— Это твоя догадка? — спросил Витоль, не оборачиваясь.
— Нет, Карл Генрихович, не догадка. Я обнаружил тайник за камином, в одной из парадных комнат, — ответил Макар. — Там валялись осколки фарфоровой фигурки Пегаса, обозначенной в списке коллекции. Факт, а не догадка.
— Куда же девалась коллекция? — Витоль обернулся и посмотрел на Макара. — В какое другое место ее перевезли? И кто это сделал?
Макар пожал плечами.
— В марте прошлого года мальчишки в Знаменском видели, как плотник Егор Поселков вывез из имения какие-то ящики, — сказал Макар.
— Куда?
— Не знаю.
— А Поселкова ты разыскал? — нетерпеливо спросил Витоль.
— Нет.
— Почему?
— Бандиты его убили. Лагутинцы.
— А человека, у которого попрыгунчики похитили картину, ты нашел?
— Нет, — огорченно произнес Макар и добавил: — Судя по описанию Козихина, это, вероятно, Тараканов.
— Тараканов? — заинтересовался Витоль.
— Управляющий имением Тихвинского, — пояснил Витоль. — Вскоре после реквизиции коллекции он куда-то уехал. Появился в Петрограде у княгини Тихвинской незадолго до ее смерти, затем исчез.
Витоль прошелся по кабинету и снова остановился у окна. Он вдруг обратил внимание на куст сирени у высокой кирпичной стены, выпустивший первые зеленые листики.
— Весна… — сказал он негромко.
— Что? — не понял Макар.
— Весна, говорю… Время идет, а дело наше не двигается. Как ты объясняешь следы возле камина? Следы свежие?
— Свежие… Какие-то негодяи узнали о тайнике, проникли в него, но тоже опоздали.
Витоль вернулся к столу.
— Что же ты намерен делать дальше?
— Вызвать всех имеющихся в Петрограде Таракановых и устроить им очную ставку с Козихиным.
Витоль улыбнулся.
— Сколько, по-твоему, Таракановых в Петрограде?
Макар пожал плечами.
— Думаю, несколько тысяч, Макар. Во всяком случае, очень много. Но тот Тараканов, который нам нужен, если только он действительно замешан в этом похищении, к нам не явится.
— Опыта у меня маловато, — вздохнул Макар. — Боюсь, что не справлюсь я с этим делом, товарищ Витоль.
Макар опустил голову. Витоль обнял его за плечи.
— Дело это серьезное, Макар, и тебе, пожалуй, не по плечу… — Он задумался и, помолчав немного, сказал. — Есть в Петрограде человек, который мог бы нам помочь. Видный криминалист, опытный сыщик, большой знаток искусства… Правда, сильно обижен на нас… На Советскую власть… — Витоль усмехнулся. — Попробуй, может быть, тебе удастся его уговорить.
— Вы говорите о Доброво? — спросил Макар.
— Да, — задумчиво сказал Витоль. — Прокофий Филиппович Доброво.
Прокофий Филиппович Доброво, покачиваясь в качалке, терпеливо выслушал Макара и тихо спросил:
— Зачем, молодой человек, вы мне все это рассказываете, а?
— Мы очень просим вас, Прокофий Филиппович… — начал было Макар, но Доброво прервал его.
— Напрасно просите, господин Овчинников, — так же тихо сказал он. — Во-первых, употребляя вашу терминологию, я политическая ищейка, и обращаться вам, представителю революционного пролетариата, ко мне не следовало. Так-то-с.
— Прокофий Филиппович… — попытался вставить слово Макар.
— Во-вторых, — так же тихо, не давая себя прервать, продолжал Доброво, — кому сегодня нужна эта коллекция, когда Россия летит в тар-тарары?!
— Но, Прокофий Филиппович… — снова опередил его Макар.
— И, наконец, в-третьих, — так же неумолимо продолжал Доброво. — Вы здесь выразились в том смысле, что я буду получать у вас паек. Запомните, господин Овчинников, Доброво не продается ни оптом, ни в розницу. Так-то-с…
— Но вы специалист своего дела, вы опытный сыщик!
