У них разные дороги и разные судьбы. Но у них у всех – одна война. И одна общая цель: выжить, отстоять свою родину, свободу и право на жизнь. Кто знает, куда уведет фронтовая их дорога и суждено ли им вернуться домой. Но и на войне есть место обычному человеческому: они встречаются, влюбляются, создают семьи и, конечно же, мечтают о светлом будущем. А между тем ураган войны сметает все на своем пути…
Русская волчица
1.
21 июля 1941 года.
Брестская крепость,
БССР.
Брестская крепость сопротивлялась долго. Настолько долго, что это вызывало удивление: на чём же держатся её защитники? Ни воды, ни электричества, ни связи с внешним миром в крепости давно уже не было – перед началом штурма там хорошо поработали немецкие диверсанты. Провианта и оружия, скорее всего, тоже не имелось, но на каждую атаку русские всё равно огрызались яростным огнём. Над крепостью клубился чёрный дым, обожжённые стены грозили вот-вот обрушиться.
Порой дело доходило до штыковых атак, в одной из которых погиб близкий друг Вальтера, Адельберт Вандт. Русский штык с хрустом вошёл ему прямо в горло, и он повалился на усеянную битым стеклом и кирпичами землю, зажимая рану ладонью. Вальтер уже ничего не мог сделать, хоть и пытался: друг буквально захлёбывался собственной кровью.
Самого же Вальтера ни разу даже не зацепило: ни штыком, ни пулей, и он был твёрдо уверен, что его бережёт маленькое деревянное распятие, что перед уходом на фронт ему подарила мама. Вальтер не знал, откуда взялась эта уверенность, но горячо молился, стиснув распятие с такой силой, что края креста больно впились в ладонь. Он не боялся русских, не боялся войны и всецело доверял фюреру, верил в благополучный исход блицкрига против СССР, но всё же ему хотелось вернуться в Кёнигсберг невредимым.
Сдалась крепость только через тридцать два дня, когда майора Гаврилова, последнего защитника, наконец-то удалось взять в плен. Вальтер смотрел, как из Холмских ворот выходят усталые и измотанные боями люди с поднятыми руками. Они смотрели прямо перед собой невидящими взглядами, грязная изорванная форма свисала клоками с худых тел. Некоторые шли босыми, многие были ранены. Они вереницей тянулись по деревянному мосту. Их было не больше двадцати человек; как же они умудрялись давать такой яростный отпор им, хорошо подготовленным, вооружённым до зубов солдатам? На чём продержались так долго?
Зелёный луг глядел на Вальтера разноцветными глазками полевых фиалок и ромашек. Солнце грузным огненным шаром нависло над горизонтом и раскидало свои мистически-красные лучи по разрушенной крепости, загорелось багряным отблеском в медленном, ленивом течении узкой речушки. По мосту вслед за пленными прогрохотали два мотоцикла и покатили по пыльной просёлочной дороге.
Вальтер почти ничего не чувствовал – лишь одну только тяжёлую усталость. Она нещадно давила на плечи и отдавалась монотонным гудением в ногах. Однако командование решило устроить в крепости пир, чтобы отметить успешное начало блицкрига, которое Вальтер таковым не считал. Русские должны были сдаться через день, максимум два, но не сдались вообще. Вальтер знал: их борьба продолжается и сейчас, когда никого из защитников крепости уже нет в живых. Чувствовал.
Пир продолжался до глубокой ночи. Пьяные солдаты слонялись по улицам разрушенной крепости и во всё горло распевали немецкие песни и военные марши. Вальтер практически засыпал за столом – сон сковывал мысли и настырно тащил в свою уютную тёмную пропасть. Стучали стаканы, бряцали солдатские котелки, кто-то хохотал во всё горло и палил в воздух из винтовки. Вальтер снова и снова вздрагивал и просыпался, пока кто-то не навалился на него сзади всем телом.
– Фон Дельбрюк, – пьяно протянул Йозеф Каульбах, обдав его смачным перегаром. – Наш родовитый ефрейтор! Чего ты тут расселся?
Он икнул и довольно загоготал, будто сказал что-то очень смешное. Вальтер скинул с себя его руки и повернулся.
– А где мне рассесться?
Йозеф покачнулся, переступил через скамью и плюхнулся рядом. Две верхние пуговицы рубашки были расстёгнуты, а рукава небрежно закатаны до локтя. Он лихо сдвинул пилотку с нашивкой вермахта на затылок и ткнул ему в грудь свой котелок.
– На. Выпей. Просто отличный шнапс!
Вальтер взял котелок за донышко и осторожно глотнул. Алкоголь обжёг горло и прокатился по пищеводу огненным шаром, растекшись на языке полынной горечью. Он поморщился и сдавленно выдохнул.
– Да уж!.. Забористое пойло, слов нет.
Йозеф отобрал котелок и неаккуратно отхлебнул, отчего шнапс выплеснулся через край на китель. Йозеф ругнулся сквозь зубы, отряхнул его рукой и грохнул опустевший котелок на заставленный посудой стол. Гранёные стаканы жалобно звякнули.
