Что-то все это хождение как-то странно на меня повлияло, потому что снова я спала как-то долго. Когда открыла глаза, солнышко выползло над горизонтом. Костер наш совсем догорел, а бард на ощупь проверял, в каком состоянии его лютня.
— Добрый день, Лягуша, — сказал он, как только я подняла голову. Тут я кумекать начала, откуда, лихо подери, узнал он, что я встала, но тут вспомнила, как проезжие рассказывали, что те, кто не видят, превосходно слышат, и рассказывали еще про одного такого мужичка, так он, хотя и слепой, птичку из лука мог подстрелить. Правда, у барда лука не было, только лютня, и не так уж она и повреждена была. Он чего-то там бренчал на ней, может даже и песенку какую, я ведь в музыке совсем не разбираюсь, и моя сестра, маркизова жена, говорит, что мне ба-а-альшой зверь на ухо наступил, так я даже и не знаю, когда бы это он такое сделать мог, поскольку сама я ничего такого припомнить не могу, и никакое ухо у меня на наступленное не похоже, опять же, мама обязательно бы о чем-то таком мне сказала.
К счастью одно из тех деревьев, что неподалеку росли, было яблонькой, и яблоки, конечно, не совсем дозрели, но в качестве завтрака для голодных были в самый раз. Ну а потом говорю я барду, что пошли, мол, дальше, а ежели по пути деревушка какая случится, так там ему его раны толком перевяжут. Идти он мог, и даже не шатался, но всю дорогу он чего-то там напевал, а я же в таких вещах совершенно ни бум-бум, так и говорю, чтобы он не мучился и горло себе не драл, так как я все равно из всего этого ничего не дотумкаю. А он на это рассмеялся, и отвечает, что тем более петь будет. И перестал только тогда, когда я сообщила ему, что вижу какую-то деревушку при дороге. Закуталась я в пелерину поплотнее, чтобы людей не пугать, ну и пошли мы меж хат. Начала я разглядываться, где тут кто есть, чтобы бардом занялся. А тут раз: вместо населения местного вижу пару бандитов, что наверняка бедняков гнобят, а со скуки и к нам привязаться пожелали. Один хотел было барду приложить хорошенько, но дружки его удержали, говоря, чтобы музыканта не бил, иначе тот тогда не сможет им петь. Ну а мне говорят: «а ну, красавица, покажи нам личико». Много их там было, так что численный перевес за ними оставался, на что я даже не стала отнекиваться, мол, не надо бы, а только сняла пелерину. Все эти путешествия и ночлеги лишь бы где, красоты, сами понимаете, мне не прибавили, да и перед тем красавицей я не была. Бандиты только завопили: «Колдунья, колдунья!» и смылись Даже всю свою награбленную добычу забрать позабыли. Бард расспрашивать стал, чего тут, мол, случилось, так я ему объяснять стала. Как только объяснила отовсюду люди вылезли, что в той деревушке жили, стал благодарить нас и упрашивать, чтобы я у них в деревне поселилась, потому что волшебница она всегда поможет и счастье принесет. Начала я им объяснять, что мне надо предназначение свое разыскивать, а тут бард неожиданно так вопрос задает:
— А откуда тебе ведомо, Лягуша, что это как раз не судьба твоя?
Задумалась я, и пришлось с ним согласиться. Из этой деревушку до дому всего четыре дня дороги, здешние люди показались мне симпатичными, а волшебствовать не так уже и сложно, те два рецепта волшебницы из нашей деревни мне хорошо известны. Так что осталась я.
Через пару дней бард поехал дальше с проезжавшими купцами, говоря, что долг у него какой-то имеется, и обещая, что вернется спеть мне ту песнь, что обо мне складывает. Я посоветовала ему быть поосторожнее с троллями, а то с головой совсем плохо будет.
Жила я в той деревушке добрую неделю, и было мне там все лучше, как вдруг какой-то проезжий остановился перед домиком, который для меня благодарные люди построили. Вышла я поглядеть, кто там такой, а это засушенный, будто слива, старичок из моей деревни. Глянул он на меня, удивился ужасно и спрашивает:
— Как, ты все еще здесь?
Так что я еще могла сделать, как не оправиться дальше.
