Когда захожу обратно, лейтенант, как умер, застыл под одеялом, не издаёт ни единого звука. Соседи по палате, посматривают на меня, но больше из любопытства. Один майор, с лицом, посеченным осколками и выбитым глазом, понимающе улыбнулся. Прошло несколько дней, лейтенант ковыляет на костылях чёрный, на меня не смотрит, но и не пьёт. Интересно, чем всё закончится? Пришьёт меня или нет? Но вот однажды вечером, подходит к моей кровати: - Пойдём, - грубо тычет костылём.
Я понял, моё "лекарство" сработало, но в какую сторону? Поднимаюсь, иду следом. Заходим в столовую, накрыт стол, под проточной водой охлаждается водка. В развалку сидят афганцы, усаживают между собой, рядом влезает лейтенант, кстати, его Володей звать, разливают водку, все выпивают, Володя оборачивается ко мне, показывает недопитый стакан: - На гражданке моя норма была, такой она и сейчас останется, - с ухмылкой добавляет он. - Вчера протез примерял, ходить буду. А вообще, удивляюсь, как тебя не замочил. Как хорошо, что этого не произошло, столько было разных мыслей. Знаешь, хоть ты и гад порядочный, хочу стать твоим другом, я понял для чего ты это сделал, встряхнут меня хотел, чтоб я почувствовал остроту жизни. Жестоко. Но у тебя получилось, а я ведь действительно уже не мог остановиться, так себя жалко было ... и на весь мир был злой.
Жму руку, мужчины посмеиваются, затем водка, закуска, разговоры - гуляли почти до утра. В этот раз я вновь надрался, Володя дотащил меня до постели, периодически подставляя свой костыль, чтобы я не рухнул на пол.
Иду по парку, вспоминаю, улыбаюсь своим мыслям, хвалю себя и на душе так тепло, а на встречу идут два человека, внезапно внутри словно щёлкает затвор - не нравятся они мне, уж очень неестественны осанки, словно от всего ждут подвох. Бородки окладистые, густые волосы зачёсаны назад, в глазах фанатичный огонь, полы плащей развиваются, но что-то опасное скрывается под ними.
Подходят всё ближе и ближе. Сжимаюсь, интуитивно ищу путь к отступлению. Как бы невзначай отхожу за скамейку, прячусь в зарослях. Ловлю себя на мысли. Что я делаю? Совсем с ума сошёл, чего ещё выдумал! Идут себе люди по своим делам ... но какая от них пышет мощная энергетика, такое ощущение, будто воздух впереди плавится.
У одного из мужчин, на ветру, расходится плащ, на груди сверкнул крест, усыпанный каменьями. Попы, что ли? Да вроде для священников слишком молодые - как бойцы, тела сильные, походка пружинит. Батюшки такими не бывают, я вспоминаю отцов церкви, переваливающихся по храму, с кадилом в руках.
- Кирилл, что в кустах ищешь? - на дорожку выныривает целая толпа афганцев. Спешу к ним, неестественно улыбаясь, мельком глаза улавливаю, как мужчины приостановились и резко рванули вперёд.
- Отлить, что ли хотел?
- А, пустое, мерещится всякое, - меня бьёт озноб, я почти уверен, что избежал некой опасности, причём реальной, словно столкнулся с чем-то непонятным и беспощадным. В жизни такого не испытывал! Ласкаю пальцами "чёрное сердце", камень конкретно тёплый, даже горячий.
Не могу уже находиться в госпитале. Рана не болит, хорошо рубцуется. Надоедаю лечащему врачу с выпиской. Он хмурится, утверждает, что с такими ранениями ещё необходимо лежать месяц, но, ощупывая швы, в удивлении поджимает губы, в итоге, сдаётся.
Мне положен отпуск после ранения, но еду в часть. Хочу увидеть Мишу и Ли. Не будь их, гнил бы в лесу на радость жукам. А ещё, тянет к Стеле, но я мрачнею, не хочу видеться с генералом.
Капитан Бухарцев встречает меня радушно, заводит в кабинет, из сейфа достаёт коньяк. Разливает. Усики дерзко топорщатся, взгляд смеющийся.
- С выздоровлением, Кирилл Сергеевич, поздравляю тебя!
- С чем? - в недоумении беру стакан.
- Ваша троица представлена к орденам Красной звезды.
- За что? - вырывается у меня.
- Как же, обезвредили банду уголовников.
- Какую банду?
- Не выздоровел ты, Кирилл, - с сожалением смотрит ротный. - Забыл, из-за чего ранение получил?
