— Не споймают его? — спросил он отца.
— Не, барин ловкий, — покачал головой Федор. — Не поймают.
— Зачем Силантия берешь? Не надо, — сказал Митька.
— Ну это не твоего ума дело, — сказал Федор.
Дуня вытащила из печи большой чугун с картошкой и поставила на стол, за которым сидели все участники экспедиции. Смелков при свете керосиновой лампы разглядывал карту.
— Один человек нагадал мне, что погибну я не от пули. А было думал, что ошибся мой Ахмет, так его звали. Да нет. Спасибо Евдокии Петровне, выходила.
— За что Силантий стрелял в вас? — спросила Тася.
Зимин с сочувственной улыбкой следил за тем, как Тася, обжигаясь, очищала горячую картошку от кожуры.
— Силантий? За то, что вступился за Федора. А вот почему он убил Федора, не пойму. Золота мы намыли всего ничего…
— А где намыли? На Ардыбаше? — оторвался от карты Смелков. — Или это тайна старательская?
— Нет, какая тайна. На Медведянке старались.
— На Медведянке… — поморщился Смелков. — Разве там золото, на Медведянке. А до Ардыбаша не дошли?
— Пытали счастье и на Ардыбаше. Да только, как говорят старатели: поблазнило, да не далось. Дарьино золото — золотоискательские сказки.
Смелков усмехнулся.
— А вы верите в сказки? — спросил Зимин, внимательно поглядев на Смелкова.
— Я верю в науку, молодой человек. А сказки… К сказкам тоже невредно прислушиваться. Золото на Ардыбаше есть!
Куманин вытащил из чугуна горячую картофелину и, перебрасывая ее из одной руки в другую, вздохнул.
— Золото… поглядеть бы на него хоть разок!.. А бывает золото с такую картоху? — спросил он неожиданно.
Все засмеялись.
— Бывает и побольше, — улыбнулся Смелков.
Все сосредоточенно чистили картошку, а Зимин, задумавшись, поглядывал то на Тасю, то на Смелкова.
— Аркадий Николаевич, — сказал он, решившись, — по моей вине вы лишились рабочего, промывальщика. У меня есть кое-какой опыт, и если я вам подойду… Одним словом, предлагаю себя в ваше распоряжение.
— А вы давно в этих краях? — спросил Арсен.
— К сожалению, давно.
— Ну что ж. От помощи вашей не откажемся, — сказал Смелков. — Люди нам нужны.
Силантий придержал Агата на полянке и соскочил на землю. Вытащив из-за пояса топорик, он подошел к одному из деревьев, где на затесе стоял знак Зимина, и умелым ударом стесал его. Переходя от дерева к дереву, он уничтожал старые зарубки и делал новые затесы в разных направлениях, орудовал топориком с яростью, будто перед ним стояли не деревья, а его заклятые враги…
Экспедиция шла по заболоченному участку леса, среди стройных молодых березок. Митька вел лошадей, выбирая дорогу, и наконец связка лошадей остановилась на том месте, где недавно орудовал Силантий. Участники экспедиции разглядывали свежие следы топора.
— Надо полагать, — усмехнулся Арсен, — работа нашего Силантия.
— Наивная хитрость дикаря, — сказала Тася. — Он что же, не подозревает о существовании карты и компаса?
— Он не так наивен, этот дикарь, — сказал Зимин. — Несколько дней мы из-за него потеряем.
— Чего он добивается? — сказала Тася.
— Боится, что Кирилл Петрович к своему золоту нас приведет, — сказал Смелков.
— Силантий человек коварный, — помолчав, заметил Зимин. — Если он что-нибудь задумал, он не остановится ни перед чем.
Митька подозвал к себе Смелкова и показал крест у самого корня дерева.
— Отец эти зарубки делал. Видите? — Он подвел Смелкова к другому дереву и показал такую же зарубку. — Идти надо в обход болота, на север.
— С таким проводником нам никакой Силантий не страшен, — сказала Тася.
Митька с трудом удержал улыбку.
Длинные золотистые змейки взлетали вверх и исчезали в темноте, над жарко пылающим костром. Силантий сидел неподвижно, уставившись на пламя. Капли пота выступили у него на лбу, он расстегнул ворот рубахи, но от огня не отодвинулся. Внезапно он поднялся, выхватил из костра пылающую головешку и швырнул в темноту. И сразу вспыхнул сухой валежник. Силантий схватил еще одну головешку и с яростью бросил в другую сторону. И там вспыхнул огонь. Один за другим летели в тайгу пылающие факелы, поджигая сушняк.
