Зимин прошел через сырую темную подворотню во двор и стал подниматься по узкой, усыпанной сором и древесной щепой черной лестнице. Сверху прыснули две кошки, одна за другой, обе черные. Поднявшись еще на этаж, он остановился у двери с медной, давно не чищенной табличкой: «Горный инженер. Профессоръ Аркадий Николаевич Смелковъ». Звонок не работал. Он постучал в обитую черной клеенкой дверь. Грохнул чугунный крюк, звякнула цепочка, и дверь открылась.
На пороге стоял высокий, чуть сутуловатый молодой человек в очках.
— Могу я видеть Анастасию Аркадьевну? — спросил Зимин.
— Тасю? — переспросил молодой человек и удивленно окинул взглядом вошедшего. — Пройдите, пожалуйста…
Казалось, инженер Смелков только недавно покинул свой кабинет. Коллекция минералов, шкафы с книгами, письменный стол с тяжелым письменным прибором — все осталось так, как в тот день, когда Смелков вышел отсюда, чтобы отправиться на Ардыбаш.
И только большой портрет самого Смелкова в форме горного инженера наискось перерезала черная ленточка крепа.
— Рогов. Борис Рогов, — представился молодой человек в очках.
— Вы родственник Смелкова? — спросил Зимин.
— Нет. Я вырос в этом доме.
— Моя фамилия Зимин. Я принимал участие в последней экспедиции Аркадия Николаевича.
Рогов поправил очки и пристально поглядел на него.
— И вы… вы не знаете, что Тася… не вернулась?
— Не вернулась… — как эхо повторил Зимин и, помолчав, негромко сказал: — Я надеялся, что она в Петрограде.
— Надеялись? — переспросил Рогов. — Вы не уверены, что она погибла?
Зимин покачал головой.
— У вас есть основание думать, что она жива? — допытывался Рогов.
Зимин снова покачал головой.
— Не понимаю, — сказал Рогов.
— Я и сам не понимаю, — с горечью сказал Зимин. — Тася была контужена — рядом разорвался снаряд. Я оставил ее в одном доме, хотел найти врача, кого-нибудь, чтобы помочь ей. Вернулся — ее не было. Хозяйка — в слезах, ничего не видела — как ушла, куда. Я искал ее, расспрашивал людей…
Рогов задумчиво протирал очки. Зимин взял со стола небольшую настольную фотографию в рамке.
— Тася… — произнес он тихо.
— Тася… — повторил Рогов.
Они посмотрели друг на друга. Рогов отвернулся.
— Если она жива, я найду ее, — сказал он.
— Найдете? Как?
— Я окончил курс и еду в Балабинск. Хирургом.
— Вы плохо представляете себе, что такое Балабинск, — сказал Зимин. — Это тайга. Вы сбежите оттуда через неделю.
Рогов снисходительно улыбнулся.
— В Балабинске я провел детство. Мой отец работал в местной больнице, участвовал в первой экспедиции Смелкова. Когда он умер, Аркадий Николаевич взял меня к себе.
— Ну что ж, — задумчиво сказал Зимин. — Желаю удачи. — Он протянул Рогову руку. — Между прочим, перед смертью Аркадий Николаевич дал согласие на наш брак… с Тасей.
Рогов промолчал.
— Не думаю, что стоит говорить матери Таси о моем посещении, — сказал Зимин уже в дверях.
— Зинаида Алексеевна умерла, — сказал Рогов. — В прошлом году.
В квартире на Восьмой линии Васильевского острова играли в карты. Игра шла в гостиной, обставленной с известным шиком: синие, украшенные картинами стены, хрустальная люстра над столом, покрытым зеленым сукном. Играли в модную тогда игру «шмен дефер», или попросту в «железку».
Высокая, как принято говорить представительная блондинка лет тридцати, в голубом файдешиновом платье с приспущенной талией, взвешивала на аптекарских весах золотой брелок с тяжелой, тоже золотой цепочкой. Достав из ящика секретера пачку червонцев и, отсчитав нужную сумму, она передала деньги рыжему толстяку, без пиджака, в одной жилетке. Взяв деньги, не пересчитывая, толстяк быстро направился к столу и, усевшись, нетерпеливо уставился на банкомета.