– Где ты такое взял? – без интереса спросил Вальтер.
– Там, – Йозеф махнул рукой. – В магазинах ещё кое-что осталось… Пойдём покажу!
– Зачем? – Вальтер весело расхохотался. – Ты что, шаришь по магазинам и домам, как мародёр?
Йозеф обиженно сверкнул глазами и приосанился, подняв вверх указательный палец.
– Не путай победителя и мародёра! Мародёр ворует, а победитель берёт то, что завоевал! – Он тяжело поднялся со скамьи и схватил его сзади за воротник расстёгнутого мундира. – Идём! Считай, что я тебя приглашаю, барон!
Вальтер нехотя поднялся. Идти куда-то не особо хотелось, а тем более в компании с мертвецки пьяным Каульбахом. Ночь окутала город тёплым сверкающим покрывалом, в траве вовсю стрекотали цикады, а в небесах висела в бледном мутном мареве круглая, жёлтая, как сыр, луна. Она печально взирала на развернувшуюся внизу картину: всё ещё дымящиеся развалины, усеянная мёртвыми телами центральная площадь, чёрные воронки от взрывов и покорёженные остовы зданий. Кое-где ещё полыхало пламя, освещая улицы. Огонь лизал кирпичные стены, запускал свои щупальца в тёмные квадратные провалы окон и с треском отплёвывался дымом и искрами.
Темнота наползала из всех углов. Липкая, леденящая душу, пропахшая порохом и смертью темнота. Вальтеру казалось, что из неё на него налитыми кровью смотрят призраки. Они тянут вперёд свои бесплотные тонкие руки, разбитые губы шевелятся в молитве, а рты открываются в беззвучном крике.
Вальтер вздрогнул и огляделся. По коже ползли мурашки, сердце пропускало удары, ухая вниз, а потом начинало колотить где-то в горле. Да уж, фантазия у него что надо – ему бы книги писать! Наверное, кишащая призраками захваченная крепость будет просто отличной темой. Он глубоко втянул носом воздух и задержал в груди на несколько мгновений. Никаких призраков тут однозначно нет – потому что их вообще не существует.
Йозеф привёл его к относительно целому зданию. Оно походило на коробку: такое же квадратное, с абсолютно плоской крышей. На узких окнах стояли решётки. Низенькое деревянное крылечко с резными, опутанными тонкими стеблями вьюнка перилами чуть скрипнуло под ногами, когда они заходили. Внутри пахло пылью, колбасой и чем-то сладким, половицы жалобно стонали под ногами. Йозеф включил фонарик и осветил небольшое, заставленное деревянными ящиками пространство. Один из углов отгораживала от общего пространства дырявая матерчатая ширма, у стены тянулся длинный полированный прилавок, а за ним одна над другой висели полки, на которых теснились шеренги бутылок. Их пузатые бока засверкали мутным отблеском, когда на них упал круглый луч фонаря.
– Видал? – довольный собой, сказал Йозеф. – Тут полно всего!
– Тебя что, не кормят? – усмехнулся Вальтер и шагнул вперёд.
Под подошвами захрустели осколки стекла. Он отыскал в потёмках табуретку и, присев, зашарил по карманам в поисках сигарет. Йозеф ловко поднырнул под прилавком и зазвенел бутылками на полках. Большая половина из них была разбита, но ему всё же удалось найти целую. Он всучил её Вальтеру и, отбросив в сторону ширму, выдвинул на середину круглый стол из морёного дуба.
– Кормят, но трофей есть трофей! – Йозеф умеючи отвинтил пробку, плеснул в свой котелок щедрую порцию русской водки и, шумно отхлебнув, утер рот рукавом. – Хороша! В спиртном русские знают толк!
Он передал Вальтеру котелок и, присев на корточки, принялся открывать длинным ножом один из ящиков. Внутри ровными рядками лежал хлеб. Йозеф выхватил один батон, бухнул его на стол и затем взялся за другой ящик.
– Сегодня едим только русскую еду, – скалился он.
Вальтер отломал ломоть хлеба и впился в него зубами. Йозеф раздобыл ещё колбасы, ссыпал на стол маленькие корявые огурцы и несколько крупных красных яблок, и сел напротив, задумчиво разглядывая консервную банку с сине-белой этикеткой.
– Что это? – полюбопытствовал Вальтер.
Йозеф пожал плечами, повертел банку в руках и снова вытянул из-за голенища сапога нож.
– Сейчас узнаем.
Банка была заполнена какой-то густой клейкой субстанцией. Вальтер макнул в неё палец и осторожно понюхал, потом с опаской попробовал на вкус.
– Сладко, – сказал он. – Не знаю, что это такое. Что написано на этикетке?
Йозеф сосредоточенно засопел, разглядывая банку со всех сторон.
– Да чёрт его знает. Я плохо говорю по-русски, изучал его в школе, но уже почти всё забыл. Я понимаю только слово «молоко».
– Значит, это сладкое молоко, – после недолгого раздумья пришёл к выводу Вальтер. – Только зачем русские его консервируют?
– Чтобы оно дольше сохранялось, – раздался из темноты голос.