Пётр Гурский
МЕЛОМАНЫ
PIOTR GŐRSKI
MELOMANI
Nowa Fantastyka 10 / 1993
Войдя, я увидал всех пятерых. Меня ждали. Маленький Принц стоял у окна и курил сигарету. На нем была кожаная куртка с шипами, нашивками и всякой другой дешевкой. Ну вроде, крутой чувак. Его люди придерживались подобного стиля, только нашивок у них было поменьше. Я знал, что все они раздолбаи и договоров особо не придерживаются. Но что поделать, это они управляли этой частью города. И у них были деньги.
Я подошел к тому месту, где они стояли. Каждый мой шаг подымал облачка пыли. Это был один из тех домов, которых никто и никогда не пытался восстанавливать.
Маленький Принц глядел на меня, и мне было заметно его беспокойство. Остальные четверо вытащили пушки, здоровенные такие, серебряные, прямо из музея. Они мне не доверяли. Не верили с самого начала, а сейчас так и вообще выглядели разъяренными. Начхать им было на мою репутацию честного человека.
— Ну, как делишки, Дирижер? — спросил Маленький Принц. Его кадык при этом прыгал вверх-вниз.
— Потихоньку, — ответил я.
— Да ну тебя к черту, — сказал он. — Просто я хотел с тобой переговорить. Самый обычный разговор. Никаких базаров. А ты пригнал сюда с этой вот железякой. Опупел?
Я стоял, не шевелясь, и ждал, что он станет делать. Нет, я не опупел. Просто мне не хотелось идти на эту встречу совсем без ничего. Вот почему на ремне у меня висел небольшой такой обрезик. Из под мышки выглядывала рукоятка тридцать шестерки. Я специально раскрыл пальто, чтобы он ее увидал. Он приказывал отобрать у меня оружие еще при входе, но я все устроил как надо, и теперь хотел его подначить.
— Что с моим нянькой? — спросил он.
Я не отвечал. Его нянька! Ну его к чертовой матери! Никто его больше не увидит, впрочем, и нечего жалеть.
— Так как? — не дождался ответа Маленький Принц.
У тех четверых, за его спиной, пушки были все еще наготове, и я знал, что парни нервничают. Все они глядели на меня исподлобья, Маленький Принц тоже, и долгое время никто ничего не говорил. Я-то был готов, но чувствовал, что скоро созреют и они. Так было бы лучше и для меня, и для них. Мои парни уже пристреляли эту халабуду, а эти четверо как раз торчали возле окна. Идиоты! Я уже слышал слухи, что Маленькому Принцу скоро хана. Ясное дело, что хана. Такой же придурок.
В конце концов, он дал им знак убрать оружие. Все обошлось банальным кивком. Да, в нашей профессии сентиментальность излишня, а верный нянька перешел в историю.
— У меня к тебе есть предложение, — сказал Маленький Принц. — Оно наверняка тебя заинтересует.
Я кивнул.
— У меня дело, — сказал он. — Оборот приличный. Несколько борделей и три бара. Бары по-настоящему приличные. Самые крутые в городе. Ты же их знаешь, Дирижер? Не только самогонка и кисляк, но и оригинальное спиртное из уцелевших складов. Пиво варю сам. Заводик еще довоенный. Я предприниматель серьезный, дела веду честно. Вот скажи, нравятся тебе мои вложения?
— Ладно, кончай травить баланду, перебил его я, потому что слишком много он базарил, забирая мое время; а жизнь только одна, и каждый день умирает столько прелестных попочек. — Я только вчера вернулся в город. В чем дело?
— Только спокойно. Тут дело в «Голубом Щите». Кто-то мне все гадит. Имеется один такой тип. Я хочу, чтобы ты устроился туда сортирной бабкой и успокоил его.
— Что это за тип?
Маленький Принц замялся.
— Лажа, — сказал он наконец. — Говорят, что это колдун.
— Кто?
— Колдун. Устраивает странные такие дела.
Маленький Принц облизал губы. Он терпеть меня не мог, но ему было очень важно, чтобы я взял этот заказ.
— Что тебе этот тип сделал?
Тот какое-то время размышлял.
— Ты понимаешь, это и вправду какая-то лажа. Он скрипач. Время от времени приходит в «Голубой», начинает играть, и эта его музыка всех усыпляет.
Нет, вы только поглядите, я на этом свете живу уже двадцать семь лет, в разных переделках бывал, видал много кое-чего, но такого придурка как Маленький Принц видать еще не приводилось.
