С завистью Ванюшка посмотрел Сашке вслед. Человек только на два года старше, а обладает такой свободой. Никто из уходивших в ночь сражаться с городовыми не знал, что царская власть тоже готовилась к отпору. Правительственные войска и полиция, а также корпус жандармерии сосредоточились в центре города. По распоряжению командующего Петроградским военным округом генерал-лейтенанта С. Хабалова на крышах высоких зданий и на колокольнях церквей установили пулеметы. Центр города по реке Неве изолировали от рабочих кварталов полицейскими и воинскими заставами. Мосты развели. Редкая во многих районах города стрельба слышалась всю ночь. Восстание набирало силу!
— Иди спать! — в который уже раз, еще более строго приказал Ванюшке дед.
Но тот снова упрямо замотал головой и поспешил скрыться в общей толкучке. Не мог Ванюшка уйти из чайной, где творились такие дела. Только в полночь, когда у него закружилась голова и стали слипаться глаза, Ванюшка отправился спать.
На синем морозном небе ярко светили звезды. В серебристом тумане сияла холодная, словно тоже ледяная, луна. Кое-где в доме тускло брезжили огоньки в окнах. Очевидно, не все в Скобском дворце спали. Матери и жены ушедших в ночь на улицы Петрограда готовить восстание теперь с тревогой и волнением поджидали своих. Ванюшка постоял у ворот. На противоположной стороне Невы слышалась перестрелка. Выстрелы звучали глухо. На притихшей улице все еще продолжали поскрипывать шаги редких прохожих. Неприметное со стороны пламя борьбы в Петрограде только еще разгоралось.
СУД НАД ЦВЕТКОМ
На новом месте Царь спал долго. Когда проснулся, уже светило солнце. В небольшой квадратной комнате, оклеенной веселыми голубыми обоями в полоску, никого не было. За незакрытой дверью в полутемном коридоре хлопотала у плиты мать Володи Коршунова, слышались громкие голоса жиличек:
— На улицах-то что делается! Людно, как на пасхальной неделе.
— Сегодняшнее утро ни один человек работать не пошел.
— Ни газет, ни извозчиков... Магазины закрыты...
«Где-то моя Аграфена Ивановна?» — подумал Типка о тетке, протяжно вздохнув.
В комнату заглянула худенькая светловолосая мать Володи Коршунова.
— Солдатик, проснулся? — певуче осведомилась она. — Забегали уж тут ребята к тебе, да я не дала будить. Спи... — И тут же пожалела Типку: — Сирота ты горемычная... Какой бравый-то теперь стал!
Царь немного поморщился. Он не любил, когда его жалели или хвалили.
— Наболтали тут про тебя. Жульничаешь будто ты в Питере, — рассказывала женщина, собирая на стол завтрак.
Царь потемнел. Он и накануне от ребят слышал эту весть и уже знал, кто возвел на него такой поклеп. Царь поспешил во двор. Внизу его встретил прежний любимец — дымчатый облезлый кот с отрубленным хвостом. Он доверчиво приблизился к Царю, выгнув по-верблюжьи спину.
— Г-гришка! Жив еще? — радостно удивился Царь и погладил кота. В дверях подъезда Типка остановился.
На дворе было бело и солнечно. Все такое знакомое, родное! Вон толпятся ребята. Царь почувствовал себя прежним скобарем, словно никуда и не уезжал и не было пережитой суровой фронтовой жизни. Типка издали смотрел на ребят. Окружив Цветка, те вели допрос.
— Ты, Петух, говори, когда это Царь жульничал на Апраксином рынке? — настойчиво требовал крестовый брат Царя Серега Копейка.
Того же шумно требовали и остальные.
— Говори! — грозно вопил даже Кузька Жучок.
Цветок пытался вывернуться, отпирался:
— Вы же не поняли! Это я про другого Царя говорил, не нашего.
— Про какого это другого? — не своим, свистящим голосом спросил Серега, потирая руки и с трудом удерживаясь, чтобы тут же не залепить оплеуху обманщику и лжецу. Собирался он его проучить на народе как следует.
— Про настоящего, — продолжал вертеться Цветок, — про Николашку Романова... — и осекся, увидев Царя.
Тот стоял, опираясь на палку.
— Г-говорил? — нахмурившись, спросил он.
Цветок, беспомощно оглянувшись по сторонам, понял, что ему не уйти от ответа.
