Тем временем добрая Тоналлашочиатль умилялась скромностью и немногословностью жреца. Показывая пальцем на священника, женщина рассказывала мужу о том, какой он тощий, как и Чикуатемок, и как надо хорошо их кормить, а то вконец исхудают. Куаутлапочин согласно кивал жене и не пытался возражать, а та подкладывала мужчинам всё новые и новые куски тушёного мяса, а также свежеприготовленные тортильи. Сын вождя попытался урезонить мать. Но та отмахнулась и сказала: "Там у них в городе пусть ведут себя, как хотят, а здесь у собственного очага я - хозяйка. Здесь моё место. Я уже старая женщина, в Тламанакальпан не поеду, а тут меня всё равно уже бесполезно чему-то учить", - и рассмеялась.
После ужина молодой воин проводил гостя до его хижины. Ночью улицы обезлюдили, дневная суета сменилась абсолютным покоем и безмолвием. Ни одного огонька не видать. У самой двери дома, помня о неловком положении приятеля за едой, Несауальтеколотль сказал: "Знаешь, а твоя мама просто чудесная. Передай ей ещё раз большое спасибо". Друзья попрощались и договорились встретиться завтра утром на строительстве пирамиды.
Глава 6. Недобрый взгляд
Голодная Сова буквально валился с ног. Столько событий за один день: схватка с крокодилом, прибытие в деревню тоуэйо, встреча с товарищем, знакомство с вождём, его доброй вечно смеющейся женой и красавицей-дочерью, да и о местной кухне забывать не стоит. Собак ели и на Родине, но местные травы и плоды молодой мужчина ещё никогда не пробовал. Обессиленный, но довольный, жрец сел на циновку в углу, сбросил сандалии, разделся и удобно свернулся калачиком под собственным плащом. Засыпая, парень думал о матери, она осталась далеко в Ойаменауаке. Гордая и властная женщина, потомственная аристократка, такая холодная не только к окружающим, но и к собственному сыну, не могла позволить себе даже улыбки на лице. Несауальтеколотль, кажется, ни разу на слышал её смеха. Вместо ласки и сочувствия - строгость и наказания. И ходила она всегда в чисто белых юбке и уипилли, считая цветные наряды вульгарными и подобающими низменному люду. Никаких вестей от семьи не приходило, ведь Тламанакальпан, понятное дело, не поддерживал отношений с Ойменауаком. Юный жертвователь искренне надеялся, что Кецалькойотль ничего не сделает с его родными. Они ведь даже и не знали о решении сына отправиться вместе с изгнанниками. А мама Чикуатемока совсем-совсем другая. Наверное, от такой уходить было бы труднее. Вскоре мысли стали всё более тягучими и неясными. Сон овладевал разумом, поток сознания иссяк.
Посреди ночи служитель внезапно проснулся от ужасной боли. Будто кто-то, невероятно сильный сдавливал затылок, стараясь расколоть череп. Парень инстинктивно сел на циновке и схватился за голову. В ответ на движение в темя словно вогнали кинжал - лицо скривилось и зубы сжались от невыносимой муки. "Неужели всему виной пища варваров? Быть может меня отравили?" - даже мысли усиливали страдание. Душно, как же душно в проклятой хижине! Голодная Сова попытался встать, но ноги подломились, и молодой мужчина едва успел вытянуть руки и не ударится лицом об пол. Ползти. Медленно переставляя локти и колени, возжигатель копала начал движение вперёд. Один-два, один-два, так, ещё и ещё. Каждый раз новая волна накатывалась на темя и заставляла кровь пульсировать в висках. Молиться? Да, когда такое, даже мысли нужно экономить, не говоря уже о словах. Один-два, один-два, уже лучше. Перевести дух. И снова колено-локоть, колено-локоть, нога-рука. Выход близко - вон как дует из-под занавески. Путь, который любой мог бы преодолеть за пару шагов, показался вечностью. Любое маломальское шевеление сопровождалось настоящим мучением. Пот капал со лба, впитывался в волосы, стекал по носу и разъедал глаза. Наконец-то. Несауальтеколотль сел и из последних сил отдёрнул занавеску. Полегчало. Нет, не сразу, но стало лучше. Как заворожённый, юноша глядел в ночное небо, юбку богини Ситлальиникуэ. Вон там, семь ярких звёзд - наш владыка Тескатлипока, а та белая полоса, тянущаяся поперёк до самой линии горизонта - облачный змей Мишкоатль. А вот и Сенцонуицнауа (7) - злобные дети, замышлявшие убить собственную мать. Свежий ночной ветер ударил в лицо священнику. "Спасибо тебе, Йоуалли Ээкатль", - прошептал жертвователь и из уголка глаза по щеке покатилась одна единственная слезинка.