— Слушай, Дирижер, я понимаю, как все это звучит, но все оно так и есть. Мужик играет, люди дрыхнут, никто ничего не покупает, и я теряю бабки и клиентуру. Так слушай дальше. Парень, что сидит на клозете, пуляет в него будто по мишени, и ни фига, тот продолжает себе играть, плевать ему на весь балаган. Как будто он какой-то броненосец. А потом и сортирный валится с ног, как и все остальные. Большой засып. А вот когда все просыпаются, у всех пустые карманы, касса заведения пустая, а от скрипача уже и вони не осталось.
— А это тебя достало, — заметил я.
— Я хочу, чтобы ты занялся этим, — сказал Маленький Принц. — Убей этого типа.
Я не знал, что и думать.
— А ты, почему сам его не убьешь?
Маленький Принц развёл руками.
— Это не моё занятие, я только предприниматель. Впрочем… — он снова помялся. — Мне не повезло. когда мы ждали его снаружи, перед заведением, он просто не появился. А когда один раз мы хотели достать его внутри, парни прощелкали, и не заметили, когда он вошел, а потом сразу начал играть, и мы даже не успели вытащить пушки.
— Усыпил вас?
— Вот-вот.
Нет, это был идиотизм. Но можно было и покрутиться, поинтересоваться, поговорить о бабках. Бабки мне нужны были всегда. На женщин.
— Сколько платишь?
— А за сколько ты себя ценишь? — вопросом на вопрос ответил Маленький Принц.
Предприниматель хренов. Таких вопросов не задают.
— Сто лимонов, — отрезал я. — Мне придется прибить скрипача, вора и колдуна, так что беру как за троих.
— Согласен, — сказал тот, не раздумывая.
— Сто пятьдесят, слишком быстро ты согласился.
— Сукин ты сын, сто лимонов — это разумная сумма.
— Только вся твоя история неразумная. У тебя должны быть крупные потери. Я сказал — сто пятьдесят.
Маленький Принц молчал. Я глядел ему прямо в лицо.
— Сейчас я уже быстро не соглашаюсь, — сказал он. — Сто пятьдесят. И ни на злотый больше.
Я повернулся, считая встречу законченной. Заранее оплату я не брал. Даже аванса. Если бы он впоследствии не заплатил, то потерял бы репутацию. Никто бы не захотел иметь дело с человеком без репутации. Ну, в свою очередь, репутация — штука эфемерная. У меня тоже были свои способы. Если что. Теперь я собирался отсюда испариться, но Маленькому Принцу все еще было мало.
— Погоди, еще одно, я давно хотел у тебя спросить, — сказал он.
— О чем?
— Почему тебя прозвали Дирижером?
Вот тебе и на. Ему явно было скучно. Я вышел и очутился на улице. Какое они хреновое место выбрали для встречи! Боже, как они меня достали.
Тут же ко мне присоединились Контрабас, Флейтяра и Тромбон. Они все время прикрывали меня.
Мы сидели, нормально так сидели, в хате на углу Западной. Хата как хата, но акустика ничего. Мы играли «Революционный Этюд» Шопена, прямо штукатурка сыпалась. Если вам кажется, что «Революционный» нельзя сделать на контрабасе, флейте и тромбоне, то вы просто жалкие типы. А лабалось неплохо, честное слово, неплохо. Если бы нас кто слушал, то был бы в экстазе. Особенно выделялся Контрабас. Сегодня был его день! Прям тебе пушки среди цветов. И все было действительно хорошо, так что Флейтяра бросил играть непонятно почему.
— Чего-то здесь, бля, не хватает, — заявил он. — Мало тонкости.
— Чего тебе мало? — спросил Тромбон. Он был толстый и вечно потел.
— Тонкости мало, тонкости, — рявкнул Флейтяра. — Слишком ты меня глушишь. Линия сохраняется, но вот нюанс исчезает.
— Чего-чего исчезает? — опять спросил Тромбон.
— Заткнись и играй потише.
— Ладно, — сказал я. — Идем по-новой.
Мы заиграли, и все шло как прежде. Я дирижировал, они извлекали звуки, только Тромбон играл тише.
— Нет, это все лажа, — заявил Флейтяра.
— Чего ты хочешь? — спросил я. — Все шикарно, только Тромбон играет слишком тихо.
— Но ведь все равно не выходит, — бормотал Флейтяра. — Линия имеется, а вот нюанс теряется.