Вспыхнул фонарик, по столу скользнул луч жёлтого цвет и упал на пыльный истоптанный пол. Рассохшиеся доски протяжно застонали, и в помещение шагнул обер-лейтенант Штольц – командующий третьей стрелковой бригадой их полка. Вальтер вскочил на ноги и отдал честь.
– Сидите, – Штольц махнул рукой. – Сегодня обойдёмся без этого. Лучше найдите мне какой-нибудь стул.
Йозеф резво приволок откуда-то из заваленной хламом темноты ещё одну табуретку, на этот раз трёхногую. Штольц вытащил из нагрудного кармана кипенно-белый носовой платок и, прежде, чем сесть, тщательно смахнул с сиденья.
– Русские то ли совсем не убирают свои дома, то ли делают это крайне редко, – со смешком сказал он. – Я был прав. Они живут как свиньи.
Он брезгливо отбросил платок в сторону.
– Позвольте не согласиться с вами, – возразил Вальтер. – Тут шли бои. Копоть, сажа, пыль. Всё это осело на мебель.
– Возможно, – безразлично бросил Штольц. – Но я говорю из личного опыта. Я был в России четыре года назад. Мой отец инженер, и мы приезжали сюда в тридцать седьмом. Он проектировал завод по переработке торфа. Я успел повидать русский быт.
– Вы были здесь прежде? – удивился Йозеф. – Здесь, в Бресте?
– Нет, не именно здесь, – усмехнулся Штольц. – В Смоленске. Но разницы большой всё равно нет, они везде живут одинаково. Сталин гноит свой народ в лагерях и нищете. Он создал настоящую империю зла, и поэтому я не понимаю, почему они так сопротивляются нам. Ведь мы принесём хоть частичку культуры в их дикие первобытные земли.
Йозеф согласно закивал.
– Вы полностью правы, герр обер-лейтенант. Просто они не понимают. Вы же сами отметили, что это дикий народ.
Штольц засмеялся – сдержанно, без улыбки в суровых глазах, как и подобает хорошему немецкому офицеру. Вальтер поднял свой котелок и отсалютовал им.
– За нашу скорую победу!
Небо вдруг осветилось заревом пожара, мощно загудел огонь, и они все разом, как по команде, повернулись к окну. Горело здание на другой стороне улицы, а рядом плясали несколько тёмных силуэтов. Они радостно хохотали и палили в воздух из винтовок и автоматов. Воздух, казалось, вибрировал от выстрелов. Один из солдат окатил и без того полыхающее здание пламенем из огнемёта. Ярко-оранжевые языки брызнули на объятую бушующим огнём стену, слились с ней и потянулись вверх. Равнодушные звёзды сверкали в тёмной вышине россыпью бриллиантов.
– Как дети, – снисходительно фыркнул Штольц и снова повернулся к столу.
Йозеф опять шнырял где-то в темноте, звенел посудой, стучал крышками ящиков. Наконец он вернулся с двумя стаканами и с довольным лицом поставил их на стол.
– Выпьете, герр обер-лейтенант?
Штольц кивнул. Йозеф плеснул ему в стакан водку из пузатой бутылки и снова уселся на свою табуретку.
– Хорошее местечко вы нашли, – одобряюще сказал Штольц. – Мне уже давно хотелось отделиться от этой всеобщей пьянки. – Он с хрустом надкусил яблоко и обвёл взглядом тонущее в полумраке помещение. – Что здесь было раньше?
– Магазин, – ответил Вальтер. – По всей видимости.
Он глянул на наручные часы. Время уже приближалось к полуночи. Спать хотелось всё сильнее, веки отяжелели. Он поднял голову, чтобы спросить у обер-лейтенанта позволение удалиться, но так и замер с раскрытым ртом.
Прямо за спиной Штольца стояла девушка. Её длинная сорочка, вся в разводах грязи и крови, белым пятном выделялась из темноты, на чёрном от сажи лице блестели большие глаза. Спутанные волосы пшеничного цвета торчали в разные стороны, как кусок соломы, губы были плотно сжаты. Она стояла босиком прямо на осколках стекла и с холодной ненавистью смотрела Штольцу в спину, сжимая в руках МП-40. Приклад упирался в худое плечо. Белое, как пергамент, лицо, выделялось в темноте, а хрупкий тонкий палец лежал на спусковом крючке, готовый вот-вот вдавить его.
Она поймала взгляд Вальтера, и губы её изогнулись в ироничной усмешке. Дуло автомата сверкнуло чернотой и уставилось Штольцу в затылок чёрным немигающим глазом.
– Там женщина, – странно тонким голосом сказал Вальтер. – С автоматом.
– Где? – изумился Штольц, но обернуться не успел.
Треснула короткая очередь, и он с грохотом повалился на пол вместе с табуреткой. Фуражка слетела с головы, руки раскинулись в стороны, как у тряпичной куклы, мгновенной остекленевший взгляд устремился к потолку. Вальтер машинально стёр с лица брызги крови и посмотрел на свои пальцы.
Йозеф смотрел на девушку испуганным взглядом.