Боль отступила. Теперь служитель смог встать и ходить. "Нужно перетащить циновку поближе к выходу и полностью открыть дверной проём", - решил парень. Сказано - сделано. Голодная Сова снова опустился на подстилку, укрылся плащом, боязливо закрыл глаза и вскоре уснул. Более его сон не прерывался до самого утра.
Луч солнца попал прямо в глаз и разбудил столичного посланника. Значит, уже день, и жрец опоздал на стройку. Чикуатемок! Он, наверное, давно ждёт. Как же так? Мужчина вскочил и увидел на полу около себя тарелку вчерашних тортилий, миску бобов и кувшин воды. Значит кто-то уже приходил сюда. Ну почему же не разбудили? В Тламанакальпане не потерпели бы опозданий ни от раба, ни от аристократа. Его тут же бы растолкали и хорошенько отчитали за праздность и несобранность. Неужели тоуэйо так ценят сон? Давясь едой, Несауальтеколотль буквально покидал в себя весь завтрак, наспех оделся, почистил зубы и наконец-то вышел на улицу.
Работа давно кипела. Люди с корзинами, полными тяжёлых булыжников приходили с гор и сваливали груз в общую кучу. Другие сортировали камни и укладывали их непосредственно на пирамиду. Женщины замешивали раствор. Сын вождя стоял в самом центре шумного действа и отчитывал кого-то из носильщиков. Как только показался возжигатель копала, всё внимание переключилось на него. Кое-кто даже прекратил работу. Снова улыбки, любопытные взгляды и указующие пальцы - житель столицы уже начал привыкать к повадкам варваров из затопленного леса.
- Проснулся наконец, - с улыбкой приветствовал друга Чикуатемок.
- Да, извини, - виновато ответил Голодная Сова, - почему меня никто не разбудил? - юноша решил сбросить часть вины.
- Вчера у тебя был тяжёлый день, брат, думаю, хороший сон должен пойти тебе на пользу, - отвечал воин.
- Ясно, - служитель культа сжал губы и опустил глаза.
- Послушай, ничего не случилось. Расслабься уже. Ты не у себя в городе, - решил ободрить товарища наследник текутли, - Лучше покажи нашим ребятам, как ставить плиты облицовки да заполнять промежутки между блоками.
Результаты осмотра здания оказались неутешительными. Традиционную схему профиля пирамиды в виде сменяющих друг друга наклонных и вертикальных поверхностей воспроизвести не удастся. Для этого потребовалось бы разобрать всю конструкцию. Придётся остановиться на самых простых скошенных ступенях, и то положение требовало срочного вмешательства ради спасения замысла. Несауальтеколотль собрал всех каменщиков и попытался объяснить, что от них требуется. Атокатеки хлопали глазами и чесали затылки. И дело не только в языке. Жрец воспринимал наречие тоуэйо, как некую исковерканную версию своего собственного, и потому объяснялся неплохо. Просто никто из варваров никогда ничего не строил из камня. Нетерпеливый сын вождя начал кричать и жестикулировать, пытаясь втолковать соплеменникам идею. Голодная Сова замолчал и передал другу полномочия главного зодчего. Так или иначе толпа разошлась, и люди вновь облепили будущую храмовую платформу. Поначалу ничего не клеилось, но по ходу укладки булыжников процесс наладился. В суматохе дня избранник богов на время забыл о странном ночном приступе боли.
Ближе к середине дня на площадку пришла Йоуальшочитль. При свете солнца девушка казалась ещё прекраснее. Свежий ветер играл в её волосах и трепал рассыпанные по плечам пряди. Озорные искорки поблёскивали в глазах. Браслеты из пластинок речного перламутра побрякивали на руках и ногах. Сегодня кечкемитль оказался на месте, - не без удовлетворения заметил священник.
- Здравствуй, брат. Привет и Вам, господин, - поздоровалась она и слегка поклонилась.