— Говорил, — признался он, потупившись, не смея взглянуть Царю в глаза.
— Зачем же ты сочинил? — снова спросил Царь, гневно сдвигая брови и сжимая свободный кулак.
Все с нетерпением ждали, особенно Серега Копейка. Нужно было отвечать, и Цветок состроил простодушные глаза.
— Потому что я... чудной, дурак я!
Блаженно улыбаясь, всем своим видом он стремился внушить, какой он на самом деле дурак, и вызвать у Царя улыбку. Но тот, нахмурившись, сказал одно слово:
— Д-дерьмо! — сморщился и плюнул в Петьку.
Царь никак не предполагал, что последует дальше. Сразу же к Цветку подскочил Кузька Жучок и тоже плюнул.
Немедленно его примеру последовали и остальные. Оторопевший Цветок, подняв руки, загораживаясь, беспомощно вертелся среди ребят. Каждый считал своим долгом заклеймить кляузника.
— Х-хватит! — приказал Царь.
Скобари расступились. Цветок, съежившись, удалился домой, а ребята с Царем остались на дворе.
СКОБАРИ ПИШУТ СВОИ СМЕРТНЫЕ АДРЕСА
Ванюшка в этот день тоже спал долго. В школе последнее время занятия прекратились. Спешить было некуда.
На лестничной площадке ему попалась сияющая Фроська. Не утерпев, она похвасталась:
— У меня мать забастовала. Сидит сегодня дома. «Все равно, говорит, пропадать будем».
Ванюшка не успел ничего ответить, как Фроська снова осведомилась:
— А у тебя мать? Тоже будет бастовать?
— Где ей!.. Она не умеет, — неуверенно ответил Ванюшка, думая, смогут ли дед и мать забастовать, оставив в чайной одного Дерюгина. По всему выходило, что не смогут. Утром, как и обычно, они шли в чайную.
— Сговариваемся идти на Невский. Пойдешь? — спросила Фроська.
Ванюшка немедленно согласился.
Слух о том, что на центральных улицах полиция ружейным и пулеметным огнем расстреливает демонстрантов, поднял на ноги не только взрослых, но и ребят.
Толпы людей уже с утра повалили из дворца на улицу, направляясь в центр. Настроение у всех было боевое. Рабочие шли сражаться с полицией. «Хлеба будем требовать! Мира!» — кричали они.
Скобари толпились на дворе. Шел горячий спор: идти сражаться с городовыми на Большой проспект или прямо махнуть на Невский? Окруженный своими верными друзьями, Царь снова главенствовал. К нему обращались, ждали решающего слова. Но он пока не вмешивался в спор. Ждал, когда соберутся все ребята.
Ванюшка подоспел как раз вовремя. Он показал Царю свой адресок, написанный ночью студентом, расстегнув рубашку и вытянув гайтан с крестом.
— Видишь? Если меня убьют, то сразу отыщут.
Ванюшка подробно рассказал, что было ночью в чайной. У скобарей загорелись глаза. Смертный адрес Ванюшки ходил по рукам. Каждый жаждал иметь точно такой же квадратик бумаги.
— Хотите, я напишу? — услужливо предложил Ванюшка.
— П-пиши, — распорядился Царь, окидывая взглядом свое многочисленное войско и удивляясь, как ребята за это время повзрослели.
Ванюшка сбегал домой, принес две тетрадки в клеточку, пузырек с чернилами, ручку и промокашку.
Тут же, внизу, в подъезде, на подоконнике, Ванюшка расположился со своими письменными принадлежностями. К нему выстроилась очередь. Так же как и накануне взрослые в чайной, скобари один за другим подходили к Ванюшке. Нахмурившись и успев уже перепачкаться в чернилах, он трудился не покладая рук. Вокруг слышались не по-мальчишески серьезные голоса:
— Сашка Бушев...
— Никита Ковалев...
— Яшка Кукушкин...
— Дунечка Пузина...
Ванюшка перестал скрипеть пером. Скобарихи тоже вклинились в очередь.
— А девчонкам тоже писать? — нерешительно осведомился он у Царя, который стоял рядом и внимательно следил за его работой.
— Попробуй только не напиши! — угрожающе заявила Фроська, а девчонки отчаянно загалдели.
— Вы, дамочки, не шумите! — вежливо предостерег девчонок Копейка. — А то по шее накостыляем и домой спровадим.
Шум усилился.
