С т р е п е т о в а. Зрители и меня любили, не мне тебе об этом говорить.
С а в и н а. Студенты, молодежь… А меня партер на руках носил, при дворе уважали. Да и молодежь жалует…
С т р е п е т о в а. Что ж, твое счастье.
С а в и н а. Счастье… Да… А вот сыграть Лизавету, Катерину в «Грозе», как ты, — не могу. Может, и попыталась бы, да страшно.
С т р е п е т о в а. Чего тебе бояться-то?
С а в и н а. Да ведь сразу с тобой сравнивать начнут. А мне это ни к чему. Себя терять нельзя. Меня ведь какую любят? Легкую, веселую, изящную. Чуть всерьез, чуть в глубину — сразу отворачиваются: не узнают свою Савину.
С т р е п е т о в а. Меня за другое любили.
С а в и н а. Ты людям душу переворачивала. Что скрывать?! Другой раз увижу тебя из-за кулис и завидую! Слушаю тебя, слышу, как зал замирает, и… ненавижу тебя… Ненавижу, потому что не посмею так да и не смогу.
С т р е п е т о в а. Мне — завидовать? Ты? Что уж мне завидовать?..
С а в и н а. Я как узнала о твоей болезни, места себе не нахожу. Два раза на извозчика садилась. Доеду до твоего дома — и обратно. Боялась — выгонишь. И вот — собралась с духом. Не хочу, чтобы ты ненависть свою ко мне сохранила…
С т р е п е т о в а. …с собой в могилу унесла…
С а в и н а. Что ты говоришь… Ты еще…
С т р е п е т о в а. Оставь, Марья Гавриловна, к чему слова. Ты от меня домой да в театр — перед публикой красоваться, а у меня другая дорога — на погост. Да и ладно. Пожила свое. Устала.
С а в и н а. Я с врачами говорила…
С т р е п е т о в а. Ну и врут. Я и без них знаю. Отжила. Да и ты знаешь. Потому и прискакала. Страх взял, что я перед божьим престолом скажу. Не осужу ли тебя. Не бойся. Нет во мне ненависти к людям. Мне господь всего отпустил. Сверх меры — и любви, и счастья, и горя. И возносил до небес и казнил жестоко. Значит, заслужила…
С а в и н а. Все мы под богом ходим, Полина Антипьевна.
С т р е п е т о в а. Ты-то под ним весело ходишь. А я тут сижу одна и думаю, думаю… Чем я так перед театром провинилась, что стерли меня в порошок, на нет свели?
С а в и н а. Времена другие пошли. Публика от театра не потрясения ждет, а отдыха, развлечения. Не хочет, чтобы душу ей наизнанку выворачивали. А уж если народное что-нибудь, так чтобы красиво, нарядно, весело.
С т р е п е т о в а. Умна ты, Гавриловна. Да неужто сама так думаешь?
С а в и н а. Я — актриса. Я к театру, как каторжник к тачке, прикована. Куда тачка, туда и я. Если бы за Островского ратовала, как ты да Писарев, давно бы меня отвергли. А что пустяки играю, да я в тех пустяках всю себя выкладываю, и хоть ерунда, а все одно Савина остается Савиной. Да ведь не только пустяки! И Тургенева играю да и того же Островского… А в глупых пьесах свое говорю, не глупости…
С т р е п е т о в а. Уверена ты в себе, Марья Гавриловна…
С а в и н а. Прости меня, дуру, вроде расхвасталась. Да нет, у самой наболело. Не за тем я пришла…
С т р е п е т о в а. Что ж, говори.
С а в и н а. А пришла я сказать, что низко кланяюсь я тебе, Полина Антипьевна. И поверь, не забудет русский театр ни твою Лизавету, ни Катерину, никогда не забудет великую Стрепетову!
С т р е п е т о в а (не сразу, очень тихо). Спасибо тебе, Маша.
С а в и н а. Господи! Мы ведь подругами могли быть!.. Я до сих пор в сердце своем ношу те дни, когда мы с тобой только начинали… Почему мы врагами стали?! Кому это нужно? А, Поля?
С т р е п е т о в а (тихо). Не знаю, Маша, не знаю…
С а в и н а. Были две девчонки, влюбленные в театр. Все ему отдали… А он ломал их, ломал по-своему. Я, может, податливей была, меня и скроил по своему подобью. А тебя — сломал.
С т р е п е т о в а. Сломал… Только не думай: я не жалею. Лучше сломаться, чем согнуться.
С а в и н а. А я не гнулась! Я всю жизнь служила театру!
С т р е п е т о в а. А я — народу! Прощай, Маша. Ненависти у меня к тебе нет. Ступай с богом. Прощай.
С а в и н а уходит.
(Негромко.)
Входит П и с а р е в.
П и с а р е в. Третьего октября тысяча девятьсот третьего года она умерла. Умерла моя Поля. Что могут сказать о ее великом таланте пожелтевшие страницы газет, фотографии?.. Искусство актера умирает, как только он покидает сцену. Может, когда-нибудь только что родившийся синематограф спасет артистов от забвения. Но мы, те, кто жил до него, останемся немы перед будущим. Что ж, будем утешаться тем, что оставили след в сердцах современников, будили в них совесть, сочувствие к обездоленным, ненависть к насилию. Мы свое дело сделали. Сделала его и моя Поля, Пелагея Антипьевна Стрепетова. Великая Стрепетова!