- Стреляли, а я стоял как дурак, пока не словил пулю в живот, - искренне говорю я.
- Конечно, конечно ... да у вас целое сражение вышло! Знаешь, сколько уголовников положили?
- Каких уголовников? Там один был. Миша его подстрелил и то каким-то образом он ушёл.
- Ну, брат, тебе однозначно нужен отпуск. Ладно, поехали, - он лихо булькнул коньяк. Я тоже выпил, гортань обожгло. Блин, это оказался не коньяк, а подкрашенный чистый спирт, авиация, чтоб вас! В душе ругнулся я.
- Четверых вы завалили. Лежали аккуратно, мордами в землю и автоматы рядом. Вы беглых зеков расстреляли, - капитан Бухарцев занюхал кусочком хлеба, но есть его не стал, развернул плитку горького шоколада, поломал на неровные части, ловко швырнул кусочек себе в рот, с хрустом задвигал челюстями, чёрные усики дёрнулись как палочки в умелых руках дирижера.
- А что Миша с Ли говорят? - слегка опьянев, спрашиваю я, как завороженный наблюдая за его усами.
- Бери шоколадку, - капитан Бухарцев подвинул её мне поближе, затем нахмурился: - Была серьёзная перестрелка, тебя ранило, поэтому твои бойцы трупы сильно не искали, тебя надо было срочно везти в госпиталь, - ротный и ещё плеснул спирта.
- Не-не, больше не буду, - я решительно закрываю ладонью стакан.
- Ну, как же, надо орден обмыть, извини, такая традиция. А после будем на плацу тебя награждать.
- Никаких плацов, лучше здесь выпьем! - воспротивился я.
- Как хочешь, - улыбается в усы капитан. Достает бархатную коробочку, вручает мне.
- Как глупо, - я рассматриваю награду, - за то, что наложил в штаны, партия отмечает меня высокой правительственной наградой.
- Ты это ... про партию, - грозит пальцем ротный, - не надо. Замполит услышит, не отмоешься. Ты одень орден, - он дырявит тужурку, привинчивает награду. Мне неловко, будто что-то украл, но ощущать на груди орден, невероятно приятно, вот оно, советское воспитание! К наградам у нас относятся трепетно. Каждую неделю Леонид Ильич Брежнев кого-то да награждает и себя не забывает.
Выхожу в роту, Селихова уже нет, убыл на дембель. Вместо него Миша, он уже старший сержант, Ли сержант, командует взводом. Встретились как родные. Миша меня обнимает, лицо как всегда, словно высеченное из гранита. Ли хлопнул по плечу, в раскосых глазах таится загадочная корейская улыбка.
- Вот, орден получил, - смущаясь, говорю я.
- Всё правильно, - ободряет меня Миша.
- Что-то в том метро есть, - Ли щурит и без того узкие глаза, - я б наведался туда, инкогнито.
- Кто ж нас в зону ЗКП пропустит, - я охлаждаю его пыл.
- Ой, проблемы! Мы столько лазеек знаем.
- Уймись, Ли, не нарывайся на дисбат!
- Волка так и не нашли, - Миша сжимает губы. - Рота Обороны всё прочесала, пару кабанов убили, а его не нашли, следы ведут в метро, но там чёрт ногу сломает. Бойцы далеко не пошли, байки рассказывали про огромных крыс.
- Бондар тоже о них говорил. Неужели, правда? - мрачнею я.
- Ерунда всё это, - блеснул зубами Ли, но Миша ещё больше каменеет.
- После отпуска сходим на разведку, - решаюсь я, - может, даже официально. Через Особый отдел попробую, полковник Белов, вроде как ко мне неплохо относится.
До поезда Москва-Севастополь, часов шесть. Прощаюсь с друзьями, в общаге накрываю поляну. Заваливаю стол спиртным и, пока народ приходит в себя от увиденного изобилия, чисто по-английски исчезаю. Стоит задержаться хоть на полчаса и считай поезд уйдёт без меня. Стас, правда, пытается меня тормознуть, но внушительно надавливаю на плечи, заглядываю в глаза и он с возгласом: "Понял - не дурак, дурак бы не понял!" - отваливает к братьям офицерам. А там уже и девицы подползают, врубили тяжёлый рок, звякают бутылки. В принципе, им и без меня нормально. В общаге в основном холостяки, пока ещё зелёные лейтенанты, впрочем - как и я, мы все - одна порода.
Лёгкая сумка через плечо, есть немного времени, прогуливаюсь по гарнизону.