Банк держал восседавший во главе стола невзрачный, маленький человечек, совершенно лысый, но с такими огромными усами, что они закрывали чуть не все лицо. Перед ним возвышалась кучка белых, недавно выпущенных червонцев. Вскрыв новую колоду, артистически щелкнув ею, он провозгласил:
— Делайте вашу игру, господа! Делайте игру!
Но сделать свою игру господам не удалось. За дверью послышался женский крик, чьи-то тяжелые шаги, и она с треском распахнулась. На пороге стоял Куманин и с ним трое милиционеров.
— Кто будет гражданин Кистинев? — спросил. Куманин, оглядывая играющих.
Маленький человечек спрыгнул со стула и оказался еще меньше, чем можно было ожидать.
— Я Кистинев… — сказал он басом.
— Ордер на обыск! — Куманин протянул ему ордер.
В то же мгновение, оттолкнув милиционера и горничную, стоявшую в дверях позади Куманина, один из игроков выскользнул из комнаты.
— Стой! — крикнул милиционер и бросился за ним.
Куманин подбежал к окну. С улицы послышались выстрелы. Сквозь стекающие по стеклу струйки дождя он увидел человека, на полном ходу вскочившего в пролетающий мимо трамвай.
— Ушел… — сказал вернувшийся в комнату милиционер.
Куманин недовольно хмыкнул.
— Приступайте к обыску, товарищи. А вы, граждане, отойдите к стене и предъявите документы.
На зеленом сукне стола лежали пачки червонцев и иностранной валюты, золотые кольца, цепочки, царские монеты. И чуть в стороне — маленький невзрачный мешочек из плохо выделанной кожи. Куманин взял мешочек, развязал тесемки и высыпал на ладонь крохотные, тускло светящиеся золотом камешки величиной с зернышко риса.
Он долго внимательно разглядывал эти камешки, о чем-то вспоминая.
Кабинет Волжина за эти годы несколько изменился. Исчезла чугунная печурка, оставив после себя лишь приметное пятно на паркете, поубавилось старинной мебели, да на стене вместо старой карты с флажками висела новенькая, только что выпущенная карта Советской России.
Когда Куманин вошел в кабинет, он увидел сидевшего перед Волжиным сухопарого человека в пенсне, в лоснящемся от долгой носки коротком пиджаке. Волжин кивнул Куманину, и тот отошел к окну.
— Таким образом, — продолжал начатое объяснение человек в пенсне, — идентифицировать данные образцы с каким-либо известным месторождением не могу. Микроскопические вкрапления отчасти совпадают с подобными вкраплениями Атакарского золотоносного района, но лишь отчасти. Да-с. Характер обкатки зерен указывает на горную реку. Можно предположить Юго-Запад Сибири. Но не утверждаю…
— Ардыбаш? — спросил Волжин и взглянул на Куманина.
— Ардыбаш? — человек в пенсне пожал плечами. — Ардыбашского золота никогда в глаза не видел… — Он передал Волжину бумажку с крупинками золота. — Здесь все мои соображения.
Волжин пробежал глазами записку.
— Значит, вы полагаете, что оба образца идентичны и имеют, так сказать, общее происхождение?
— Безусловно.
Волжин обернулся к Куманину.
— Слыхал? Идентичны… Благодарю вас, профессор…
Когда профессор ушел, Волжин достал из сейфа знакомый Куманину мешочек, взятый им при обыске, и еще один побольше.
— Узнаешь? — Он высыпал золото из маленького мешочка. — Это изъятое тобой во время обыска. А это, — он высыпал золото из другого мешочка, — обнаружено за тысячи верст от Петрограда. А вот поди ж ты — идентичны… Скажи, Алеша, что натолкнуло тебя на мысль, что золото, реквизированное при обыске, имеет отношение к Ардыбашу?
Куманин пожал плечами.
— Да как сказать… Видел золото только что во время экспедиции… А тут, гляжу… вроде похоже. Можно сказать, от отсутствия образования…
— Кажется, ты не так далек от истины. Несколько месяцев назад на границе задержали старика. При допросе он сознался, что уже в третий раз переправлял через границу человека, который расплачивался с ним вот этим самым золотом.
— А что это за человек?
— Старик заявил, что «нерусский с виду» — не то киргиз, не то татарин, росту среднего, волосы черные.