— Я не сыщик, — презрительно сказал Доброво. — Я — криминалист. Сюда в этот кабинет приходили за советом крупнейшие юристы России. В этом кресле сиживал ныне здравствующий Анатолий Федорович Кони, если вам что-нибудь говорит это имя. Меня приглашали на консультации в Париж, в Милан, в Амстердам и даже в Венецию. И этот мой портрет, — он показал на портрет, висевший на стене, — писал сам Илья Ефимович Репин! Вот так-то-с!
Доброво поднялся и, перебирая четки, направился к выходу. Он распахнул дверь перед Макаром, показывая, что разговор окончен.
— Очень жаль, Прокофий Филиппович, что вы отказываетесь нам помочь, — жестко сказал Макар. — Вы, конечно, уверены, что без вашей помощи мы с этим делом не справимся. У вас опыт, знания, у меня их нет. Если хотите знать, я только сегодня утром ходил к Витолю, отказывался от этого дела. Но сейчас… Запомните, господин Доброво, я найду эту коллекцию. Найду, если даже ее утащили черти. Можете считать, что я у вас не был!
Макар вышел из кабинета и тут же вернулся.
— Личный вопрос задать можно?
— Можно, — усмехнулся Доброво.
— В девятьсот двенадцатом году в деле об ограблении ссудной кассы как вы догадались, что именно Ковригин спрятал деньги?
— Случайно, — засмеялся Доброво.
— Случайно? — недоверчиво переспросил Макар.
— Совершенно случайно, молодой человек. Правда, должен заметить, что подобные счастливые случайности идут в руки только тому, кто их ищет.
— Не хотите сказать… Ваше дело.
И Макар быстро вышел из кабинета.
Доброво подошел к окну. Через знакомый двор шел Макар. Когда он скрылся в подворотне, Доброво обернулся и увидел жену. Кутаясь в белую шаль, она спросила:
— Ты отказался?
— Ты же знаешь, Алена, Доброво не продастся, — горько сказал Прокофий Филиппович.
— Это я знаю. Но нам с тобой совсем нечего есть, Проша, — грустно улыбаясь, сказала жена.
— Я сказал, что Доброво не продается… Это так. Но мы продадим… другого Доброво.
И он посмотрел на свой портрет.
В зале французского искусства XVIII века Петроградского музея экскурсовод рассказывал о картине Франсуа Буше «Амур и Психея». Экскурсанты — рабочие и красноармейцы, с суконными шлепанцами на грубой обуви, окружили хрупкую седую женщину в заштопанной шерстяной кофте.
— Франсуа Буше — один из крупнейших живописцев эпохи рококо, — восторженно говорила она. — Своими декоративными картинами, преимущественно на мифологические и эротические сюжеты, он обслуживал вкусы аристократии и разбогатевших откупщиков. Франсуа Буше умер в 1700 году.
Среди экскурсантов в таких же шлепанцах на сапогах, как и у всех, стоял Макар. Он напряженно вслушивался в слова экскурсовода, не отрывая глаз от картины Буше.
— «Амур и Психея» — картина из коллекции бывшего князя Тихвинского, необычайно характерна для живописной манеры Буше. Обратите внимание на смелую живописную лепку и теплые, насыщенные краски, позволяющие художнику передать материально-чувственный облик изображаемого.
Экскурсанты теснее окружили женщину, внимательно разглядывая картину.
— И хотя перед нами мифологический сюжет, — продолжала женщина, — мы с вами восхищаемся умением художника ярко передать красоту человеческого тела и пробуждение в юных героях первого трепетного чувства любви.
Девушка в белом платочке украдкой взглянула на стоявшего рядом паренька и, слегка покраснев, потупила глаза.
— А теперь мы пройдем в следующий зал, где вы познакомитесь с искусством Великой французской революции.
Экскурсанты, волоча шлепанцы по блестящему паркету, направились к дверям.
— Я задержу вас на минуту, — негромко сказал Макар, останавливая экскурсовода. — Вы уверены, что эта картина… та самая, из коллекции князя Тихвинского?
— Несомненно. Ее подлинность установлена специалистами по ряду признаков, в том числе по фамильному гербу Тихвинских на обратной стороне холста.
— Я из угрозыска, — тихо сказал Макар и показал свое удостоверение. — Покажите мне… обратную сторону холста.