Ноги сами приводят к дому Стелы, но знаю, к ней не пойду. На сердце грустно, тоска вытягивает жилы. Вспоминаю её глаза, волнующий запах тела, насмешливый взгляд. Нет, не сейчас! Мотаю головой, уверенно иду на КПП, скоро подойдёт автобус, в Москву приеду рано. Ничего, погуляю по московским улицам, матери подарки куплю.
...................
Автобус мотает по колдобинам, нервно ревёт двигатель. Прижимаюсь к холодному стеклу, сильно порошит снег, скоро всё заметёт. Кутаюсь в шинель, шапку надвинул на лоб, как говорится - не месяц май.
На соседних аэродромах взлетают МиГи. Лётчики иной раз шуткуют, над дорогой врубают полный фарсаж, и нас едва не смывает в лес. Пассажиры беззлобно ругаются, привыкли уже.
Наконец заезжаем в Мытищи, до Москвы совсем близко. Спрыгиваю с автобуса, скорым шагом иду в метро. Вроде как кто-то спешит за мной, пробивает озноб, вспоминаю встречу в госпитале. Делаю вид, что развязался шнурок, наклоняюсь, осторожно смотрю сквозь локоть. Перекормленная немолодая мадам, пыхтя, тащит две забитые до отказа сетки, пот градом, лицо страдальческое.
- На метро? - оборачиваюсь к ней.
- Ой! Да, детка! - в глазах появляется надежда.
Я усмехаюсь: - Давайте ваши кошёлки.
Она расплывается в улыбке как старая добрая хрюшка, кокетливо подаёт их мне ... я едва их не роняю Не фига ж себе, ну и тяжесть!
- Что у вас там?
- Колбаска, сальце, тушёнка, картошка, капуста ... - с удовольствием перечисляет она.
- На месяц затарились?
- Почему же. Нет, конечно, на недельку хватит, - она скоренько семенит за мной, толстые ляжки гуляют как пудинг на тарелке.
Спускаемся в метро. Мне на другую линию, с удовольствием передаю ей неподъёмные кошёлки. Она долго благодарит, называет то котиком, то рыбкой, тараторит как заводная и тут, через оплывшее плечо женщины вижу их. Незнакомцы одеты уже в длинные пальто и нервно озираются по сторонам, очевидно, ищут меня.
- Давайте, всё же, вас провожу до электрички, - бледнею я.
- Ой, какое счастье! - радуется она.
Стараюсь затеряться в толпе, мадам едва поспевает, но мне необходимо торопиться. Вроде оторвался, я перевожу дух. Что им надо от меня? "Чёрное сердце" в моём кармане ощутимо нагревается, возникает безумное желание капнуть на него своей кровью. Что за дикость? Решительно отметаю это непонятное желание.
Наконец юркаю в вагон, опасливо рассматриваю своих соседей. Пассажиры как всегда читают. Мест нет, топчусь в общем стаде, монотонно объявляют остановки, потихоньку успокаиваюсь.
В метро воздух ни с чем несравнимый: прохладный, тревожный, с запахом электричества и ещё чего-то. На стенах мелькают огоньки ламп, иногда взгляд выхватывает ходы закрытые кладкой кирпича - тоннель что-то пересёк непотребное, и люди решили их заделать.
Путей, под землёй, бесчисленное множество. В некоторые из них месяцами не заходит человек. Что творится в их отсутствие, одному богу известно. Говорят, в московских подземельях скрыта библиотека самого Ивана Грозного, а иногда люди исчезают в недрах лабиринта метрополитена. Как-то мне рассказывал один товарищ о случае, который его поразил сильнейшим образом, в электричке ехала группа мужчин, одетых в строгие серые костюмы. Они так неестественно сидели, спины выпрямленные, взгляды в одну точку, что пассажиры не выдерживали их тяжёлой энергетики и уходили в другие вагоны. Затем, люди в серых костюмах, вышли, попрыгали в тоннель и скрылись в темноте. Вот, интересно, что они там забыли? Ещё понимаю, бичи переночевать решили, но эти люди ...
Монотонно объявляют мою остановку, с общей толпой вываливаю на перрон. Дух захватывает от красоты - всё в мраморе, барельефы, цветная мозаика и эскалатор загруженный людьми. В ларьке покупаю газету, что б чем-нибудь заняться в поезде и бегу наверх.
Всё замело снегом, пожалел, что сапоги не надел, противный холод лезет в носки и тает под ступнями. Но улицы преображаются, возникает ощущение чистоты, грязи под ногами не видно, вокруг белизна.