Конец
1978 г.
И. Кузнецов
ПРЕДСТАВЛЕНИЕ О РАДОМИРЕ
(Ученик лекаря)
Пьеса в двух частях
Действующие лица
Кукеры.
Радомир.
Тодорка.
Вазили — царский лекарь.
Царевна Марина.
Гроздан.
Стоян.
Коста — царский библиотекарь.
Кавас — воевода.
Царь.
Принц Генрих.
Мать Тодорки.
Мать Радомира.
Дед Камен.
Хозяин корчмы.
Часть первая
На сцене к у к е р ы. Они танцуют традиционный танец кукеров. Когда кончается танец, они выходят вперед.
С т а р ш и й к у к е р (поет).
К у к е р ы.
С т а р ш и й к у к е р.
К у к е р ы.
С т а р ш и й к у к е р.
К у к е р ы.
Входит Р а д о м и р.
Р а д о м и р. А вот кому порошок молодильный? Один порошок проглотишь — на пять лет помолодеешь, два порошка — на десять!
С т а р ш и й к у к е р. Эй, Радомир! Не надоело тебе бездельничать? Плутнями промышлять? Не пора ли за дело взяться?
Р а д о м и р. А за какое дело, старик? Посоветуй!
С т а р ш и й к у к е р. Отец твой рыбаком был. Разве плохое дело?
Р а д о м и р. Что говорить, дело хорошее. Да только рыбу, которую он ловил, на стол другим подавали.
С т а р ш и й к у к е р. Займись крестьянством. Хлеб будешь сеять.
Р а д о м и р. Я буду хлеб сеять, а помещик с меня три шкуры драть. Не хочу в кабалу идти.
С т а р ш и й к у к е р. Иди в солдаты. Солдатам хорошо платят.
Р а д о м и р. В солдаты? Нет, не по мне чужую кровь проливать. Да и свою что-то не хочется.
С т а р ш и й к у к е р. Да… Видно, не по тебе честным трудом хлеб зарабатывать.
Р а д о м и р. А зачем?
Входит К о с т а. Останавливается в стороне.
На свете простаков хватает, знай только, как их обойти. (Громко.) А вот кому порошок молодильный? Один порошок проглотишь — на пять лет помолодеешь! Персидский корень для дурнушек! Три гроша корешок, не успеешь оглянуться — от женихов отбоя нет. Индийский камень от любой хвори! На шею наденешь и носи: никакая болезнь не возьмет.
Кукеры окружают Радомира. К нему подходит д р я х л ы й с т а р и к, которого изображает один из кукеров.
C т а р и к. А не врешь? Помолодею?
Р а д о м и р. А как же?! На себе испытал. Три порошка принял, на пятнадцать лет помолодел!
C т а р и к. А дорого?
Р а д о м и р. Два гроша порошок. Только много не бери, не ровен час в люльке окажешься, соску запросишь!
C т а р и к. Ладно, давай два порошка, один мне, другой старухе. Молодеть, так вместе. (Дает ему деньги.)
К Радомиру подходит переодетый д е в и ц е й кукер.
Д е в и ц а. А корешок индийский почем?
Р а д о м и р. Три гроша, красавица! Всего три гроша!
Д е в и ц а. Какая я красавица?! Смеешься надо мной?
Р а д о м и р. Корешок купишь, считай, что уже красавица.
Д е в и ц а. Дорого больно — три гроша!
Р а д о м и р. Три гроша за то, чтобы красавицей стать, — дорого? Ладно, давай два!
Д е в и ц а. А что с ним делать, с корешком этим?
Р а д о м и р. Потри на терке, с медом смешай да и натирайся!
Д е в и ц а берет корешок, дает деньги, уходит.
К Радомиру подходит Г р о з д а н.
Г р о з д а н. А от глупости у тебя есть средство?
Р а д о м и р. От глупости? А кто глуп-то? Ты, что ли?
Г р о з д а н (пожимает плечами). Да все говорят — глуп. Что ни скажешь — смеются.
Кукеры смеются.
Г р о з д а н. Вот видишь!
Р а д о м и р. Да, нехорошо!.. А ты молчи больше. Будешь молчать, тебя за умного считать будут.
Г р о з д а н. Пробовал. Не получается. Долго молчать не могу, слова из меня так и лезут. А скажешь — все гогочут.
Кукеры смеются.
Ну, чего хохочете? Чего? Вот так всегда.
Р а д о м и р. Придется помочь. Есть у меня одно средство. Для себя берег. Да уж так и быть, уступлю. Только дорого — десять грошей.
Г р о з д а н. Десять грошей — это мне тьфу. У меня отец богатый, ничего для меня не жалеет. Женить, говорит, тебя надо, да только кто за тебя пойдет? Больно ты глуп. Не обидно?
