Есть ли у тебя сестры? Я не помню. Если есть, то передай им привет от меня. Я очень признателен твоим дяде и тете за то, что они позволили мне оставить фотографию.
Надеюсь, ты не будешь разочарован, не получив письма от
любящего тебя друга Ч. Л. Доджсона.
Минелле Уилкокс
Истберн, Гранд Парейд, 44, Гросвенор Хаус 14 июля 1877 г.
Дорогая Нелла!
Если бы Истберн был всего лишь в миле от Скарборо, то я бы непременно наведался к тебе утром, но до тебя так далеко! По набережной вчера бегала туда и обратно маленькая девочка, всякий раз останавливаясь возле того места, где сидел я, и, взглянув на меня, убегала. Когда она проделала это раз шесть, я улыбнулся ей, она улыбнулась мне в ответ и убежала. В следующий раз я протянул ей руку и, когда мы обменялись рукопожатием, спросил:
— Не дашь ли ты мне кусочек водоросли? Она ответила:
— Нет! — и убежала.
В следующий раз я спросил:
— Не отрежешь ли ты мне кусочек водоросли? Она сказала:
— Но ведь у меня же нет ножниц!
Тогда я протянул ей складные ножницы, и она очень аккуратно от
резала кусочек водоросли и отдала его мне, после чего снова умчалась.
Чуть спустя она вернулась и сказала:
— Боюсь, что моей маме не понравится, если она узнает, что я дала вам кусочек водоросли!
Я вернул ей подарок и посоветовал попросить маму взять иглу и нитку и сшить оба кусочка водоросли вместе. Она засмеялась и сказала, что будет хранить их в кармане. Ну разве она не прелесть? Я рад, что ты не убегаешь от меня то и дело, пока мы разговариваем.
Понравилась ли тебе Матильда Джейн{13} и как она все время выбегает босиком под дождь?
Передай мой привет твоей маме и твоей тете Люси: не спутай ее с моей тетей Люси, которая живет в Гилдфорде.
Твой любящий двоюродный брат Чарлз Л. Доджсон
Агнес Халл
Крайст Черч, Оксфорд 10 декабря 1877 г.
Дорогая Агнес!
Наконец-то мне удалось забыть тебя. Это была очень тяжелая работа, но я взял шесть «уроков забывания» по полкроны за урок. Через три урока я забыл, как меня зовут и что мне нужно идти на следующий урок. Мой учитель сказал по этому поводу, что он доволен моими успехами.
— Я надеюсь,— добавил он,— что вы не забудете заплатить за уроки!
Я ответил, что это зависит от того, насколько хорошими будут последующие уроки. И можешь себе представить, последние из шести уроков были настолько замечательными, что я забыл все на свете. Я забыл, кто я такой. Я забыл, что нужно обедать, и уже, конечно, забыл заплатить своему учителю. Я дам тебе его адрес. Может быть, ты захочешь брать у него уроки, чтобы забыть меня. Он живет где-то в центре Гайд Парка и зовут его «мистер Палапор Пьятам»{14}. Как приятно совсем забыть Агнес и Эви, и... Я счастлив так же, как день короток! (Мне следовало бы сказать, как день долог, но теперь зима, а не лето.)
О дитя, дитя! Почему ты ни разу не приехала в Оксфорд сфотографироваться? Всего лишь неделю назад я приобрел первоклассный фотоаппарат, но девочке лет десяти, которая позировала мне, пришлось сидеть полторы минуты, так как свет сейчас слабый. Но если кто-нибудь привезет тебя, то я сфотографирую тебя даже теперь. Я надеюсь пробыть здесь почти до Рождества. Что толку иметь взрослую сестру, если она не может сопровождать тебя в поездках по Англии? После Рождества я надеюсь побывать в Лондоне и сводить кое-кого из детей в «Пантомиму». Но прежде всего мне необходимо сводить моего друга Эвелин Дюбург в какой-нибудь театр (ее родители всегда предоставляют мне ночлег, когда мне случается бывать в городе). Она утверждает, будто умышленно «остается маленькой», чтобы ходить вместе со мной. Она действительно еще не стала взрослой (ей нет еще и 16 лет, хотя и исполнится через неделю), поэтому ее несколько детские вкусы вполне простительны. После того как я исполню свой долг и свожу ее в театр, я примусь за вас. Два-два с половиной ребенка меня вполне устроят.