Куманин задумался, пытаясь припомнить, не встречал ли он во время экспедиции человека с подобными приметами. Не вспомнил.
— И что любопытно… Задержали его не так уж далеко от Ардыбаша. Верст сорок всего… Вообще-то само по себе ничего это не говорит. Но тот факт, что золото неизвестного месторождения, заставляет подумать о твоем соображении… Ты ведь, случалось, бывал в разведке?
— На войне солдат — и швец, и жнец, и в дуду игрец, — засмеялся Куманин. — Всякое приходилось. Я, товарищ Волжин, из немецкого тыла двух генералов притащил — тяжелые, не приведи господь… — лукаво улыбнулся Куманин.
— Ну, это ты врешь!..
— Ей-богу! Мне даже «Георгия» дать хотели, да генералы хоть и тяжелые, а никудышные оказались, так «Георгия» и не дали, гады.
Волжин смеялся, чуть прищуриваясь.
— Так вот, Алексей Федорович, друг ты мой хороший, придется тебе туда съездить… Да… Отправишься в город Балабинск, поразведай, что там деется… Ну, конечно, не очень привлекай к себе внимание. Надо узнать, действительно ли уходит золото с месторождения, открытого вашей экспедицией, и кто там своевольно хозяйничает.
— Так ведь я в службе… — удивился Куманин.
— С начальством твоим договорятся. Ты места знаешь, самый подходящий человек для этого дела. Ну а вслед за тобой, глядишь, и отправим на Ардыбаш новую экспедицию, с тем чтобы начать разработку.
— Когда ехать?
— Как можно скорее.
Сибирский городок Балабинск был известен построенным еще при Екатерине металлургическим заводом. Впрочем, по-настоящему городом можно было назвать лишь небольшую его часть, прилегающую к заводу и застроенную двухэтажными каменными домами с лавками и лабазами в нижнем этаже. Мостовые здесь были выложены булыжниками, а на главной площади, незадолго перед войной, возникло причудливое здание, где помещался ресторан, по мнению жителей Балабинска, не уступавший своей роскошью прославленным ресторанам Москвы и Петрограда.
Зимин переходил площадь, когда услышал резкий окрик и увидел перед собой морду ломовой лошади. Он отскочил в сторону. Мимо него прогрохотала телега, груженная шпалами. В наступающих сумерках Зимин не заметил, как возчик, взглянув на него, быстро отвернулся и с силой ударил вожжами по крупу лошади.
Зимин переждал, пока мимо него проехали еще две телеги со шпалами и, перейдя площадь, направился к ресторану.
Над ярко освещенным входом с вертящейся стеклянной дверью висела вывеска: «Европейский ресторан «Парадиз, бывший Корсо», а внизу сообщалось дополнительно: «Французская кухня, кавказские шашлыки».
Зимин повертелся в стеклянной вертушке, прошел мимо величественного, «совсем как до революции», швейцара и оказался в зале ресторана. На небольшой эстраде девица в матроске пела популярное танго «Батавия».
К Зимину подошел долговязый официант и повел его к единственному свободному столику в углу, у окна.
— Купишь двух лошадей, — на ходу говорил ему Зимин. — Приведешь к смолокурне, за гарями, как в прошлый раз. В следующую пятницу. — Он незаметно опустил в его карман небольшой кожаный мешочек.
Официант кивнул и отошел.
Не успел Зимин усесться, как к нему тут же подсел полный, широко улыбающийся человек в куртке, пошитой, по-видимому, из студенческой шинели.
— Невероятная пошлятина, — сказал он, кивнув в сторону певицы. — А ведь поди ж ты, слушаешь. И даже, знаете ли, волнует по-своему. Васильянов, инженер-путеец, — представился он.
Зимин называть себя не стал.
— Удивительное время, — продолжал инженер. — С одной стороны, этот «Парадиз» и всякие там «Батавии»… И вместе с тем здешний завод. Я видел его два года назад: пустые цеха, выбитые окна, растащенное оборудование… Работает! Восстановили! И как… Голыми руками. А? Каково?
Зимин улыбнулся, как бы соглашаясь, что это действительно удивительно.
— Вы нездешний? — поинтересовался он.
— Из Москвы. Прислали в качестве главного инженера на строительство железной дороги.