Такой уж он был тип, Флейтяра. Если уж что он сказал, то это ему так нравилось, что повторял вечно.
— Заткнись, — сказал я ему, потому что он меня уже достал. — Все классно, и играем с самого начала.
Так мы и играли. До десяти часов, потому что сегодня я собрался посетить «Голубой Щит». Вообще-то я хотел идти сам, но Контрабас предложил составить мне компанию. Мы все бросили, а те двое продолжали лабать.
Флейтяра лабал с Тромбоном.
Уже начиналась ночь, а мы шли по улице, где асфальт потрескался будто задница какого-нибудь восьмидесятилетнего педика. Вот уже почти год улицы этого города были относительно безопасными. Относительно, это значит, что никто не пулял в тебя ради спортивного интереса. Никаких тебе долбаных придурков в окошках с винтом. Нет, стреляли, конечно, если кому-нибудь твоя рожа была не в масть, когда ты появлялся не в том месте в неподходящее время. Но без повода — ни-ни. Война закончилась пять лет назад, и люди понемножку успокоились. Поскольку я всегда любил красивые слова, то говорю, что варварство уступило место цивилизации. Это мои слова, но я вовсе не утверждаю, что они правильны.
Контрабас шел рядом, шмалил сигареты одну за другой, и почти не отзывался. Он был моложе меня почти на три года и был мне по душе. Очень чувствительный хлопец. Никогда не убивал с помощью ножа. На кулаках был хорош, приложил уже много кому, но ножом никогда не действовал. Когда-то он сказал мне, что это ужасно грубо. По мне же, это все равно. Тем не менее, я его понимал. у каждого свои принципы.
Нам нужно было пройти несколько кварталов, потом по длинной аллее, прежде чем выйти на Площадь Развлечений. Мы прошли по шатающемуся мосту, а потом уже пришлось шастать по узеньким улочкам, где всегда гнездится всякая шваль. Несмотря на темноту в разбитых машинах еще игрались дети. Мимо нас прошла одинокая женщина, при виде ее мы вытаращили глаза: непонятно, то ли она такая храбрая, то ли такая дура, а может снималась. По-видимому, Контрабасу хотелось, но я приказал ему успокоиться. Мы прошли мимо нее, как будто у нас отрезали писюрки. Показали себя джентльменами. Или как-то там.
Под стенами домов, среди развалин, сидели бомжи. Так они сидели целыми ночами. Это были уже не люди, а дерьмо собачье. Некоторые палили костры и хоть как-то грелись. А уж воняло там! Мы вздохнули посвободней, когда попали в Голубой Квартал. Потом был уже только Сияющий Променад. Ну и, конечно же, «Голубой Щит».
Это заведение Маленькому Принцу и вправду удалось. Сам он, конечно, мог быть идиотом, но кабак его был, похоже, ничего. Над вырисованной кистью вывеской с названием горела одна-единственная неоновая трубка, а это редкость даже в столице. Совсем недавно я был там, так что сравнить мог. Перед входом крутилось много народу, а изнутри доносилась музыка.
Сортирная бабуля был выше двух метров и поневоле вызывал к себе уважение. Он стоял в двери и брал большую плату за вход и гораздо меньшую — за срач. Я сообщил ему, кто мы такие. Его уже предупредили, поэтому он кивнул.
— Получается, вы должны меня заменить, так? Это клёво, а то мне уже насточертело здесь стоять.
Подошел какой-то тип, сунул бабуле в лапу две двадцатки и отдал пистолет, тем не менее, ради спокойствия, бабуля его тщательно обыскал, в конце концов тот мужик получил свой билет и исчез внутри.
— Сорок кусков за вход? — заметил Контрабас. — Это должно давать неплохие доходы.
— Точняк, — согласился бабуля. — На шармака тут не покатит.
— Послушай, — сказал я ему. — Ты будешь стоять тут и дальше, потому что мы не станем тебя менять. Мы пришли пришить того скрипача и будем делать это по-своему.
Челюсть у бабули слегка отвисла.
— Так вы меня не смените?
— Не о чем и говорить.
Он выглядел совершенно прибитым.
— Я тут договорился с одной. Цыпа первый класс. И недорого берёт. Так что, всё напрасно?
Он был двухметрового роста, зарабатывал в сральнике бабулей, скрипач, скорее всего, так сильно его не интересовал, вот он и договорился с какой-то кралей. мне было его жаль. Но что ж, бывает.