— Как может быть пол ребенка? — спросишь ты.
Видишь ли, большинство детей состоят частично из рук, частично из ног. Но если какой-нибудь ребенок состоит только из рук или только из ног (из чего именно, не существенно), то о таком ребенке я говорю, что это «полребенка». Прилагаю к письму загадку, которую я придумал для тебя (ответ — слово из двух слов), а также анаграммы для твоей взрослой сестры. Мой привет Эви.
Твой любящий друг Льюис Кэрролл
Мэри Форшалл
Честнатс, Гилдфорд 27 декабря 1877 г.
Дорогая Мэй!
Ну кто бы мог подумать, что почти на самое Рождество доставит
Мне
Матрац и
Мадригал для
Мэй!
Надеюсь, моя милая, хватит с тебя этих М? Если нет, то скажи, и я пришлю тебе еще несколько.
Я был очень рад получить небольшой матрац: подарки становятся более ценными, если их делают специально для тебя, и этот матрац мне очень дорог, так как он всегда будет напоминать мне о моем маленьком друге Мэй. Спасибо тебе большое за подарок.
Преданный тебе Льюис Кэрролл
Агнес Халл
[Брайтон]
4 января 1878 г.
Дорогая Агнес!
Предоставляю на твой выбор, когда вы втроем смогли бы отправиться со мной на дневной спектакль в «Пантомиму», так как я смогу в любой день приехать из Гилдфорда. Я мог бы приехать 8, 9, 10 или 11 января. Мне кажется, что для начала выбор достаточно велик. Выбрав день по своему усмотрению, пожалуйста, пошли своего «полномочного представителя» купить 4 билета и проследить, чтобы места были как можно ближе. В противном случае может случиться, что перед Джесси окажется какая-нибудь персона очень высокого роста и бедняжка Джесси все время будет плакать. Всякое удовольствие чуточку портится, если вы приезжаете в театр вчетвером и один из вас все время плачет. Я хорошо помню те дни слез на берегу, когда со всех сторон вас окружает соленая вода и вы даже не знаете, прилив это или отлив, на острове вы живете или на озере! Напиши мне, на какой день ты купишь билеты, иначе я не приеду и тебе придется идти без меня. Я охотно пробуду у вас до часа дня. Думаю, нам лучше всего воспользоваться услугами железнодорожной компании «Метрополитен».
Очень любящий тебя Ч. Л. Доджсон
Джесси Синклер
Крайст Черч, Оксфорд 22 января 1878 г.
Дорогая Джесси!
Твое письмо понравилось мне больше, чем что-либо еще за последнее время. Я могу сообщить тебе также кое-что из того, что мне нравится. Если ты надумаешь когда-нибудь сделать мне подарок по случаю моего дня рождения (дни рождения у меня бывают раз в семь лет по пятым вторникам апреля), то ты будешь знать, что мне подарить. Я люблю, сказать по правде, очень люблю самую малость горчицы, если под нее подложен тонкий кусочек хорошего мяса. Я люблю желтый сахарный песок, если он смешан с яблочным пудингом, чтобы не было очень сладко. Но, наверное, больше всего я люблю соль, если под нее налить супа. Суп не дает соли быть слишком сухой и помогает ей раствориться. Есть и другие вещи, которые я также люблю. Взять, например, булавки — только вокруг булавок должна быть подушечка, чтобы им было тепло. Люблю я и две-три пригоршни волос, только под ними всегда должна быть головка девочки, чтобы они могли расти. Иначе стоит лишь открыть дверь, как их разнесет ветром по всей комнате и их легко будет потерять.
Передай Салли, что если она не может решить задачу о двух ворах и пяти яблоках{15}, то в этом нет ничего страшного. Интересно, сможет ли она решить задачу о лисе, гусе и мешке зерна? Вот эта задача. Возвращается некто с рынка. По дороге ему нужно переправиться через реку. Лодка на берегу такая маленькая, что за один раз он может взять с собой что-нибудь одно: либо лису, либо гуся, либо мешок с зерном. Лису и гуся он не может оставить на берегу, так как лиса съест гуся. Гуся нельзя оставить с мешком зерна, так как гусь станет лакомиться зерном. Поэтому этому «некто» не остается ничего другого, как оставить на берегу лису и мешок зерна: ведь ты никогда не видела, чтобы лиса ела зерно, и вряд ли видела, чтобы зерно ело лису. Спроси у Салли, может ли она решить эту головоломку.
