За эти годы Верников привык к Ирине Анохине настолько, что воспринимал ее уже как родственницу, а не женщину, на которую можно бросить мужской взгляд…
…Имелся, правда, один не слишком приятный для него случай в совместной биографии. Лет восемь назад, когда взаимная привычка не вошла в кровь слишком глубоко, и сам Верников, почти молодой, еще не устал от жизни и жаждал приключений. Произошло все летом, когда Колю отправили с бабушкой к родственникам в Москву, а сами что-то отмечали взрослой компанией. То ли Иринин день рождения, то ли какой-то очередной успех Сергея. Но точно у Анохиных, это Верников помнил однозначно. Пили, ели, и снова пили и пили. В то лето пилось необычайно хорошо. А потом, остужаясь, стояли над темной рекой, которая бежала под балконом Анохинской квартиры. Сначала все четверо, затем Сергей увел Лену смотреть новый фильм, привезенный им из Москвы: в те времена в их городе видеокассеты не имели ассортимента. Ирина и Верников остались вдвоем. Она смотрела в небо, разгорающееся над тем берегом июльскими звездами, и совершенно пьяно – как ему казалось – посмеивалась над чем-то своим. И тогда Верников, сразу сознавая, что делает не то, но будучи не в силах себя остановить, обхватил ее сзади. Двумя руками, через подмышки. И взял за грудь. Которая, не впечатляющая с виду, оказалась приятной на ощупь.
– Константин, не расслабляйся, – тихо сказала Ирина ровным и совершенно трезвым голосом.
От которого у Верникова прошло помутнение и руки опустились сами – прежде, чем женщина успела их отвести. Он тут же проклял себя за вольность. Он не знал, как смотреть в глаза Сергею, которого всерьез считал другом. Прикинулся более пьяным, нежели на самом деле, и попросил передать Лене, что ушел домой промывать желудок. В это поверили все. Включая скоро вернувшуюся Алену: в ту ночь на каждого пришлось, пожалуй, по бутылке водки, и отравление Верникова казалось естественным. Потом он все-таки некоторое время избегал Сергея. А встретившись во дворе, первые секунды не мог поднять глаза. Пока не осознал простой вещи: Ирина вряд ли рассказала мужу про ночные приставания соседа; ведь из-за такой мелочи не стоило рвать семейственную дружбу – значит, Сергей ничего не знал. И Верников сделал вид, что ничего не произошло, и дружба покатилась дальше по ровным рельсам, проскользнув опасное место. И чего уж Верников, мало искушенный в женской психологии, абсолютно не ожидал – после того невинного домогательства он ощутил, как дружеское расположение Ирины к нему стало еще крепче…
…То случилось тысячу лет назад. И теперь Верникову не верилось, что он мог даже по пьяному делу посягать на груди сорокалетней женщины, которая сейчас неторопливо натирала ему спину. Впрочем, тогда Ирине было далеко не сорок. Как и ему. Но все ушло в давно прошедшее время.
– …Ну вот, готов! – Ирина наконец повернула Верникова, любуясь своим трудом. – Нет, ты посмотри, Анохин!
По какой-то староинтеллигентской, вычурной и ненатуральной привычке она именовала мужа по фамилии. Имя использовала редко – и уж реже некуда, когда дружеское застолье приподнималось до определенного градуса и заблестевший мир представал в радостном свете, ласково называла «Сережиком».
– А что смотреть? – усмехнулся Сергей. – Мужчина как мужчина. Все что надо, и даже более того.
– Да, более того. Но именно что того. У тебя, Анохин, тоже более того.
Только в другом месте.
– Чем тебе мое место не нравится?
– Сказала бы я тебе, да дети рядом… Я серьезно, Анохин. Я старше тебя на два года, Костя меня тоже на два. Выходит, ты моложе его на четыре. Тебе ведь даже сорока еще нет! Но посмотри на Костю – поджарый волк. А ты разъелся, как старый орангутанг.
– Орангутан, – машинально поправил Верников.
– Что? – не поняла Ирина.
– Оран-гутан, то есть лесной человек. «Гэ» на конце не нужно. Это безграмотно с биологической точки зрения.
– Зато верно с человеческой. Посмотри на эту разожравшуюся обезьяну!
