- Как волк? - не верит Ли.
- Со зверинца убежал.
- Тогда понятно, - у Ли в восторге светятся раскосые глаза.
- Лучше карабин, - ворчит Миша.
- Извиняйте, в наличие лишь АКМы, - развожу руками. - Через пять минут подходите к оружейке.
Захожу в каптёрку как к себе домой. Прапорщик Бондар возится с постельным бельём, Мурсал Асварович считает наволочки.
- О, привет! - видит меня каптёр. - Офицерская форма тебе идёт, - жмёт мне руку.
- Ты что-то хотел, Кирилл Сергеевич? - гудит прапорщик.
- Товарищ прапорщик, мне нужна карта прилегающей территории и заброшенного метро, это приказ генерала Щитова, необходимо разобраться с волком.
- Да, слышал, волк, - соглашается прапорщик Бондар.
- Младшим сержантам Герману Ли и Филатову Михаилу выдайте личное оружие. Мне так же не помешает автомат.
- Как скажешь, - прапорщик ведёт в кабине командира роты, открывает ключом, достаёт из сейфа карты, разворачивает одну из них.
- Вот ЗКП, вот заброшенное метро. Только, я б не советовал туда ходить, - неожиданно изрекает он.
- Что так?
- Ходят слухи, там огромные крысы живут.
- Справимся, кота с собой возьмём, - усмехаюсь я.
- Кот не поможет, - не принимает шутку суровый прапорщик.
Вот, никогда не подумал, чтоб такой, всегда невозмутимый флегма, огромный прапорщик, а боится крыс. Искоса глянул на него, он перехватывает взгляд: - Крысы крысам рознь, не смейся, зелёный ещё.
- Да и не думал, - смущаюсь я. Не знал, что он такой проницательный.
Ревёт сирена, гремит решётка, заходим в оружейную комнату. Прапорщик выдаёт автоматы, расписываюсь в получении. Пристёгиваем к ремню подсумки с рожками. Затем, получаем рацию и мощные фонари, выходим из казармы. Прапорщик Бондар провожает нас, смотрит на меня странно, явно хочет, что-то сказать, но передумал.
- Вперёд, парни, бегом! Время у нас в обрез, скоро начнёт темнеть.
- В любом случае, волка до утра будем выслеживать, - уверенно говорит Миша,- сейчас он отдыхает в логове. Надо сразу идти к заброшенному метро.
- Значит, следуем туда, - соглашаюсь я с его мнением.
Мимо проносятся последние казармы, выбегаем к аэродрому, несёмся вдоль взлётных полос. Где-то стартуют истребители, возле серебристых ангаров гудят тягачи, лётный состав косится на нас, но понимает, служба.
Вскоре выбегаем за территорию аэродромов. Лес вплотную примыкает к бетонным заборам. В отдалении виднеются сторожевые вышки, на которых замерли бойцы с автоматами.
Сворачиваем в лесную зону. Она окружена несколькими рядами колючей проволокой, а между ними, путанка. Подходим к КПП, нас тормозит сержант и два рядовых с автоматами, выходит старший лейтенант. Предъявляю документы, внимательно рассматривает, отдаёт честь. Входим в лес - вокруг берёзы, листва почти вся под ногами, приятно шуршит, запах одуряющий. Идём по едва заметной тропе, по ней ходят на ЗКП, но на пол дороге нам придётся свернуть в сторону заброшенного метро.
В этих местах практически не бывает людей, спешат на службу, редко сходят с тропы. В отдалении есть грунтовая дорога, один раз по ней ездили, колдобина на колдобине. ЗКП настолько сильно замаскировано, что, даже можно стоять на нём и не знать, что под ногами целая сеть ходов, кабинетов, гудит аппаратура, службы несут дежурства. Вход, как в подводную лодку - массивная круглая дверь с надёжными запорами. Можно лишь догадываться, что происходит под землёй.
Природа вокруг нетронута, первозданна. Листья, вперемешку с сучками и мхом, покрывают всю поверхность, заманчиво блестят шляпки мокрых грибов, изредка шныряют молчаливые лесные птицы. Говорят, здесь много кабанов, да и косули не редкость - заповедник по неволи, людей нет, и как успокоилась природа.
Первый ориентир замечаем сразу, заброшенный ещё с войны, перекорёженный проржавевший почти насквозь, грузовик. Выходим к нему, у бесформенных колёс расстилаем карту. С умным видом склоняюсь, шлёпаю губами, пальцем пытаюсь очертить маршрут.