— Маракуй всем, — распорядился Царь, взглянув на пылавшую румянцем Фроську.
— Маракуй! — повторила Фроська, почти вплотную придвинувшись к Ванюшке.
Неохотно Ванюшка написал адрес белобрысой смешливой Дунечке Пузиной. При этом он упростил свою работу — вместо подробного адреса стал на обороте просто и кратко писать: «Скобской дворец».
Вслед за Дунькой такой же адресок он написал и Фроське. За ней стояли другие девчонки и, нахально оттесняя мальчишек, торопили Ванюшку.
Он продолжал трудиться. От усердия на лбу даже выступила испарина. Очередь на лестничной площадке не уменьшалась. Вместе со скобарями стояли и гужееды. Откуда они всё так быстро разузнали — приходилось только удивляться. Адрес своих соседей и союзников Ванюшка тоже упростил, кратко писал: «Моторный дом (гужеед)». Гужееды давно уже перестали обижаться на свое не слишком звучное прозвище.
Заминка у Ванюшки вышла, когда к нему приблизился, точно соблюдая очередь, Копейка. Ванюшка написал на квадратике бумаги: «Серега Копейка», его адрес и вручил Сереге.
— Ты что, хмырь, очумел? — обидчиво спросил Копейка, прочитав свой «документ», и сунул его обратно под нос писарю.
Ванюшка сразу спохватился. Фамилию Сереги Копейки за несколько лет дружбы в Скобском дворце он так и не удосужился узнать. Копейка сердито приказал:
— Пиши новую: Сергей Краюшкин. Понял?
Получив другой, настоящий «документ», Серега удовлетворенно отошел. У кого имелся крест, свертывали свой адресок в трубочку и привязывали к гайтану. А у кого не было креста, думали, как лучше запрятать адрес.
— А зачем он нам? — спрашивали запоздавшие.
— Ежели убьют, по адресу сразу найдут, — пояснял Серега Копейка, застегивая свой суконный, в клочьях ваты малахай.
Новое затруднение на этот раз вышло у Ванюшки с Кузькой Жучком. Тот стоял в очереди наравне со старшими ребятами и, когда приблизился к писцу, заискивающе произнес:
— Теперь я... Жучок.
— Ну-у, — спросил Ванюшка, — как писать-то?
— Кузька Жучок.
— А фамилия?
— Не... не знаю... — признался Кузька, еще не ходивший в школу и не подозревавший, что у него должна быть какая-то фамилия.
Ванюшка растерялся. С одной стороны, ему было жаль Кузьку Жучка, с другой — все же требовался порядок.
Снова пытливо взглянув на вспотевшего от непривычного размышления Кузьку, Ванюшка обратился за разъяснением к Царю:
— Мелюзгу тоже писать?
— Куда их! Пускай нос утрут прежде, — запротестовали старшие скобари.
— М-малы еще... Не пиши, — распорядился и Царь.
Снова взглянув на кровно разобиженное лицо своего верного слуги Кузьки Жучка, на выступившие в его глазах слезы, Ванюшка все же написал на лоскутке бумажки: «Кузька Жучок. Скобской дворец» — и торопливо сунул в жаждущие руки Кузьки.
Кузька отошел осчастливленный, крепко сжимая бумажку, не вполне еще сознавая, для какой цели она предназначается.
Фроська тоже сжалилась над Кузькой и помогла ему привязать свернутую в трубочку бумажку на гайтан креста.
ЛЕДОВЫЙ ПЕРЕХОД
— Д-долго ты, писарь, канителился, — сказал Царь Ванюшке, когда тот, отдав последний адресок, облегченно вздохнул.
Ванюшка ничего не ответил, но черная несправедливость обожгла ему сердце. «Попробовал бы сам написать...» — подумал он.
И тут же по всему двору пронесся призывный клич Царя:
— Ж-живо-о! У-уходим!
Началась беготня в подъезды и обратно. Одни уходили самовольно, другие со скандалом в семье.
Вслед за Царем по почерневшему от копоти и сажи снегу мостовой потекла вереница скобарей. За Моторным домом их уже поджидала большая группа гужеедов во главе с высоким, плечистым Спирькой Орлом в черной круглой шапке и золотоволосой Королевой в розовом капоре. Поздоровавшись со своими соседями, Царь повел ребят дальше. По сторонам угрюмо чернели безлюдные, притихшие заводские корпуса. Застыли на стапелях, словно огромные обглоданные рыбины, скелеты недостроенных судов. Отдыхали заводские трубы. Лишь люди оживляли улицу. Шли они торопливо и все в одну сторону. Где-то далеко впереди гремела стрельба.
