- Сообщите Ларисе Павловне, что прибыл Павел Владиславович, пусть она к нам спустится, - попросил Смирнов.
Горничная присела в реверансе и удалилась. Маевский проводил ее взглядом. Между мужчинами воцарилось молчание. Лариса спустилась к ним минут через пять. На ней было широкое домашнее платье в пол из натурального шелка яркой расцветки, которое необычайно шло ей.
- Звали? - она зашла и села рядом с Александром.
- Вот Павел Владиславович интересуется твоим здоровьем, - сообщил Смирнов.
Лариса с удивлением уставилась на Смирнова, затем на Маевского и спросила тихо:
- С чего это вдруг?
- Эм, выглядишь плохо, - нашелся Маевский.
Лариса внимательно посмотрела на отца, затем повернулась к Смирнову и сказала:
- Странно, вроде бы трезвый, а несет чушь. Может доктора вызвать?
Маевский с грохотом поставил чашку на стол.
- Зачем мне вызывать доктора? Ты на себя посмотри, растолстела, как корова, с чего бы это? - ерничал Маевский. - Ты на себя в зеркало смотришь?
- Кто бы говорил, - возмутилась Машка, которая тут же забыла, что она "дочь" этого прохвоста. - Сам на себя давно в зеркало смотрел? Мешки под глазами, брюхо отрастил, пьешь?
- Что-о-о-о? - Маевский выпучил глаза и даже приподнялся с дивана.
- За воротник заливаешь? - продолжила Маша. - У тебя сердце, одышка, а ты все по молоденьким бегаешь, пора бы о душе подумать.
Смирнов отвернулся и закрыл лицо рукой, он честно пытался не рассмеяться в лицо тестю.
- Да как ты смеешь? - начал было вскипать Маевский.
- Сидеть, - гаркнула Машка на "отца", тот от неожиданности плюхнулся назад на диван и икнул. - Значит так, ты меня не трогаешь, я тебя не трогаю. Не хочешь мира - быть войне, понял? - Маевский кивнул. - Вот и хорошо!
Маевский минуту сидел, молча, икая и переваривая сцену, потом почему-то встал и тихо спросил Смирнова, причем выражение лица при этом было наиглупейшее:
- Саша, а чтой-то с ней?
Смирнов вытер глаза от слез, которые набежали пока он пытался сдержать смех, ответил:
- Что, что? Не видишь, беременная она, - сказал и сам испугался.
Машка так посмотрела на него, что Смирнов понял одно - все, конец ему, как только тесть уйдет.
- Э-э-э, - только и мог сказать Маевский, - и давно у нее так? - глупее фразы даже Машка не могла представить.
Она посмотрела на Смирнова и сделала характерный жест руками - как будто что-то скручивала или выжимала половую тряпку. Смирнов зажмурился, кивнул, потом отрицательно повертел головой, но все же ответил:
- Вчера узнали.
- И кто там, мальчик, девочка, - глаза у Павла загорелись предвкушением подлянки, которую готов кинуть своему зятю.
- Футбольная команда, - ответила Маша. - Я, вообще, пообещала Саше уж если не футбольная, то бейсбольная точно, - и Маша засветилась, как неоновая реклама, хлопая ресницами. - Да, дорогой?
Смирнов кивнул, не глядя на Машу, ему и так было понятно, что кара небесная в лице Марии Николаевны ему обеспечена. Ситуацию спасла горничная.
- Обед подан, - сообщила она и величественно выплыла, Маевский плотоядно проследил за ней взглядом.
- Даже и не думай, - сообщила Маша и первая вышла из зала в столовую.
***
В столовой был накрыт большой овальный стол. Дети, Синельников, Барышев и его команда ждали хозяев, горничные стояли тут же, готовые прислуживать. Маша села рядом с детьми, за ней последовали мужчины. Маевский и тут отличился:
- Лариса, детям не пристало обедать с взрослыми, - сообщил он ей прописную истину.
- Это где написано? - спросила Маша. - У нас в доме дети кушают вместе с родителями, они и так отца видят раз в месяц, - и она кивнула горничным.
Повар вкатил столик с супницей, и горничные приступили к подаче горячих блюд. Маша повязала фартучек Володе, чтобы тот не облил одежду, и помогала ему справляться с едой. Мальчик очень аккуратно работал ложкой.