- ААА, сестрёнка, - протянул Чикуатемок, - Зачем пришла?
- Ты конечно не поверишь, но девочкам тоже интересно, как идёт строительство, - выдавила из себя недовольная красавица.
- А, по-моему, причина в другом, я даже понимаю в чём, вернее в ком, - усмехнулся наследник касика.
- Сейчас обижусь и уйду, - насупилась Ночной Цветок и демонстративно встала спиной к парням. Несколько каменщиков прекратили работу и откровенно глазели на сценку.
- И пожалуйста, хочешь - уходи, - не сдавался молодой воин.
- А не уйду. Тебе на зло, - выпалила дочь текутли и резко повернулась обратно.
Юный жертвователь предпочёл не вмешиваться и наблюдал происходящее со стороны, еле сдерживая улыбку. Ну и характер! Юным аристократкам Ойаменауака и Тламанакальпана прививали скромность и сдержанность. Им ни за что бы не позволили так себя вести, тем более на людях. А тут бессильная ярость, парадоксально, но она, кажется, даёт плоды. И как же привлекательно выглядит сейчас худенькая фигурка - напряжённая спина, сжатые кулачки, гордо выгнутая шея. Вот так и хочется заключить её в объятья, охватить сильными руками, щекой прикоснуться к раскрасневшемуся личику, остудить пыл собственным телом, заставить непокорную девушку расслабиться и перевести заряд гнева в ласку и нежность. Но разве может духовное лицо думать о таком? Нет, прочь греховные мысли!
Неизвестно, чем бы закончилось представление, если бы на площадке не появился новый персонаж. Это был немолодой мужчина, на вид лет сорока пяти-пятидесяти. Кожа уже начала стареть, но мышцы ещё не сделались дряблыми и хорошо конструировались на сухопаром тросе. Верхняя часть лица раскрашена в чёрный цвет, нижняя - в белый. На голове убор из полумаски каймана с плюмажем из перьев совы, цапли и колибри. На шее висело ожерелье из клыков крокодила, такие же зубы воткнуты в уши вместо серёжек. Целая шкура водного хищника свешивалась со спины вместо плаща. А из хвоста рептилии сделан пояс. В руках человек держал посох, вернее длинную необструганную палку с нанизанным на неё черепом то ли пумы, то ли ягуара и многочисленными привязанными костными колечками, болтавшимися на кожаных шнурках.
- Моё почтение, Чикуатемок, - холодно приветствовал он наследника, не удосужившись поклониться.
- Добрый день Тлилтеоакоматль. Где пропадали целый день?
- Разговаривал с духами, - коротко ответил тот.
- А почему Вы раскрасили лицо?
- Духи велели мне. Так они смогут меня увидеть и опознать.
- А по мне так Вы скрываете ссадины, видно же.
- А, ерунда, продирался через кусты, ветка задела, - поморщился чаротворец и отвернулся.
Несауальтеколотль и Йоуальшочитль подошли ближе, но предпочли остаться на расстоянии пары шагов о беседующих. Вид шамана отталкивал, а неприятная манера разговора вкупе со скрипучим голосом не располагала к общению.
- Что скажете про нашу пирамиду? - спросил сын касика.
- Грядут перемены, большие перемены, - ответил незнакомец, и возжигателю копала показалось, будто он намеренно отвёл глаза.
- Значит, Вы связываете появление пирамид с переменами, почтенный Тлилтеоакоматль, расскажите нам, какого рода эти перемены?
- Перемены дают нам шанс, каждому из нас, Чикуатемоцин, тот, кто сможет использовать его с пользой для себя и определяет, какого рода станут грядущие перемены в конечном итоге.
- Как всегда, ничего определённого, - с досадой бросил молодой воин.