- Обойти надо, - Миша присаживается рядом, - видишь эти цифры, Кирилл, здесь ров, а тут возвышенность.
- Откуда ты всё знаешь? - пихаю его в бок.
- Кто на что учился, - невозмутимо отвечает мой друг.
- А это что? - тычет веточкой Герман Ли.
- По видимому это и есть заброшенное метро, - делаю предположение я.
- Близко.
- Это на карте рядом, ползти и ползти, к вечеру успеть бы. НЗ взяли?
- Как без этого, - улыбается раскосыми глазами кореец.
- А я забыл, - обречённо вздыхаю, а в животе, начинает подсасывать.
- Поделимся, - успокаивает меня Миша. Его лицо сурово, чёлка, как обычно косо срезана, а глазами так простреливает окружающий лес, кажется, ещё мгновенье, и от его могучего взгляда полетят в разные стороны ветки, словно скошенные автоматной очередью. Я усмехнулся своим мыслям, а ведь если серьёзно, Миша единственный из всей роты, на стрельбах бил в сплошные десятки. Мне кажется, у него на генетическом уровне любовь к оружию и с этим автоматом у него установились дружески-деловые отношения. Вот и сейчас он висит у него стволом вниз. Миша изредка его поправляет, но с плеча не снимает, а я с Ли, то в руках их несём, то целимся и так хочется пострелять! К сожалению, признаю сей факт, ну и дилетанты мы. Странно, что эту операцию, генерал Щитов доверил нам, а не бойцам из роты Обороны.
С маршрутом определились. Незаметно как, но Миша возглавил наше движение. Нюх у него звериный, да и сам похож на хищника, даже белки глаз порозовели. Герман Ли идёт по середине, я замыкаю шествие.
Ощутимо темнеет, дует холодный ветер, зябко и неуютно. Наконец лес редеет, виднеются заброшенные строения: железные балки, перекорёженные металлоконструкции, горы строительного мусора - сейчас укрытые толстым слоем земли и заросшие густой травой - картина мрачная, особенно, при наступлении темноты.
- Место, в плане засады, очень выгодное, - хмурится Миша.
- Не мели чушь, волчара что ли, в завалах с гранатомётом засел, - смеюсь я.
- Я говорю то, что чувствую, - не обращает на мою иронию друг. - Нам бы обойти это место с той стороны, а Герман, пусть здесь заляжет.
- Миша, ты в своём уме, мы что, на войне? Бегом! - вот мнительный парень. Показывая пример, я смело бегу к развалинам, даже автомат не стал стягивать с плеча. Краем глаза вижу, как петляет Миша, прыскаю от смеха. Вот умора!
Автоматная очередь застаёт врасплох. Я останавливаюсь, словно громом оглушённый и кручу головой, словно гусь перед колёсами грузовика.
- Ложись! - остервенело орёт Миша.
Ещё одна очередь выбивает клочки материала, и живот обжигает боль. Как куль заваливаюсь на землю.
Миша, непрерывно отстреливаясь, подкатывается ко мне, оттаскивает под разбитые балки. Там уже, забившись в угол, клацает зубами Герман Ли, но всё же пытается стрелять, высовывая ствол из-за камней.
- Так всегда бывает, не обстреляны ещё, - успокаивает нас Миша.
Но мне безумно стыдно. Надо же, едва в штаны не наложил! Целый лейтенант, хренов!
Кровь струится из-под ткани, но от стыда, даже боли не чувствую, а сознание легонько уплывает, словно воспаряю в небо.
- Перевяжи! - рычит Герману Миша, не переставая поливать огнём темнеющие развалины.
Очнулся резко, в рот льётся вода.
- Кого-то загасил, - неуверенно говорит Миша. Достаёт из пилотки иголку, слюнявит нитку. Чего это он шить собрался? Удивляюсь я.
Он бесцеремонно разматывает повязку, из-под которой, не переставая, льётся кровь, стягивает края раны и смело тычет иглой.
- Блин, что ты делаешь?! - взвываю я, но стискиваю зубы. Жду, когда Миша закончит шить. Игла с хрустом входит в кожу, выходит с другой стороны раны, Он делает узелок и, вновь мучения.
- Я так собак своих зашивал, - с мрачной улыбкой говорит Миша. - Тебе повезло, печень не пробило. Сейчас подорожника разомну и забинтуем. А ты молодец! - неожиданно хвалит меня, - когда шил своих собак, они сильнее выли.
