – кинул мне и, поднявшись, потянулся. Я с трудом сдержалась, чтобы не уставиться на его тело. Поднявшись следом, спросила:
– Каков наш план?
– Искать вещицу будем не здесь. Так что для начала заедем в отель, возьмешь кое-какие шмотки, боюсь в таком виде ты пригодна для чего угодно, только не для раскопок. Хотя я бы посмотрел, – он ухмыльнулся, а я ему напомнила:
– Мы только партнеры, не забывай.
– Социальные ограничения мечте не помеха.
Покачав головой, я направилась к машине. Через некоторое время я уже была в номере, девчонок не оказалось, и я этому даже порадовалась, меньше всего хотелось пускаться в долгие объяснения. Я написала им пространную записку о том, что мы с Тимуром некоторое время хотим побыть вместе, потому скроемся ото всех неподалеку. Телефон буду включать по мере необходимости. Некоторое время я раздумывала, как к данному развитию событий отнесется Старков, если узнает, но потом махнула рукой. В конце концов, я же буду на связи, значит, в крайнем случае, он меня разыщет. Бумаг о невыезде я не подписывала, следовательно, против закона не иду. Переодевшись в шорты, майку и кеды, я собрала в рюкзак вещи и вернулась к Тимуру. Он ждал меня возле машины. Некстати я подумала о том, что убийцу Алины так и не нашли, значит, расследование идет полным ходом. Кто ее убил, по-прежнему оставалось загадкой, а главное, за что и не связано ли это с Мадянкиным? Скорее всего, нет, иначе вопрос по нему так или иначе уже бы всплыл. Последнее слово напомнило мне о том, где покоится сам дядечка, и я скорчила мину. Тимур в очередной раз расценил мое выражение лица по-своему.
– Ты жутко недовольна происходящим, – высказался он, когда я села в машину.
– Чему тут быть довольным? Я прячу трупы, меня обвиняют в убийстве, а теперь еще придется вернуться к незаконной деятельности, за которую я тоже немало огребла в свое время.
– За это не переживай, безопасность дела я беру на себя.
– Сеня тоже так говорил.
– Это твой парень-копатель?
– Ага.
– Могу тебя заверить, что он не идет со мной ни в какое сравнение.
– Все-таки ты самоуверенный сукин сын.
– И снова воспринимаю это как комплимент.
Я только головой покачала.
– Теперь ты можешь рассказать, что это за таинственная вещь, которую мы будем искать?
– Медальон.
– Именной?
– Не совсем. У моего хорошего друга во время гражданской войны в этих местах погиб прадед, медальон принадлежал ему.
– Твой друг знает, где конкретно? В каком году?
– Толком он ничего не знает. Как ты понимаешь, в глаза его ни разу не видел.
– Хорошо, но какие-то данные есть? Имя, фамилия, кем служил? Писал же он письма домой?
– Ларин Роман Сергеевич, 1890-го года рождения. Их батальон базировался в поселке не так далеко отсюда, там же он и погиб. Останки его найдены не были, предположительно, захоронен в братской могиле.