— Нет, нет! — растерянно залепетала женщина… — Это невозможно. Необходимо специальное разрешение директора… Я не могу…
— Не будем спорить, гражданка, — решительно оборвал ее Макар и, подойдя к картине, повернул ее к себе, не снимая со шнура.
— О господи! — вздохнула женщина.
В углу справа на полотне виднелся герб — два оленя с двух сторон тянулись к кроне вишневого дерева.
— Я где-то видел этот герб, — сказал Макар. — Черт побери, где я видел этот герб?
— Не знаю, — испуганно пролепетала женщина.
Воспитанники детского дома возвращались из бани. Они шли, выстроившись попарно, по булыжной мостовой. А сзади на подводе везли мешки с бельем, шайки и веники. Впереди колонны шла миловидная девушка в длинной юбке, в шляпке с бантом и в сапогах. Коротко остриженные воспитанники приближались к бывшему княжескому особняку с песней.
Кешка, шагающий в общем строю, не пел. Песня была для него слишком кощунственной. Но шагавший рядом паренек, заметив, что Кешка не поет, ткнул его кулаком в бок, и Кешка вместе со всеми подхватил песню:
С колонной поравнялся Маркиз в своем экзотическом наряде однорукого старьевщика. Когда воспитательница прошла мимо него, Маркиз склонился в изысканном поклоне.
— Коман са ва, мадемуазель? — произнес он по-французски.
— Са ва, — улыбнулась воспитательница.
Мальчишки захохотали.
— Сова! Сова! — закричали они.
Кешка, отстав от ребят, подбежал к Маркизу.
— Как дела? — тихо спросил Маркиз.
Кешка неопределенно пожал плечами.
— Иннокентий! — послышался голос воспитательницы.
— Сейчас, — откликнулся Кешка, влюбленно глядя на Маркиза.
Маркиз задумчиво ворошил спутанную Кешкину шевелюру.
— Ты узнал, где в доме помещается котельная?
— В подвале у черного хода.
— Слушай меня внимательно. За котельной есть комнатушка вроде столярной мастерской.
Кешка кивнул.
— Ночью, когда все уснут, — продолжал Маркиз, — спустишься в мастерскую. В левом углу под верстаком есть люк.
Маркиз протянул Кешке большой слегка заржавленный ключ.
— Найдешь на крышке люка круглое отверстие, вставишь ключ и повернешь три раза. Под люком будет винтовая лестница. Спустишься по ней в нижний подвал. Там под самым потолком… дверь железная, закрытая на щеколду. Откроешь щеколду. Я буду ждать за дверью. Понял?
— А чего там искать в подвале? — спросил Кешка.
— Ящики. Много ящиков.
Маркиз как-то странно — не то виновато, не то насмешливо поглядел на Кешку и отвернулся.
— Запомнил? Повернуть ключ надо три раза.
— Запомнил, — улыбнулся Кешка.
— Ну, беги! — Маркиз шлепнул Кешку по спине и, нахмурившись, быстро зашагал прочь.
Кешка с некоторым недоумением поглядел ему вслед и, сунув ключ за пазуху, побежал догонять ребят. Догнал он их уже в воротах, над которыми висел транспарант на красном полотнище с надписью.
«Детский дом № 6 имени Парижской коммуны».
Макару понадобился целый день, прежде чем он вспомнил, где он видел этот герб с двумя оленями и вишневым деревом. Каждый день, направляясь в угрозыск, он проходил мимо роскошного барского дома, где на двух каменных квадратных столбах парадных ворот красовалось по гербу с оленями. Вечером того же дня он входил в эти ворота бывшего городского особняка князей Тихвинских, где теперь располагался детский дом.
Директор детского дома, уже немолодой человек в старомодном пенсне на шнурке, покашливая в платок, который он все время держал возле рта, поручил Макара молоденькой воспитательнице, которая представилась ему как Анна Дмитриевна. Вместе с Макаром они обошли весь дом, это заняло довольно много времени, побывали на чердаке и в подвалах, и уже совсем поздно, когда воспитанники укладывались спать, они поднялись в учительскую, где Макар принялся расспрашивать Анну Дмитриевну.
А тем временем Кешка со свечкой в руках спустился в подвал. Здесь было сыро. Где-то мяукала кошка… Он прошел через котельную, выбрался в длинный коридор и вдруг услышал какие-то странные звуки, чавканье, приглушенные голоса.