- Непонятно, кто это в нас стрелял? - кривясь от боли, говорю я.
- Такое ощущение, именно нас ждали, словно навёл кто-то, - замечает Миша.
- Этого не может быть. Прапорщик Бондар, никому бы не смог сообщить и зачем ему. А больше, о нашей операции никто не знает, - но внезапно вспоминаю внимательный взгляд генерала Щитова. Чушь, какая! Отбрасываю нехорошую мысль. Не будет ради какого-то зелёного лейтенанта мараться целый генерал. Да и повода нет. Может, ревнует к дочери? Глупо, перевёл бы в другую часть или, вообще, с армии выгнал. Но кто же? Может, случайность? И всё же, во мне гнездится уверенность, это не просто так, я согласен с Мишей, ждали именно нас.
- Знаешь, что больше всего непонятно, это то, почему тебя не убили? - неожиданно заявляет мой друг, - с такого расстояния не попасть невозможно.
- Наверное, не снайпер, - ухмыляюсь я, закашлялся и едва сознание не теряю от боли.
- Или наоборот, снайпер, - загадочно изрекает Миша, - а может, от метро нас отгоняли.
Гл.8.
Некоторое время Миша осматривает развалины, где, по его мнению, он сразил автоматчика. Приходит растерянный, задумчивый, в глазах непонимание и в связи с этим, страх.
- Ушёл? - догадываюсь я.
- Его точно подстрелил. Хорошо всадил, прямо в живот, вся земля в крови, целые лужи!
- И где же он?
- Ушёл и даже автомат унёс. Там ещё волчьи следы есть, они совсем рядом с человеческими, буквально вперемешку друг с другом. Что будем делать?
- В часть идти, - мрачно заявляю я, катая по ладоням свой чёрный камень. Каким-то чудом он не измазался кровью и сейчас внимательно осматриваю его поверхность. Окаменелые ракушки отпали, обнажив слегка бугристую поверхность. Теперь камень имеет несколько иную форму, он явно не круглый, а вытянутый и определённо напоминает сердце. Такое открытие меня сильно удивило, неужели он искусственного происхождения, но это невозможно, судя по окаменелостям, ему сотни миллионов лет. Вытряхнул из целлофана НЗ, я осторожно уложил в плёнку камень и засунул его подальше от кровавого пятна на моей форме. Затем обратился к Ли: - Помоги мне подняться, что-то у меня не по делу кружится голова.
- Много крови потерял, - хмуро произносит Миша, - тебе в госпиталь надо. Я тебя немного подлатал, но нужны антибиотики иначе, можно заработать воспаление, а там и до сепсиса недалеко.
- Утешил, - буркнул я.
- Послушай, Кирилл, чего ты выскочил, зачем поставлялся как последний кретин? - в сердцах ругнулся Миша. На его лице пробежались бугры, а ноздри раздулись как у быка, увидевшего перед своей рожей тореадора. Все эти признаки указывали на то, что мой друг испытывает крайнее эмоциональное волнение.
- Так я ж даже не мог подумать, что волк начнёт из автомата отстреливаться, - пошутил я.
- Интересная версия, - медленно проговорил друг и к моему удивлению задумался.
- Ещё скажи, что то был оборотень, - фыркнул Ли, но наткнулся на тяжёлый Мишин взгляд, помрачнел и, пожав плечами, попытавшись полностью раскрыть свои узкие глаза, с ехидством спрашивает: - Миша, ты действительно веришь во всю эту чушь?
- Я в живот ему несколько пуль всадил, а ты знаешь, стреляю я метко, от таких ранений медведь бы загнулся, а этот ушёл ... причём странным образом человеческие следы как-то трансформировались в волчьи.
- Сказочник, - фыркнул кореец, но в чёрных прорезях его глаз колыхнулся ужас.
- Хватит рассказывать байки, мы не в пионерлагере, здесь нам больше делать нечего, уходим, - решительно произношу я, ощущая, как наливается жгучей болью рана.