Царь вел ребят кратчайшим путем — через лед Невы.
— А почему это на Невский идут? — спрашивал Жучок, бежавший вприпрыжку рядом с Царем, который, несмотря на хромоту, по-военному печатал свой шаг.
— На Невском вся власть квартирует, — пояснил Царь.
А Серега добавил:
— Там живут господа.
— А к немчуре ты в тыл ходил? — допытывалась Фроська.
— Х-ходил.
— А из пушки стрелял? — интересовался Жучок.
— Н-нет.
— А в плен немцев брал? — спрашивал Спирька Орел.
— Н-не, не приходилось.
На Царя восторженно глядело не менее полусотни любопытных. Скажи, что он один брал немцев в плен, ему поверили бы. Только Ванюшка держался в стороне, ничего не расспрашивая, но подмечая, что Фроська преследует Царя по пятам, не сводя с него своих большущих сияющих глаз.
За поворотом в белесой морозной изморози блеснула торосистая поверхность Невы. Ребята увидели толпу на набережной, кучки смельчаков на ледяных просторах Невы. Царь смело спустился на лед и тут же, оступившись, чуть не провалился в заснеженную полынью.
— Эй вы, аховые! Куда вас, чертей, понесло! — кричали вслед скобарям взрослые.
— Г-гляди под ноги! В сторону не отходи! — в свою очередь покрикивал Царь на своих, осторожно обходя опасные места.
Вереница разношерстно одетых скобарей и гужеедов в этот светлый, седой от мороза и сиявшего на небосклоне скупого, холодного солнца день далеко растянулась во льдах по всей ширине Невы.
Передние, благополучно миновав торосы и полыньи, уже подходили к противоположному берегу, когда внезапно с ближайшей церковной колокольни зарокотал пулемет, поливая свинцом пробиравшихся по льду пешеходов.
Попав под обстрел, человек десять с Царем и Спирькой успели проскочить вперед и уже карабкались на берег. Остальные, растерявшись, заметались по сторонам и вслед за взрослыми поспешно обратились в бегство, скользя и падая на льду. Последним из ребят вернулся на свой берег застрявший в торосах Кузька Жучок.
— Где Фроська? — ринулся к нему Ванюшка.
— Утопла в Неве, — бормотал перепуганный Жучок, видевший, как Фроська с какой-то девчонкой под пулями нырнула в сугроб.
— Ты что... — возмутился Ванюшка, но на сердце у него похолодело.
Ледяные просторы Невы опустели. Только в разных местах чернели убитые, ползли раненые. Да вспугнутые галки, как хлопья сажи, кружились в сизом небе.
— Ребята-а! — закричал Копейка, потрясая кулаками. — Пошли на Кожевенную! В другом месте переберемся. — Серега спешил. «Сражающийся с полицией Царь, наверно, ждет подмоги», — думал он.
И скобари во главе с новым вождем отправились обратно в обход.
Не сразу догнал их Ванюшка, убедившийся, что среди раненых Фроськи нет. Возвращаться пришлось недолго. Там, где Нева впадает в Финский залив, противоположный берег едва виднелся в белесой морозной изморози. До него по нехоженому ледяному полю со вздыбленными сугробами и скрытыми под снегом рыбачьими полыньями было не менее версты. Но зато здесь было тихо, не стреляли. Немного подумав, Копейка все же решился.
— За мной!.. — крикнул он, указывая на противоположный берег.
У КАЗАНСКОГО СОБОРА
А в это время, выбравшись на набережную, кучка ребят с Типкой Царем укрылась за кирпичными строениями Франко-русского завода. Вскоре к ним примчались запыхавшиеся Фроська и Маринка Королева, почему-то оказавшиеся вместе.
— Не застрелили? — бросились ребята к побелевшим от страха девчонкам, больше похожим на снежных баб, чем на людей, — так извозились они в снегу.
— Кажись, жива, — бормотала перепуганная Фроська, сама еще не веря в это. — Пули прямехонько в меня летели. Кажись, прострелили.
Что-то бормотала и Королева, указывая себе то на грудь, то на спину. Осмотрев Маринку и Фроську со всех сторон, ребята решили, что они не ранены.