Верников почувствовал, как медленно назревает семейный скандал – которые у Анохиных в последнее время стали довольно частыми, причем всегда по инициативе Ирины, которая абсолютно его не стеснялась. И прежде, чем убежать в море, попытался загасить вспыхнувшее пламя:
– Ну, если быть точным, не разъевшуюся, а распившуюся. А пиво, между прочим, профессиональный напиток компьютерщиков. Ты рада, что Сергей – директор компании, или нет? Пиво необходимо для мозгов. Это я тебе как доктор говорю.
– Как ветеринар, если уточнить? – не преминул поддеть Сергей, бывавший иногда чересчур язвительным, в данном случае даже не уловив, что Верников пытается защитить именно его.
– А какая разница. Все живое устроено сходно, – ответил Верников, переводя разговор на безопасную тему. – И у животных тоже есть мозги. Если мы этого не понимаем, то значит, нам собственных мозгов не хватает. Да, я ветеринар, а не нейрохирург. Но ты так давно меня знаешь и до сих пор не понял простой вещи…
Он остановился, ощутив, что начинает слишком агрессивно обороняться от Сергея – махнул рукой и побежал купаться.
4
Здешнее море в общем не нравилось Верникову, хоть и называлось Средиземным.
Вероятно, турки построили отель в дешевом и неудачном месте, где всегда дул ветер, и в любое время бушевал накат, взмучивая песок и делая воду непрозрачной. Прибрежная полоска шириной метров в сто отделялась шнуром и именовалась «Заповедной зоной черепах» – «Schildkrotenschutzsone». По словам отельного гида, лупоглазой и косноязыкой южнорусской девицы, здесь исторически жили турецкие морские черепахи, которые до сих пор ползают через пляж и даже откладывают яйца.
В самом деле, в нескольких местах красно-белые полицейские ленты выделяли квадратные площадки вроде пустых могил с воткнутыми в песок прутиками. Вероятно, так обозначались места кладки. Из-за черепах заповедную полосу не чистили – в отличие от той части пляжа, где стояли лежаки и навесы.
Неизвестно, нравился ли такой подход черепахам, но для отдыхающих последние сто метров служили полосой препятствий. Грязный песок был усыпан какими-то колючками, нанесенными из моря щепками и прочим естественным мусором. К которому прибавлялся продукт человеческих рук вроде смятых пивных банок, бутылок из-под кока-колы и даже недоеденных арбузов. Которые турки также почему-то не убирали, пользуясь неприкосновенностью «черепашьей зоны».
Верников пробежал к морю, стараясь миновать самые твердые колючки, и вошел в воду. Море тоже радовало мало. Мелководье через несколько шагов круто падало на глубину. В результате у кромки воды кишели не умеющие плавать. Особенно раздражали Верникова дети. Он их не любил, и сам вид орущих, ревущих и кидающихся песком существ выводил его из себя. Лучше бы уж пляж остался диким и тут по-прежнему ползали молчаливые черепахи.
Купальная зона отмечалась буйками метрах в пятидесяти от берега. Заплывать дальше было небезопасно: там вовсю гонялись кретины на вонючих водных мотоциклах. Впрочем, внутреннее плавание тоже не обходилось без риска: кретины другого рода взлетали с пляжа на буксирных парашютах, и пловец рисковал в любой момент получить удар ногой по голове. Турок это не волновало.
До буйков Верников не доплывал; плавать он умел хорошо, но не обладал достаточным запасом сил и быстро уставал. Волны накрывали с головой, не давая отдыхать на спине. Стоять по горло среди других дебилов и прыгать на прибое наскучивало, к тому же вода не отличалась теплотой.
Поэтому, проведя в море минут двадцать, Верников побежал обратно к тенту.
Кошачьи укусы, разъедаемые соленой водой, жгли до локтей.
Сунув ноги в сланцы, чтобы не обжечь подошвы на раскаленном песке, Верников прошел к пресному душу, быстро ополоснул лицо и руки.
Он вернулся на лежак, расстелил пляжное полотенце и лег – точнее сел, подняв спинку.
– Это вы, дядя Костя, – не открывая глаз сказал Коля.
– Я. Папа с мамой купаться ушли?
– Давно. А вы куда ходили?
– Как куда? Тоже купаться.
– Нет, а потом?
– Потом под душ.
Пацан, судя по всему, скучал в одиночестве на душном пляже, и теперь забросал Верникова вопросами.