— Железной дороги? — удивился Зимин.
— Да, узкоколейки. Видите ли, балабинский завод получал руду из Кандинска. А рудники там выработаны. Начисто! Что делать с заводом? Закрывать? Вот и надумали: проложить дорогу к Красной пади, начать разработку тамошних руд.
— На Красную падь? Через Ардыбаш? — задумался Зимин. — Но ведь там совершенно непроходимые места!
Васильянов радостно кивнул.
— А что я говорю? Удивительное время! Фантастическое!
Тем временем на эстраде певицу сменили двое молодых людей в оранжевых пиджачках и широченных клешах.
— Два-Джимми-два! — провозгласил конферансье. — Американская чечетка!
Молодые люди сделали знак пианисту, загрохотал рояль, и два Джимми стали выбивать ногами замысловатую дробь.
Когда Зимин выходил из ресторана, он услышал за спиной чей-то голос:
— Гражданин Зимин?
Он обернулся. Перед ним стоял милиционер. Зимин удивленно взглянул на него.
— Я Зимин. В чем дело?
— Пройдемте за мной.
Степан Федякин, бывший командир партизанского отряда, а ныне начальник Балабинского угрозыска, несколько тяготился своими обязанностями — борьбой со спекулянтами, самогонщиками и прочими преступными элементами, главное его увлечение лежало в совершенно иной области. Он сидел за столом и ковырялся в собственноручно собранном детекторном приемнике. В наушниках на коротко стриженной голове, увлеченный своим занятием, он не сразу обратил внимание на появившегося на пороге милиционера.
— Товарищ начальник, арестованный доставлен, — доложил милиционер.
Федякин, сняв наушники, накрыл приемник газетой.
Милиционер ввел Зимина.
— Садитесь! — кивнул Федякин Зимину и сделал знак милиционеру, чтобы тот вышел.
Зимин сел. На лице его бродила легкая усмешка.
Федякин достал из стола папку, вытащил из нее какую-то засаленную бумажку. Положив ее перед собой, он строго, поглядел на Зимина.
— Значит, так… — сказал он. — Гражданин Зимин, Кирилл Петрович?
— Я Зимин, Кирилл Петрович.
— Вы принимали участие в экспедиции инженера Смелкова?
— Принимал, — все с той же усмешкой ответил Зимин.
— Не отрицаете?
— Не отрицаю.
— Не отрицаете… Значит, так… Обвиняетесь вы, гражданин Зимин, в том, что убили инженера Смелкова Аркадия Николаевича с корыстной целью захватить найденное экспедицией золото, а также карты и прочие сведения.
Усмешка медленно исчезла с лица Зимина.
— Чушь! — крикнул он. — Я убил Смелкова?! Я?! — он вскочил.
— Садитесь, гражданин Зимин! И не кричите. У нас есть свидетельство очевидцев.
— Свидетели? Кто?
— А этого вам, гражданин Зимин, до поры до времени знать не положено.
— Я не убивал Смелкова, — сказал Зимин.
— Значит, не убивали. А кто убил?
— Этого я не знаю… к сожалению, — сказал Зимин.
— Имейте в виду, гражданин Зимин, признание может отчасти смягчить вашу вину. Так что запираться и юлить не советую.
В тишине за окном неожиданно зазвучала мелодия песенки «Девчоночка Надя». Федякин подошел к окну. Во дворе трое пожарников, усевшись на телегу с помпой, играли один на трубе, другой на тубе. Третий высоким тенорком подпевал: «Девчоночка Надя, чего тебе надо? Ничего не надо, кроме шоколада». Федякин прикрыл окно. Тем временем Зимин вгляделся в замасленный листок, лежавший перед Федякиным. Внизу стояла подпись: «Ефим Суббота».
— Так вот, даю вам двое суток, — сказал Федякин. — Так сказать, для размышления. Миронов! — крикнул он, и тут же в дверях появился милиционер. — Уведи!
Зимин в сопровождении милиционера вышел из комнаты. Федякин сунул папку с засаленной бумажкой в ящик стола, снял газету с приемника, надел наушники и стал шарить тонкой проволочкой по так называемому кристаллику. В наушниках раздался тонкий, похожий на комариный писк далекий голос. Федякин счастливо улыбнулся.