Для своих трех лет Володя был развит не по годам. Он правильно говорил, ел, одевался, что было для Маши удивительным. И в то же время дети были "забитыми", оба вздрагивали при громких окриках взрослых и боялись поднять глаза при отце. Лерочка больше молчала, но умела читать по слогам и водила пальчиком по строчкам, когда читала Вове сказки. Правда, в последнее время это делала Маша и с большим удовольствием, но ее напрягало, что девочка никак не выберется из раковины, что она все время молчит. Пугается и молчит. Это было уже плохо. Маша старалась, она придумывала игры, чтобы дети как можно больше смеялись. При таком подходе ребенок оттаивал, но медленно. Детям была нужна ласка и материнская любовь, это и старалась дать Маша - щедро раздавая свою нерастраченную доброту и нежность. Если Вовочка называл Машу "мама" и при первом же случае бросался к ней, то Лерочка не звала Машу никак. Если ей что-то было надо, она, либо долго мялась - и Маша сама ее спрашивала, либо подходила и спрашивала, но называть ее никак не называла. Родионова все понимала и уделяла внимание обоим детям одинаково, боясь, чтобы это не отдалило их друг от друга.
Обед для детей закончился, и Мария увела их в детскую спать. А взрослые продолжили беседы за напитками. Барышев и команда откланялись и продолжили заниматься делами, остались - Синельников, Смирнов и отец Ларисы. Синельников со Смирновым пили кофе, а Павел налил себе вина, в большом зале за столовой, который был не меньше, но там стояли вдоль стены уютные диваны и маленький столик посередине. Молчание затянулось, но было видно, что Маевский что-то задумал. Руки нервно подрагивали, а глаза бегали, как у человека с нечистой совестью. Павел налил себе второй бокал вина, выпил его залпом и спросил то, о чем думал последнее время.
- Саша, а ты уверен, что это Лариса? - Синельников чуть не подавился, Смирнов аккуратно поставил чашку на стол.
Маевский действительно был не в себе, во-первых, он впервые назвал зятя Сашей, а во-вторых, спокойно общался с ним. Настолько это было не похоже на Маевского, что Александр весь обед наблюдал за ним.
- А кто же еще? - не выдержал молчание Синельников.
И тут Маевский удивил обоих: он не одернул Дмитрия, не наорал на него или кого-либо, что было привычно для того самого Маевского, которого знали в этом доме, он общался, как обычный человек, без претензий на исключительность. До этого момента это был напыщенный сноб, который повелевал всем и всеми, даже в чужих домах. А тут вдруг вот так запросто "Саша".
- Ты знаешь, - задумчиво проговорил Маевский, глядя на Смирнова, - это так на нее не похоже... - и он опять задумался.
- Ты с ней последний раз когда общался? - спросил Смирнов.
Казалось, Павел вопрос проигнорировал, но после длительного молчания он все же ответил:
- Нормально мы с ней никогда не общались, всегда ругались. Впрочем, о чем говорить, если я ее не воспитывал. Пытался перевоспитать, но... - и он махнул рукой. - Какова мама, такова и дочь... - и он опять замолчал, думая о чем-то своем.
Синельников и Смирнов переглянулись. Павел их удивил, если не сказать больше. А виновник мыслительных процессов в умах двоих неординарных мужчин налил себе еще бокал вина и сделал большой глоток.
- Ты ведь знаешь, что Лариса не моя дочь? - обратился он к Смирнову.
Именно этого Александр и не знал. Для него это было как гром среди ясного неба. А Павел утвердительно кивнул и продолжил:
- Я женился на ее матери, когда у той уже был ребенок. Лариске было десять лет, так что повлиять на ее воспитание я смог, но не до конца. Да и мамаша ее не способствовала этому... Как же она не похожа на Лариску, - продолжил он после глотка из бокала. - Я не знаю, что ты там с ней сделал, но ты следи за ней, - проговорил он, вставая, но это у него не получилось.
Маевский попытался встать еще раз и лишь пролил вино из бокала себе на живот. Он с удивлением уставился на пятно, но все же с третьей попытки встал и начал заваливаться на бок. Его подхватила подбежавшая Маша.
- На полчаса оставить нельзя, - проговорила она, поддерживая Маевского за талию. - Что сидите? Помогите!
Смирнов с Синельниковым опомнились и помогли удержать Маевского.
- Может его здесь положить? - и мужчины переложили Маевского на большой диван у противоположной стены.
Маша поправила подушку и проговорила:
- Папа, тебе пить нельзя, а ты все туда же, - Маевский прикрыл глаза рукой, а второй махнул, отпуская зятя с дочерью. - Ладно, поспи, на ужин разбужу, - сказала Маша и вышла, вслед за ней потянулись мужчины.