Думаю, что мне удастся время от времени выбираться и навещать тебя. Если мы будем видеться с тобой, скажем, раз в два года, то я уверен, что лет через десять мы станем добрыми друзьями. А ты как думаешь? Я буду очень рад узнать об этом от тебя, если ты захочешь написать мне письмо, и от Салли, если она захочет приложить руку к писанию писем. Если приложить руку ей не удастся, пусть попробует приложить ногу. Разборчивая ногопись — вещь очень хорошая. Передай мой привет ей, Кейт и Гарри, но не забудь и себе оставить немножко.
Твой преданный друг Льюис Кэрролл
Р. S. Передай маме мою признательность за только что доставленное письмо.
Эдит Блейкмор
Крайст Черч, Оксфорд 27 января 1878 г.
Дорогая Эдит!
Я весьма признателен тебе за твои пожелания по случаю моего дня рождения, носовые платки и альбом (очень красивый!), в котором есть место только для одной фотографии. Я вставил в него фотографию какой-то девочки, с которой я познакомился где-то на побережье. Помнится, это было Истберн.
Но, сказать по правде, ты не должна изливать на меня поток подарков. Ведь от них я скоро промокну до костей, простужусь, и доктор скажет мне:
— Вам следовало бы держать над головой раскрытый зонтик, коль скоро вы знаете, что приближается ваш день рождения. Шлю тебе привет и поцелуй.
Твой любящий друг Ч. Л. Доджсон
Мэри Форшалл
Крайст Черч, Оксфорд 4 февраля 1878 г.
Дорогая Мэй!
Как тебя зовут: Мэри Фрэнсиз или Фрэнсиз Мэй! Когда ты гостила здесь, кто-то сказал, что тебя зовут Мэри Фрэнсиз, а теперь ты пишешь «Фрэнсиз Мэй». От неразберихи с твоими именами я просто заболел. Я бродил по колледжу, безнадежно пытаясь найти какой-то выход, и время от времени натыкался на мистера Сэмпсона{16}, а когда я осознал, кто передо мной, я спросил:
— Как же правильно: Мэри Фрэнсиз или Фрэнсиз Мэй?
Мистер Сэмпсон замигал и произнес сонным голосом:
— В самом деле, как?
И я снова принялся бродить по колледжу, время от времени встречая его на своем пути.
Это ты все виновата и должна непременно помочь мне разобраться. Ты и сама знаешь, что должна.
Надеюсь, что твой папа чувствует себя лучше.
Преданный тебе Ч. Л. Доджсон
Саре Синклер
Крайст Черч, Оксфорд 9 февраля 1878 г.
Дорогая Салли!
Пожалуйста, передай Джесси, что я считаю все это чепухой. Надеюсь, она не подарит мне подушечку для булавок: у меня и без того есть три такие подушечки! Я забыл, о чем написал ей, тогда как она помнит мое письмо наизусть. Как ты теперь видишь, произошло следующее: письмо из моего ума перешло в ее ум подобно тому, как человек переходит в новый дом. Хотел бы я знать, показался ли письму Джес-син ум теплым и уютным и нравится ли ему в новом доме так же, как в старом? Мне кажется, что когда письмо впервые попало в Джессин ум, оно оглянулось вокруг и сказало:
— Бедное я, бедное! Никогда мне не будет покоя в этом новом уме! Как я хотело бы вернуться в старый ум! Ну зачем здесь такая огромная, громоздкая софа, на которой может разместиться дюжина людей? И на ней еще надпись: «ДОБРОТА». Я не смогу одно занять всю софу. В моем старом доме было всего лишь одно кресло — прекрасное мягкое кресло, в котором только и было место, что для меня, и на спинке кресла было написано «ЭГОИЗМ». Другие люди не могли беспокоить меня, так как для них не было кресел. А что за дурацкий стульчик стоит там, у самого огня, с надписью «СКРОМНОСТЬ». Видели бы вы, какой высокий стул стоял в моем старом доме! Сидя на нем, вы едва не доставали головой до потолка. И на нем, как вы догадываетесь, красовалась надпись «САМОМНЕНИЕ». Это гораздо лучшее название, чем «СКРОМНОСТЬ». А теперь посмотрим, что там в буфете. В моем старом доме в буфете стояла только одна большая бутыль с уксусом с надписью «ДУРНОE НАСТРОЕНИЕ», а этот буфет сверху донизу набит какими-то банками. Все они полны сахара, а на этикетах — надписи, да какие: «Любовь к Селли», «Любовь к Кэйт», «Любовь к Гарри»! Нет, терпеть не могу подобной чепухи! Выброшу-ка я их из окна!