Дымная мгла окутывала экспедицию, продвигавшуюся по тайге. Резало от дыма глаза. Шли на ощупь, перекликаясь, держась за веревку, один конец которой держал Митька, другой — шедший позади всех Куманин. Лошади шли в связке. Тропа огибала горный склон. За поворотом мгла поредела, люди стали различать друг друга. Смелков взглянул на компас — капля дождя упала на стекло.
Тася подняла голову. Капли падали ей на лицо, падали все быстрей, пока наконец не хлынул проливной дождь. Зимин догнал девушку, накинул на нее свой капюшон. Тася взглядом поблагодарила его. Тропа стала шире, они пошли рядом. Дождь стучал по брезенту плащей, по вьюкам, по крупам лошадей. Пожар в тайге затихал, дым оседал все ниже.
Экспедиция остановилась у неширокого, но очень глубокого ущелья, похожего на трещину в горах. Тропа обрывалась у моста, переброшенного через пропасть. Но моста не было. Черные, обугленные консоли торчали с обоих его краев.
— Надо думать, тоже работа Силантия, — сказал Смелков и, взглянув на карту, покачал головой. — В обход идти — пять дней потеряем.
Зимин подошел к обрыву.
— Предлагаю переправиться здесь, — сказал он.
Все удивленно посмотрели на него.
— На канатах? — спросил Смелков.
— Нет, — сказал Зимин. — По мосту.
Он вытащил топорик и ударил по оголенной до самого верха сосне, стоящей у обрыва. Арсен и Куманин вытащили топоры.
Когда дерево было подрублено, мужчины столкнули его, и оно упало, перекинувшись через пропасть.
Тася, замирая, следила за каждым движением Зимина, а тот, неожиданно подхватив Тасю на руки, шагнул вперед. Смелков хотел было его остановить, что-то крикнуть, но Зимин с Тасей на руках уже шел над пропастью. С замиранием сердца следили за ними участники экспедиции.
И еще один человек, которого они не видели…
Силантий медленно поднял винтовку. В прорези прицела отчетливо вырисовывались фигуры Зимина и девушки, доверчиво прижимающейся к его плечу. Силантий опустил винтовку. Девушка обнимала Зимина, прижимаясь к нему все крепче и крепче. Силантий снова поднял винтовку и снова опустил: не смог выстрелить в человека, несшего девушку через пропасть.
Зимин чуть покачнулся, и Куманин закрыл глаза. Когда он открыл их, Зимин и Тася были уже на другой стороне.
— А как же лошади? — крикнул Смелков.
— И лошади пройдут! — крикнул в ответ Зимин.
И начал рубить дерево, стоявшее на другой стороне пропасти.
Через полчаса, обрубив ветки, осторожно сняв вьюки, Куманин и Митька провели лошадей по импровизированному мосту.
Экспедиция остановилась на ночевку на берегу реки. Тася и Зимин разжигали костер.
— Как вам это пришло в голову? — спросила Тася.
— Я артиллерист. Однажды на маневрах я так переправил целую батарею. Пушки, — пояснил он ей, как маленькой.
Чуть в стороне, пристроившись у валуна, поросшего зеленым седоватым мхом, Митька чинил уздечку, а Куманин вырезал свистульку. Закончив работу, Куманин поднес ее к губам и засвистел.
— Перепелка, — угадал Митька.
Тася прислушалась.
— Перепелка… Совсем как у нас на даче под Питером.
— Под Питером… — вздохнул Зимин и усмехнулся. — Господи, как все это давно было. Я и забыл, какой он… Санкт-Петербург. Перед войной служил в Пензе… А на фронт не попал. Угодил на каторгу.
— За что?
— Стрелял в своего отца-командира.
— Убили? — испуганно спросила Тася.
— Нет… Ранил. Я никогда не отличался сентиментальностью, но смотреть, как он издевался над солдатами… не мог. Однажды он поставил моего вестового на три часа в ледяную воду. Ну, я и не выдержал… стрелял в него. Потом трибунал… каторга.
— Сколько вы пережили… — сочувственно произнесла Тася.