Далее беседа шла в том же ключе. Наследник текутли старательно выпытывал мнение колдуна о святилище, а тот старательно уходил от ответа. Разговор всё больше напоминал странную игру с непонятной целью, да только Голодная Сова не слушал больше. В обществе таинственного незнакомца жрец сначала почувствовал нарастающую угрозу, затем та сменилась неприятным саднением в груди и тошнотой. Голову стало распирать изнутри. Неужели от знахаря исходит некая нечестивая аура? На мгновение жрец поймал взгляд обладателя крокодиловой шкуры. Ненависть, лютая ненависть. Ошибка? Возможно. Но почему тогда так явственно? Помимо обычной человеческой интуиции боги наделили служителя сверхъестественным чутьём. Столь сильный посыл не мог взяться на пустом месте. Возжигатель копала посмотрел на раскрашенное лицо - глубоко посаженные обсидиановые глаза, густые брови, тонкие губы, множество морщин, в глубине которых скопились катышки цветной пудры. Но пожилой мужчина всячески избегал дальнейших прямых контактов, видимо понял, что юный жертвователь смог уловить его неприкрытую злобу. Недомогание тут же отступило. Неужели и впрямь чары?
Посланник Тламанакальпана мысленно уже начал творить заклинание обнаружения колдовства, как вдруг неприятный гость поспешил распрощался и скрылся на узкой улице Атокатлана. За всё время, проведённое на строительной площадке, он даже не поздоровался с Несауальтеколотлем и не выразил должного почтения высокопоставленному столичному посланнику.
- Кто он такой? Даже не поклонился мне, - негодующе спросил священник.
- Не кипятись, он всегда такой. Науалли (8), волшебник, чего с него взять? Вся деревня с удовольствием бы избавилась от его присутствия, да только люди боятся, - ответил сын вождя.
- Ещё бы, Сосуд Чёрной Крови. Одно имя чего стоит.
- Имена шаманам нарекают их же предшественники. Дело происходит так. Как только рождается нужный ребёнок, чародей является в дом матери. Один Йоуалли Ээкатль знает, как ему удаётся проведать о появлении на свет преемника. Но происходит это всегда в день один-дождь по вашему календарю. Так вот знахарь приходит, берёт младенца в руки и объявляет его своим будущим последователем. Он сам нарекает ребёнку имя и удаляется, обещая вернуться через десять лет.
- А что же мать?
- А кто посмеет противостоять воле избранника духов? На удивление такие дети не умирают. Чары колдуна хранят его от опасностей и угроз. Наконец, на десятый день рождения или вскоре после него науалли является в дом и забирает преемника. Справедливости ради надо признать, многие почитают такой расклад за счастье. Сын хоть и уходит из семьи, но получает работу на всю жизнь. Ему не придётся копать землю, надрывать спину под палящим солнцем. А жители деревни всегда прокормят знахаря. Хоть никто и не признает, но тайно каждый обращается к нему за помощью - просят удачи, любви, исцеления для себя и родных, проклятия, неудач болезни и смерти для врагов. А, кроме того, заказывают лекарства, яды, зелья и амулеты. Говорят, всё же матери иногда противятся. Тогда маг просто крадёт ребёнка. Все его боятся, никогда не говорят ничего портив. Хотя истинной силы таких, как он мы не знаем. Сдаётся мне, многие из рассказов - всего лишь придумки, суеверия, посеянные страхом.
- Ясно, - вздохнул Несауальтеколотль, - Мне показалось, он боится. Ведь когда мы закончим пирамиду, его власть пошатнётся.
- Плохо ты знаешь атокатеков, - усмехнулся Чикуатемок, - Посмотри на них. Люди у нас тут простые. Ты многого от них ждёшь. Да, мы можем заставить всех поголовно совершать обряды в честь Таинственного Владыки и Дымящегося Зеркала, но с личными просьбами они всё равно пойдут не в дом бога, а к науалли. Привычнее и действеннее, на их взгляд. Уж поверь мне. Большая религия для нас с тобой. Всё новое входит в жизнь медленно и болезненно. Взять хотя бы одежду. Сейчас ты редко кого увидишь слоняющимся голышом по улице. Но половина из них оделись только по случаю твоего приезда, и то только после того, как я собрал совет деревни и рассказал, чего ожидаю от соплеменников. Остальные же желают получить милостей от вождя, сохранить мою дружбу и расположение. Никто на самом деле не осознаёт, для чего следует вести себя прилично.
- Но ведь мы будем добиваться своего, - заявил разочарованный жрец.
- Конечно будем - поддержал друга воин.
Всё время хранившая молчание, Йоуальшочитль вдруг произнесла:
- А Точтонтли говорит, будто Тлилтеоакоматль на самом деле против пирамиды. Он хочет разрушить ваш храм и не позволить атокатекам почитать богов.