Откровения Маевского не давали покоя Смирнову. Если Лариса не дочь Павла, то тогда понятно, зачем он настаивал на замужестве. С другой стороны, если б не хотела, то вряд ли бы Павел заставил ее это сделать, рассуждал Смирнов. Выходит, что либо она сама затеяла этот спектакль с женитьбой, либо у Маевского было желание пристроить дочку в надежные руки. С желанием Маевского все понятно, а вот если это Лариса затеяла свою игру, то тут возникают вопросы и все они нерадужного характера. И Смирнов решил это выяснить у Павла. Его мысли прервал оглушительный женский вопль. Александр сорвался с места и выскочил в холл. Из зала, где недавно сидели мужчины, выбежала горничная и с воплем бросилась к Смирнову.
- Убили-и-и-и-и! - вопила она.
На шум прибежали Синельников и Барышев.
- Кого убили? - был первый вопрос Барышева.
- Там, - и горничная махнула рукой в сторону зала.
Мужчины бросились туда. На диване лежал Маевский с закрытыми глазами, а в районе живота на белой рубашке красовалось огромное красное пятно. Горничная зажала рот руками и сползла в обморок на ковер.
10.
Мужчины подошли к дивану. Маевский лежал с закрытыми глазами, левая рука безвольно свисала с дивана, а правая лежала на груди. Если б не красное пятно на животе, то можно было подумать, что он спит. Первым опомнился Барышев, он протянул руку и дотронулся до шеи. Потом нагнулся и принюхался, затем расстегнул рубашку и попытался вытащить ее из брюк и был моментально схвачен левой рукой "покойника".
- Что еще за дела? - проговорил хриплым голосом Маевский и попытался сесть, зло глядя на Барышева.
- Да они тебя за покойника приняли, - проговорила Маша, которая стояла под аркой зала и с сожалением смотрела на Маевского. - Давай-ка я тебя в комнату отведу, а то ты всю прислугу перепугаешь, - и Маша помогла подняться Маевскому.
Тот уцепился за нее, как утопающий за соломинку, и, с трудом переставляя ноги, пошел за Машей.
- Осторожно, ступенька, аккуратно, - говорила Маша Маевскому, как маленькому мальчику, а тот покорно переставлял ноги в нужных местах.
Смирнов с минуту смотрел на это представление, затем опомнился и подхватил Маевского с другого бока, троица скрылась за поворотом на втором этаже. Барышев и Синельников проводили их взглядами, потом переглянулись.
- Он всегда так? - спросил Барышев.
- Вообще-то первый раз, - ответил Синельников, глядя туда, где только что скрылась троица, - я его таким еще ни разу не видел, - и он нагнулся, перекладывая горничную с ковра на диван.
Та охнула и открыла глаза.
- Как вы себя чувствуете? - спросил Дмитрий.
Горничная молчала и таращила глаза на мужчин. Барышев подошел и потрогал лоб.
- Она сейчас придет в себя, - сообщил он.
- А где покойник? - спросила горничная, оглядывая гостиную.
- Какой покойник? - спросил Барышев. - Никого не было, вам все показалось.
- Идите к себе, выпейте успокоительное, полежите, завтра все пройдет, - сказал Синельников.
Горничная ушла, слегка покачиваясь.
- Мда, - сказал Синельников. - Персонал напуган.
- Кстати, я хотел вам задать пару вопросов, - сказал Барышев.
- Прошу ко мне в кабинет, - вздохнул Синельников.
***
Кабинет начальника службы безопасности располагался рядом с кабинетом хозяина дома. Комната была значительно меньше соседнего кабинета. В ней находился стол, компьютер, оргтехника, мини-станция, за столом по стене располагались стеллажи, на которых стояли папки и книги. В нише между стеллажами находился сейф, сверху завешенный картиной Шишкина "Утро в сосновом бору". Барышев хмыкнул, глядя на репродукцию. Синельников проследил взглядом за ним и сказал:
- Воспоминание детства, на стене у меня коврик висел над кроватью, - и он вздохнул. - Меня бабушка воспитывала...
- А от меня бабушка отказалась, - сообщил Барышев, все еще глядя на картину, - у нас в детском доме эта картина в спальне висела. Мне повезло, что директором был мужчина старой закалки, бывший военный.
Воцарилось молчание. Синельников хоть и не попал в детский дом, но понимал, что это такое, родителей он тоже рано лишился. Воспитывала его бабушка, ее домик в деревне, на окраине нынешнего престижного поселка богатеев, он сохранил. Более того, перестроил и обустроил по последнему слову современной техники.
- Так о чем поговорить хотели, Анатолий Иванович? - прервал затянувшее молчание Синельников.