Как трудно идти, нитки скрипят, кровь сочится, мучает жажда, ежеминутно накатывает дурнота, ноги дрожат, перед глазами вспыхивают световые пятна. Пытаюсь прислушаться к своим ощущениям, неужели возникают галлюцинации. А ведь точно, огни! Я с трудом воспринимаю реальность, и не сразу понимаю, что перед нами КПП. Меня укладывают на жёсткий топчан, вливают в рот воду. Старший лейтенант объявляет тревогу, скоро прибудет рота Обороны, а меня увезут в госпиталь. Как жаль, со Стелой не попрощаюсь. Перед глазами появляется её видение, но за ней стоит, крепко сжав губы, генерал Щитов. Я отмахиваюсь, они исчезают, а им на смену выплывает полковник Белов, он улыбается словно добрый дедушка, затем мрачнеет: - Вот как бывает, Кирилл, оказывается генерал начальник над нечестью, что расплодилась в заброшенном метро. Необходимо отобрать чёрный камень, иначе он уничтожит всех нас. В том метро есть одно потайное место, где сила артефакта сводится к нулю, его необходимо отнести туда и как можно быстрее. Я знаю, метро должны скоро взорвать и тогда все наши усилия будут напрасны, каста Ассенизаторов исчезнет, а вместе с ней рухнет весь мир. Торопись Кирилл, вспомни для чего ты здесь, возвращайся к своей напарнице! - почти кричит он, и я отключаюсь.
Госпиталь в Подольске - операцию сделали, сижу на уколах и таблетках, здоровье стремительно возвращается. Главврач удивлён скоростью заживления и, хотя печень была не задета, ранение весьма серьёзное, мог изойти кровью. Хорошо Миша в своей деревне научился зашивать собак, вот и пригодился его опыт, иначе кровью изошёл, а я ещё такой молодой. Внезапно мне так стало себя жалко, что едва не всхлипнул, но мгновенно выругался сам на себя - нечего нюни разводить! А ещё меня постоянно преследует странное ведение, что случилось со мною перед потерей сознания, я чётко помню слова полковника Белова, они шилом запали мне в душу, но я разумом понимаю, всё это плод моего воспалённого сознания ... но слова полковника не хотят испаряться из моей памяти.
С неба срывается пушистый снег, но я не ухожу из больничного парка, здесь тихо и спокойно. Кутаюсь в толстый халат, поглаживаю в кармане свой талисман, который сейчас я называю "чёрным сердцем". Не знаю почему, но он всегда со мной и не теряется. Я уже стал считать его частью себя, как хорошо, что пули по нему не попали.
По парку, в одиночку и небольшими группками, прогуливаются пациенты, кого-то везут на инвалидной коляске, кто-то ковыляет на костылях. В Подольске много солдат и офицеров с ранениями, в Афганистане в полном разгаре война. Меня тоже причисляют к "афганцам", так как - пулевое ранение, устал доказывать, что я на войне не был, но с интернационалистами у меня сложились дружеские отношения.
Началось с того, как нам в палату привезли лейтенанта без ноги, моего ровесника, может, на год старше. К слову сказать, в этой палате я единственный, кто не воевал, и начались у того проблемы. Он постоянно злой, каждый день до отключки напивается, и кидается костылями. Смотрю на него, а сердце зашкаливает от жалости, но таких ребят жалеть нельзя, необходимо это болезненное состояние вышибать клин клином.
Очередной раз лейтенант заходит пьяный донельзя, вначале швырял костыли, затем обливает подушку слезами. Мужчины смотрят на него, но не вмешиваются. Приподнимаюсь на подушке: - Слушай, сосунок, сколько можно постель портить?
Воцаряется тишина, все вытягивают в мою сторону шеи. Лейтенант замолкает, с ненавистью глянул на меня, лицо идёт багровыми пятнами.
- Это ... ты мне? - ещё не веря, спрашивает он.
- Других сосунков в палате нет. Разнюнькался, мальчик ногу потерял, а как же "самовары" без рук и ног под капельницами лежат? И то не ноют! Ты жри, жри водку, а затем валяйся в блевотине на улице. Может, кто и подаст? Во, житуха тебя ожидает! Кстати, у церкви, больше подают!
- Что?! - он соскакивает на пол, едва не падает, лицо перекошено, ищет костыли, а они валяются в разных углах палаты. Прыгает на одной ноге, едва успеваю сползти с кровати. Но он, умудряется меня поймать, бьёт так, что шов расползается. Мажется моей кровью, но не унимается, явно хочет убить. Он мне надоедает, легонько бью ладонью в шею, лейтенант тихо сползает на пол. Затаскиваю на кровать, бережно укрываю одеялом, сам иду на перевязку.