— Я ни о чем не жалею. И потом… Если бы я не оказался здесь, — Зимин взглянул на Тасю и закончил уже совсем тихо: — я не встретил бы вас.
— Мы могли познакомиться в Петрограде, — засмеялась Тася. — Девчонкой я обожала молодых офицеров.
— Могли, — засмеялся Зимин. — Но я в те времена был высокомерен и глуп. Вы не обратили бы на меня никакого внимания.
Послышалось глухое уханье совы.
— Сова, — сказал Митька, восторженно глядя на Куманина. — А ну-ка покажи еще раз.
Куманин сложил ладони особенным образом у губ, и снова послышалось совиное уханье. И в ту же минуту они услышали приглушенное ржанье лошадей.
— Чего это там? — насторожился Куманин.
— Может, медведь? — предположил Митька.
— Ну да? — покачал головой Куманин.
Они подошли к лошадям. Лошади стояли спокойно, меланхолически жуя сено.
— Куманин, — спросил Митька, поглаживая каурого жеребца с белой отметиной на лбу. — На геолога если учиться, долго?
Куманин присвистнул.
— Одной гимназии лет десять. Да там еще институты разные, академии.
— Да… — вздохнул Митька. — И думать нечего.
Он поглядел в сторону костра. Силуэты Таси и Зимина четко выделялись на фоне яркого пламени. Митька помрачнел. В свете костра волосы Таси казались золотыми. Она сидела, повернувшись к Зимину, обхватив колени длинными гибкими руками.
— Каторга… — тихо сказала Тася. — Я и представить себе не могу, что это такое…
Зимин молчал. Он вспоминал.
Из карьера мрамор вывозили на вагонетках. Каторжники в арестантских робах под палящим солнцем толкали тяжело груженные вагонетки по узким рельсам, ведущим к штабелям выработанного мрамора. Он, Зимин, работал в паре с молодым татарином Ахметом.
Невдалеке возле крыльца конторы стоял возок, запряженный парой низкорослых монгольских лошадок. К возку сзади был привязан большой кованый сундук. На высоком облучке дремал кучер.
— Слушай меня, офицер, — торопливо зашептал Ахметка. — Возок стоит, видишь? Другой такой случай не будет… совсем не будет. Хочешь бежать — сейчас бежать надо.
— С тобой, Ахметка? — спросил он.
— Ахметка не побежит. Ахметка потом побежит.
Они подкатили вагонетку к штабелю и стали выгружать мраморные плиты.
— Слушай меня, офицер. Казачка Дарья аллах забрал — Ахметка видел золото — самородки, как куриное яйцо.
— Зачем ты мне об этом говоришь?
— Ахметка верит офицеру. Офицер верит Ахметке?
— Верю.
— Офицер найдет золото, Ахметка найдет офицера.
— Как же я убегу?
— Ай-ай… Ученая голова, ничего не понимает… — И Ахметка кивнул на сундук, привязанный позади возка.
Ревизор Ружанский, изрядно подвыпивший, вышел из конторы карьера в сопровождении так же крепко подгулявшего жандарма. Облобызавшись с ревизором, жандарм усадил его в возок и, потеряв равновесие, ухватился за стоящего рядом Ахметку.
— Ты что тут под ногами путаешься, бусурман! — взревел жандарм, ногой отпихнул Ахметку и упал на землю.
Кучер безучастно взглянул на жандарма, валявшегося на земле, на ревизора, тут же захрапевшего, и лениво тронул лошадей…
Возок миновал шлагбаум с дежурным жандармом и выбрался на ухабистую дорогу…
Ревизор очнулся только к утру, когда возок остановился у постоялого двора. Кучер, не распрягая, привязал лошадей к коновязи и вслед за ревизором вошел во двор.
Вокруг возка никого не было. Крышка сундука слегка приподнялась. В образовавшуюся щель высунулся нож и перерезал веревки. Крышка открылась, и из сундука вылез Зимин. Осмотревшись, отвязал лошадей, легко вскочил на облучок и тихо тронул возок. Когда возок отъехал подальше, Зимин вытащил из-под сиденья чемодан и, открыв его, увидел сюртук ревизора. Быстро переодевшись, сунул руку в боковой карман и вытащил паспорт.
Раскрыв его, он прочитал имя ревизора:
Ружанский Андрей Михайлович.
Утром участники экспедиции молча окружили лежащих на земле лошадей.