Р а д о м и р. Обидно, ничего не скажешь. (Протягивает ему мешочек.) Держи! Тут тридцать шариков, каждый день съедай по одному. Через месяц вся округа к тебе за советами ходить будет. Только начни завтра. Сегодня дурной вторник, лучше не начинать.
Г р о з д а н берет мешочек, отдает деньги, уходит.
(Старшему кукеру.) А ты говоришь! Пока на свете такие дураки не перевелись, с голоду не помру. Только лучше убраться поскорей, пока дурак не хватился.
С т а р ш и й к у к е р. Эх, Радомир, Радомир, хорошая у тебя голова, да, видно, не тому досталась.
К у к е р ы уходят. Уходит и К о с т а. Радомир собирает свои пожитки. Внезапно к нему подбегает Т о д о р к а.
Т о д о р к а. У тебя от любой хвори средство есть?
Р а д о м и р (смотрит на нее с восхищением). От любой, красавица.
Т о д о р к а. А человека, у которого ноги отнялись, можешь ходить заставить? Ну что уставился? Я тебя спрашиваю!
Р а д о м и р. О чем?
Т о д о р к а. Ты что, глухой? Если у человека ноги отнялись, можешь его ходить заставить?
Р а д о м и р. Как так — отнялись?
Т о д о р к а. А вот так. Ноги есть, а ходить не может.
Р а д о м и р (весело). Ну, если ноги есть, будет ходить. Есть у меня средство. Только дорого запрошу!
Т о д о р к а. Сколько же ты хочешь?
Р а д о м и р. Сто…
Т о д о р к а (испуганно). Сто?..
Р а д о м и р. Сто поцелуев и еще один впридачу.
Т о д о р к а. Чего захотел! Сто поцелуев… Нет, я тебе лучше козу отдам. Она не меньше золотого стоит. Молока дает больше коровы!
Р а д о м и р (смеется). Ладно, так и быть, тащи козу.
Т о д о р к а убегает. Вбегает Г р о з д а н.
Г р о з д а н. Ах ты негодяй, обманщик! Думаешь, я такой дурак! Нет, я не такой дурак! Ты что мне за шарики дал?
Р а д о м и р. Шарики? От глупости шарики.
Г р о з д а н. От глупости? Да это же козьи орешки!
Р а д о м и р. А ты уже пробовал?
Г р о з д а н. Насилу отплевался!
Р а д о м и р. А я что тебе сказал? Сегодня дурной вторник…
Г р о з д а н. Да они и в среду и в пятницу как были козьими орешками, так и будут.
Р а д о м и р. Один орешек съел, а уже поумнел малость. А все тридцать съешь, совсем мудрецом станешь! Сам царь тебя своим советником сделает.
Г р о з д а н. Сам царь… советником? Это от козьих орешков? Нет, уж теперь ты меня не проведешь! Я тебе покажу, как людей обманывать! (Убегает.)
Радомир смеется. Возвращается Т о д о р к а. Она толкает перед собой самодельную тележку, в которой сидит м а т ь Тодорки, еще молодая женщина. К тележке привязана коза.
Т о д о р к а. Это матушка моя. Два года как не ходит. Отца вражеские солдаты забрали, она за ним кинулась, да сразу и упала. С тех пор совсем ноги не держат. Есть у нас в городе лекарь Вазили. Он бы мог вылечить. Да только это сто золотых стоит. А где их взять?
Радомир задумчиво смотрит на Тодорку.
Ну что смотришь? Бери козу, давай твое снадобье.
М а т ь. Ах, Тодорка, что же мы без козы делать будем? Она одна наша кормилица. Совсем пропадем без нее.
Т о д о р к а. Зато ноги твои поправятся. А здоровая будешь — не пропадем. (Радомиру.) Ты что на меня так смотришь? Будто я чудо какое!
Р а д о м и р. Чудо! Сколько по свету брожу, а такой красивой ни разу не видел.
Т о д о р к а. Ладно врать-то… Есть покрасивей меня, да и наряжаются… не то что я — в тряпки дырявые…
Р а д о м и р. Нет, Тодорка, никто с тобой сравниться не может! Небось парни на тебя так и заглядываются.
Т о д о р к а. Что с того, что заглядываются? Я клятву дала: пока матушка на ноги не встанет, не бывать мне замужем.
М а т ь. Парни плясать зовут — не идет. А уж такая плясунья… Войдет в круг — все на нее только и глядят. А вот заладила: не пойду замуж — и все тут…
Т о д о р к а. Да что об этом говорить… Давай свое снадобье да забирай козу.
Р а д о м и р (качает головой). Нет, Тодорка, не возьму я твою козу. И нет у меня такого средства, чтобы твоей матери помочь.
Т о д о р к а. Как так — нету?
Р а д о м и р. А так… нету… простаков на свете много, вот я их глупостями и живу. А тебя обманывать не хочу.
Т о д о р к а (растерянно). Выходит, и я дурочка, если тебе поверила?
Р а д о м и р. Ты мать свою любишь.
Входят Г р о з д а н и с т р а ж н и к.