– А зачем? Мама говорит, морская соль полезна для кожи и ее надо подольше не смывать.
– Насчет солей, которые содержатся в здешнем море я бы сказал, но промолчу… Я ходил руки обмыть.
– А зачем?
– Чтобы не болели, – терпеливо отвечал Верников, прикрыв глаза.
– А они у вас отчего болят?
– Кошки покусали.
– Кошки?!
– Ну да. Я же кошачий доктор, ты забыл.
– Нет… Но разве докторов кошки кусают?
– Конечно, а ты как думал?
– А… – начал было Коля, но тут взвыл мобильник, висящий на его безволосой груди.
Он нажал кнопку, прочитал сообщение, и лицо его расплылось в счастливой дурацкой улыбке…
– От девочки, – усмехнулся Верников.
– Ага… Вчера ночью на дискотеке познакомились… Такая классная девчонка.
– Молодец, – похвалил он. – Нигде времени не теряешь.
– Время деньги, как говорят экономисты.
– Ну да, ты ведь у нас экономист… будущий. Если папа пристроит…
– Именно так, – серьезно подтвердил мальчик. – А вы, дядя Костя, почему мобилу с собой не взяли?
– А зачем она мне? – пожал плечами Верников.
– Как?! А эсэмэски получать?
– Коля, мне их девочки не шлют. Да если б и слали, я бы не стал читать, – Верников опять усмехнулся. – Возраст, понимаешь, не тот.
– А… Если тетя Лена захочет с вами поговорить?
– Тетя Лена обойдется без разговоров со мной две недели. А если будет слишком надо, она твоей маме позвонит, так договорились…
Коля сокрушенно покачал головой. В его понимании остаться на курорте без мобильника означало то же самое, что быть без руки или ноги.
– Пойми, Коля, – довольно мягко сказал Верников. – Для тебя сотовый телефон – игрушка. К тому же купленная и оплаченная папой. Так?
Парень промолчал, проглотив и последнюю, не слишком приятную для взрослого ребенка, истину.
– А для меня это рабочий инструмент. Поверь, я уже не помню, когда в последний раз при звонке чувствовал что-нибудь, кроме тревоги. Меня достают пациенты. Днем и ночью и в выходные. Я, конечно, люблю свою работу. Но не до такой степени, чтобы дать ей задавить и на отдыхе. И кроме того…
– А вот и мы! – сияющая, покрытая каплями воды Ирина Анохина возникла перед ними, словно из знойного марева.
Следом, поднимая тучу песка, по-слоновьему пылил Сергей.
Тонкий купальник облепил белое тело Ирины.
Верников невольно рассматривал ее. Она, конечно, сильно расплылась за последние годы. Отяжелела в бедрах, и грудь казалась уменьшившейся по сравнению с выпирающим животом. В ее фигуре осталось мало от той женщины тридцати с небольшим лет, к которой он в пьяном порыве – выпустившем наружу подсознательные желания – приставал на ночном балконе. Но и в нынешнем облике Ирина Анохина осталась привлекательной. По крайней мере, в мокром купальнике.
– А ты уже наплавался? Так быстро?
– Я долго не могу, – словно оправдываясь, сказал Верников. – Плыть мне лень. Кости тяжелые, жира нет, вода не держит…
– Да уж… Анохин-то вместо буя может висеть. А я туда и обратно четыре раза сплавала.
– Вы с Анохиным олимпийские чемпионы, давно известно. А я – так…
Кошачий доктор.
Он усмехнулся и снова закрыл глаза.
– А этот все сидит, – продолжала наводить порядок Ирина. – Так и не сдвинулся с места. Ты почему купаться не идешь? Хочешь тепловой удар заработать?
– Мам, мне тут хорошо. И дядя Костя рассказывал…
– Это ты дяде Косте и рассказывай, – перебила Ирина. – А не мне…
Представляешь, Костя – он стесняется идти к морю, потому что на берегу сидят две девочки, с которыми он познакомился на дискотеке…
– Ну мама! – вмешался вмиг покрасневший Костя. – Ничего я не стесняюсь…
– Это ты кому-нибудь другому говори. То я тебя не знаю. Возьми вон отца… – она бросила косой взгляд на Сергея, удобно разместившегося на лежаке и ушедшего с головой в компьютерный журнал. – Или лучше дядю Костю. Подойдете вдвоем, скажите им…
– Да не хочу я никуда идти.