Бегаю по магазинам, накупил овсяного печения, в Севастополе это страшный дефицит. Строю глазки продавщице, она лучезарно улыбается и выуживает из-под полы пачку ассорти шоколадных конфет с ромовой начинкой, даже по меркам Москвы - круто. Затем, толкаюсь вместе с женщинами, стою в огромной очереди, завезли импортные сапоги, моя матушка о таких давно мечтает.
После, просто брожу по улицам, удивляюсь такому количеству народа, он идёт непрерывным потоком и на встречу и обратно. Кошмар! Задохнуться можно. Ныряю в бар, заказываю рюмку коньяка и горячий чай, смешиваю. Мне один лётчик рассказывал, таким способом можно быстро согреться. Кстати, он называл этот коктейль, адмиральским чаем. Действительно, ноги быстро отогреваются, похорошело. От нечего делать сижу здесь до самой темноты. В этом же здании располагается ресторан, слышится музыка, весёлые возгласы, хрустальный звон бокалов, доносится голос ведущего: "А сейчас, для нашей несравненной гостье из солнечного Крыма: "Листья жёлтые!""
Звучит музыка: "Листья жёлтые над городом кружатся, тихим шорохом под ноги нам ложатся..." - я взгрустнул, песня навеяла воспоминание о Графской пристани, о Приморском бульваре ... смотрю на часы - пора!
Изрядно подогретый, выхожу на мороз, бегу к поезду. Беру билет в купейный вагон, бросаю сумку под нижнее сидение, шинель вешаю на крючок, шапку бросаю на стол, присаживаюсь к окну.
В вагоне толчея, все с огромными сумками, суетятся, шумят, вот и ко мне заходит целая семья: муж с женой и парень подросток. Тот сразу вылупился на меня, даже рот открыл. Неожиданно набирается духом и выпаливает: - Дядя лётчик, вы в Афганистане воевали?
С удивлением смотрю на него. Тут до меня доходит, на моей груди сияет орден Красной звезды. Дико смущаюсь, надо бы снять.
- Да нет, это из-за ранения дали, здесь, под Москвой.
- А что, такое бывает? - удивляется подросток.
- Бывает, - горько улыбаюсь я.
- Вадик, не приставай к товарищу лейтенанту, - доброжелательно смотрит на меня мужчина. Осанка у него ровная, очевидно бывший офицер.
- В Севастополь едете? - интересуется его жена.
- Да.
- Живёте там, или по службе?
- В отпуск еду. Домой.
- А мы с отпуска, - вздыхает она, - так быстро закончился. Раньше редко ездили, всё по гарнизонам. Потом мужа в Севастополь перевели, на БПК.
- Ещё служите? - интересуюсь я, чтоб поддержать беседу.
- Уже нет, - вздыхает мужчина, - ушёл капитаном второго ранга. По ночам служба снится.
Внезапно остро понимаю, как этот человек переживает, что сейчас не удел. Всегда быть на передовой и вот, ещё сравнительно молодой, а пенсионер.
Поезд дёрнулся, звякнула посуда, за окном задвигались столбы. Неужели скоро увижу свой дом?
Разносят постельное бельё. Молодая проводница приветливо улыбается: - Чаёк принести?
Соседка по купе достаёт курочку, режет солёные огурчики, нарезает ровными кружочками колбасу: - Берите, не стесняйтесь, - говорит она, заметив, что я отвожу взгляд и невольно глотаю слюну.
Мужчина ставит на стол пузатую бутылку коньяка. Постепенно вся неловкость улетучивается и уже, вроде как знаем друг друга всю жизнь. Вот так всегда бывает с соседями по вагону.
Ночь в самом разгаре, забираюсь на верхнюю полку, закрываю глаза и честно пытаюсь заснуть. Сон нагрянул неожиданно, сваливаюсь, словно в яму и начинаются кошмары: вокруг степь, усеянная обломками острых камней, торчит колючий кустарник, взвивается в воздух сухая пыль, на небе набухшие тучи, сквозь них едва прорывается свет луны. С трудом бреду между камней, неуютно и непонятно, что я здесь делаю. Ни души, лишь завывает ветер. А ветер ли это? Нечто тоскливое проносится над степью, кровь стынет в венах. Мне б уйти отсюда. Но куда? Шарю глазами по сторонам, вроде тропа. Становлюсь на неё, иду, но как мне страшно, чудится, впереди ждёт встреча. Но с кем? Меня ждут и знают, что я прейду.
Впереди завал из каменных глыб, тропа упирается в них. Обхожу. Кто-то возится в грязных кустах. Вытягиваю шею, пытаюсь рассмотреть, что там. Это какое-то животное, вижу лохматый бок.