Интересно, что сказало бы это письмо, попади оно в твой ум. И что, как ты думаешь, оно нашло бы там? Шлю Джесси, Кейти, Гарри и тебе привет и четыре поцелуя — по одному на каждого. Надеюсь, по дороге ничто не разобьется.
Любящий тебя Льюис Кэрролл
Р. S. Передай Джесси мою благодарность за письмо.
Гертруде Чатауэй
Вокзал в Рединге (по дороге в Честнатс, Гилдфорд)
13 апреля 1878 г.
Дорогая Гертруда!
Поскольку мне пришлось пробыть здесь полчаса, я успел изучить путеводитель от крышки до крышки (большинство вещей я изучаю так же основательно, и поэтому по самую крышку набит всякими полезными сведениями), и знаешь, к чему я пришел? Мне кажется, что на следующей неделе в любой день я смогу приехать в Винчфидц поездом, который прибывает туда в час дня. Выехав из Винчфилда в 6.30 я смогу вернуться в Гилдфорд к обеду. Следующий вопрос: далеко ли от Винчфилда до Ротервика? Не вздумай обмануть меня, испорченный ребенок! Если расстояние от Винчфилда до Ротервика больше 100 миль, то я не смогу навестить тебя, и бесполезно об этом разговаривать. Если же оно меньше, то возникает еще один вопрос: на сколько меньше) Это очень серьезные вопросы, и, отвечая на них, ты должна быть серьезна, как судья. Перо твое не должно улыбаться, а песок, которым ты промокаешь написанное, должен быть сух (возможно, ты возразишь: песок не может быть сух, так как в нем всегда есть сок, а вот песка в соке быть не должно, но все это шуточки, и тебе не следовало бы шутить, когда я прошу тебя быть серьезной), когда ты сядешь писать в Гилдфорд ответы на эти два вопроса. Можешь заодно сообщить мне, живешь ли ты все еще в Ротервике, у себя ли дома, получила ли ты мое письмо и все ли ты еще маленькая или уже стала взрослой, собираешься ли ты на море следующим летом и сообщить мне о чем угодно еще, что тебе известно (кроме алфавита и таблицы умножения). Шлю тебе 10000000 поцелуев.
Твой любящий друг Ч. Л. Доджсон
Агнес Халл
Крайст Черч, Оксфорд 17 октября 1878 г.
Нечего сказать! Из всего ужасного, что когда-либо совершила юная леди десяти лет от роду, дабы сэкономить один пенни, пересылка по почте чудной книжки, над которой я провел столько бессонных часов, бандеролью, чтобы углы ее были ободраны по дороге, сама книжка неминуемо зачитана всеми почтовыми служащими (которые имеют обыкновение читать такие книжки, подсыпав предварительно угля в огонь, и оставляют на всех страницах черные отпечатки своих пальцев), а ее красивый кожаный переплет исцарапан почтовыми кошками, словом, из всего ужасного такой поступок ужаснее всего. Ты вряд ли заслуживаешь того, чтобы получить книжку снова, кошмарный ребенок. Разумеется, мне ясны те истинные побуждения, которыми ты руководствовалась. Ты думала, что если пошлешь мне книжку по почте, то я буду ждать от тебя приложенного к ней письма, а ты слишком горда, чтобы снизойти до какого-то там письма! Ох, гордыня, гордыня! Как она портит ребенка, который в остальном вполне сносен! А хуже всего, когда человек гордится своим происхождением. Помимо всего прочего, я не верю, что фамилия Халл такая древняя, как ты утверждаешь, и что Яфет взял себе фамилию Халл{17} якобы потому, что он построил остов Ноева ковчега. Я вообще не уверен, что у ковчега был остов. И когда ты утверждаешь, будто жену Яфета звали Агнессой и тебя назвали в ее честь, ты все просто выдумываешь. Кроме того, я сам также произошел от Яфета: поэтому тебе не следует слишком высоко задирать свой нос (и подбородок, и глаза, и волосы)!