– Тогда сбегай в бар и принеси всем воды…
– А мне два пива, – быстро добавил Сергей.
– Пусть вон папа сходит, – парировал Коля. – Ему полезно двигаться.
– Ну ты… – начала было Ирина и тут же перебила себя, схватив Верникова за руку: – Вон, вон, идут по сосновой дорожке, смотри:
– Кто – идет? – лениво спросил Верников.
Настил из деревянных планок был проложен до начала черепашьей зоны, и когда песок прокалялся до нестерпимости, все ходили к морю только по нему.
– Да девочки… ближе к нам – та, по которой страдает наш Ромео.
– Ну мама…
По дорожке, покачивая бедрами, задницами, грудями и всем прочим, шли два небесных создания в несуществующих стринг-бикини. Ровные, идеально сложенные, совершенные в каждом сантиметре. Словно резиновые куклы.
Та, что шла справа, ничем не уступала шедшей слева. Коля не зря познакомился с такими. Девчонки были молоды и несомненно глупы, но настолько хороши, что лет десять назад сам Верников – чего греха таить – не отказался бы поочередно раздвинуть им ноги…
Однако рядом с ним сидела в еще мокром купальнике сорокалетняя Ирина Анохина. Красивая когда-то, но уже потерявшая очертания фигуры, поблекшая лицом – и ей никогда не суждено было вновь сделаться такой, как эти две вагины на ножках. Десять лет дружбы пролетели незаметно – практически они состарились вместе, и теперь Верников не мог ее предать даже на словах. Поэтому он презрительно хмыкнул и сказал:
– И что? Эта кривоногая уродина и есть предмет, из-за которого ты стеснялся идти к морю?
И тут же услышал благодарную усмешку Ирины. Она поняла, что он сказал так именно для нее.
– Слышал, что дядя Костя сказал? А он специалист, поверь мне.
– Но мама… Но дядя Костя… Они ночью на дискотеке такие красивые были… – простодушно оправдывался Коля.
– Ах, Николай, Николай, – похлопал его по плечу Верников. – Это же элементарно, и не надо быть Ватсоном… Ночью все девочки красивы…
Ирина хихикнула.
– …А уж о мальчиках я и не говорю, – закончил он.
– Какие мальчики, какие девочки? – встрял в разговор Сергей.
– Пап, а дядю Костю, оказывается, кошки искусали, – объявил Коля, желая сменить тему.
– Так это его профессия. Чтобы кошки кусали.
– Ну не скажи, – ответил Верников, опять чувствуя легкую язвительную усмешку в словах друга-компьютерщика, который считал свою профессию важнее. – Меня кусали не только кошки.
– Дааа? А кто еще? – с детской непосредственностью уставился Коля, и Верников вдруг отметил, что узким лицом и правильным профилем мальчик страшно напоминает Ирину, какой она была в те годы, когда он ее желал…
– Ооо… Возьми «Жизнь животных», открой оглавление и вычеркни тех, кто не кусал, – усмехнулся он. – Так быстрее будет.
– Ну нет, я серьезно, дядя Костя!
– Серьезно… Собаки, конечно. Разные. Хомяки, крысы, морские свинки, попугаи…
– А разве попугаи не клюются?
– Попугаи именно кусаются. Клюются курицы. Клевала, успокойся. Утки щипали и гуси… А также кусали коровы, козы, овцы, лошадь… Как-то раз ящерица…
– Ты что, даже ящерицу лечил?! – поразилась Ирина.
– Да нет, – засмеялся Верников. – Непроизводственный случай. На даче как-то раз увидел, наклонился, руку протянул. Она не испугалась, а решила от пальца кусочек откусить.
– И как – откусила? – хмыкнул Сергей.
– Нет. Я для нее слишком большим оказался.
– А еще кто, дядя Костя?
– Еще… Белка, выдра, уж…Один раз норка, и два раза хорек…
– …Ну тебе прямо медаль надо дать – за ветеринарные заслуги, – насмешливо перебил Сергей.
– …И даже осел.
Верников завершил этим животным полный список покусавших. Но после реплики Сергея упоминание об осле прозвучало невероятно двусмысленно. Так, что Ирина захохотала, весело глядя то на Верникова, то на мужа.