— Эй ты, шкет, дай ложку.
— Дай кастрюлю!
— Там пусто.
— Как пусто? Была полная кастрюля.
— Вот сволочи, всю кашу сожрали!
Кешка загасил свечу.
В коридор вывалилась компания с большой кастрюлей. Мальчишки пробежали мимо котельной и скрылись. Кешка зажег свечу и толкнул дверь столярной мастерской. В углу были сложены старые доски, на полу лежали поломанные стулья и кресла, на верстаке валялись брошенные инструменты. Под верстаком пол из кафельных плиток был завален опилками и стружкой. Кешка поставил свечу, разгреб опилки и стружку, отодвинул верстак и, присмотревшись, увидел отверстие для ключа, забитое опилками. Кешка улегся на пол и стал прочищать замочную скважину гвоздем. Потом вставил ключ и с трудом повернул его три раза. Щелкнула какая-то пружина и большой квадрат, выложенный плитками, слегка приподнялся. Кешка открыл люк и, взяв свечку, стал спускаться по винтовой лестнице…
Помещение, в котором он оказался, было большим сводчатым подвалом с кирпичным полом. Со стен сочилась вода… Послышался слабый писк, и в дрожащем свете свечи Кешка увидел двух крыс, внимательно наблюдавших за ним. Кешка попятился к лестнице, как вдруг сверху по металлическим ступенькам скатилась целая ватага ребят. У одного из них в руках была большая керосиновая лампа. Он приблизил ее к лицу Кешки и сказал:
— Монах?! Ты что тут делаешь?
— Ничего, — испуганно сказал Кешка.
— Шпионишь, гад! — придвинулся к нему долговязый паренек с кастрюлей в руках.
— Не трожь его, Верзила, он безвредный, — сказал мальчишка с лампой.
— А чего он сюда залез? — не унимался парень с кастрюлей.
— Глядите, шпана, сундук!
Мальчишки бросились к стене, где одиноко стоял кованый сундук, сорвали заржавевший замок и откинули крышку. Сверху лежал овчинный полушубок, под ним оказались носильные вещи, сапоги, валенки… Мальчишки мгновенно опустошили сундук. Парень с кастрюлей уселся на пол и стал примерять огромные новые валенки.
— Валенки мои! — бросился к нему Кешка. — Отдай!
— Катись, пока не схлопотал! — угрожающе сказал Верзила.
Кешка бросился к нему и, ухватившись за валенок, сорвал его с ноги.
— Мои валенки! — закричал он, прижимая их к груди. — Я сюда первый пришел.
Верзила поднялся с пола и пошел на Кешку.
— Убью, — мрачно сказал он. — Положь валенки, или сейчас убью…
Он вытащил из кармана ножик и раскрыл его.
— Убивай. Валенки не отдам.
— На что они тебе? — смягчился Верзила. — Ты в них утонешь.
Мальчишки облегченно захихикали.
— Мои валенки, — упрямо повторил Кешка.
Верзила вырвал сапоги у стоящего рядом пухлого мальчугана и сказал:
— Подавись своими валенками, я сапоги возьму.
И, усевшись на пол, он стал примерять сапоги.
Пухленький мальчуган захныкал.
— Не хнычь, Булочка, они тебе велики, — миролюбиво сказал Верзила.
Кешка, прижимая к груди валенки, оглядел помещение. Кроме сундука, в подвале ничего не было…
Верзила напялил сапоги, скомандовал своей компании: «Айда, ребята!» — и вся компания так же стремительно, как появилась, исчезла в люке.
Кешка подставил к железной двери под потолком лестницу, валявшуюся на полу, поднялся по ней и с трудом отодвинул щеколду. Половинка двери со скрипом открылась, и в подвал просунулось лицо Маркиза.
Маркиз оглядел подвал и усмехнулся.
— Где же наши ящики? А, Иннокентий?
— Нету. Вот только сундук.
— Ладно, пошли отсюда…
Он подал Кешке руку и, оттолкнув ногой лестницу, захлопнул дверь. Именно в это мгновение компания Верзилы снова появилась на винтовой лестнице. С ужасом увидели они, как в пустом подвале падает лестница, и бросились бежать наутек.