Митька протянул Смелкову скатанный шариком хлебный мякиш.
— Отрава, — сказал он.
— Товарищ Арсен! Сюда, скорее! — послышался из-за палатки голос Куманина.
В стороне под деревьями лежали вспоротые вьюки, мука высыпана на землю. Куманин протянул Арсену горсть муки. Арсен понюхал.
— Керосин.
— Вся мука… залита керосином, — прошептал Куманин.
— Вот вам, Тасенька, и наивная хитрость дикаря, — сказал Зимин.
— Напрасно иронизируете, — вспылил Смелков. — Вы дежурили ночью. Это вы недосмотрели. Вы спали?!
— Я не спал, — сказал Зимин. — Но… виноват…
Тася смущенно отвернулась.
— Я тоже не спал, — сказал Митька. — Лошади привыкли к Силантию, вот и подпустили…
— Неужели придется возвращаться, черт побери?! — Смелков в отчаянье стукнул кулаком по дереву.
— Нет, Аркадий Николаевич, — сказал Арсен. — Мы будем продолжать экспедицию.
— Как? Без лошадей? Без продовольствия?
— Я, Аркадий Николаевич, — с неожиданным для него волнением заговорил Арсен, — прибыл в Петроград на другой день после взятия Зимнего. Зимний дворец был взят без меня.
— О чем вы? — вспылил Смелков.
— Я хочу сказать, что Ардыбаш — это мой Зимний. И мы возьмем его, Аркадий Николаевич!
— Что вы предлагаете? Конкретно?
— Мы с вами спустимся до Чайгена на плотах, — сказал Арсен. — А там найдем лошадей.
— А если не найдем? — раздраженно спросил Смелков.
— Тогда… тогда пойдем пешком.
— Пешком? Изволите шутить?
Но Арсен не шутил. Лицо его было спокойно. Он твердо, но решительно смотрел на Смелкова.
Силантий сидел на сундуке в клетушке у Субботы и исподлобья смотрел на пустынный двор, где у коновязи жевал сено одинокий Агат.
— Зачем лошадей погубил, дурья башка?! — кричал на Силантия Суббота.
— Что хошь со мной делай, Ефим, а к золоту я их не допущу, — прохрипел Силантий.
— От тебя это не зависит. Отыщут они золото. По науке отыщут. Сами!
— А отыщут, я их из тайги вовсе не выпущу, — взревел Силантий.
— Дури в тебе полно. Выгоды своей не понимаешь. Нам с тобой того только и надо, чтобы они на самородное золото набрели.
— Это зачем же? — удивился Силантий.
— Затем, что найдут и в Петроград уедут доклады писать, да камушки под стеклами разглядывать. А покеда вернуться — Россия-мать велика, — годы пройдут, куда золото от нас денется. Ступай и бери!
На лице Силантия появилось подобие улыбки.
— Хитро.
Суббота открыл сарай и растолкал спавшего на сене Харитона.
— Дело есть… Вставай!
— Какое еще дело? — заворчал Харитон.
— Возьмешь лошадей от Черного ключа, — зашептал Суббота, — и поведешь на Ардыбаш к инженеру.
— У них свои есть…
— Подымайся живее и болтай поменее.
— Да я, почитай, лет десять в тайгу не ходил… — трусливо залепетал Харитон. — Пущай кто другой идет…
— Не дрожи. Силантий дорогу покажет.
— Откуда этот леший взялся? — Харитон перекрестился. — Боюсь я его.
— Нужен ты ему! Ничего он с тобой не сделает. Инженеру скажешь: Ефим Суббота лошадей и муку прислал. Прослышал, дескать, про твою беду и прислал…
Суббота обернулся. В дверях стояла Марфа.
— Тебе чего? Чего по пятам ходишь?
Марфа вышла.
На плоту, сбитом из толстых бревен, экспедиция спускалась вниз по реке, Митька и Зимин, умело действуя шестами, вели нагруженный плот между камнями и отмелями. Смелков грустно проводил взглядом удаляющиеся горы.
— Не подпускает меня Ардыбаш к своему золоту, — сказал Смелков. — Будто рок какой-то.
Река становилась все полноводнее, и плот стал набирать скорость.
— Шивера! — крикнул Митька. — Левого берега держи!
Плот стремительно развернуло, понесло вправо, и он мгновенно стал неуправляем.