Контрабас нервно повел автоматом. Скрипач поглядел на него, потом снова на меня.
— Вы много знаете. Вижу, это хорошо, что я пришел.
— Ну, не знаю… — ответил я на это.
— Понимаю, моя смерть будет оплачена. Наверняка ставка довольно высокая, но то, что я предложу сейчас, даст нам всем гораздо больше.
— Твоя смерть — это верная прибыль.
— Моя жизнь, — сказал скрипач, — это где-то миллиард на всех. И риск минимальный.
Тромбон даже засопел, настолько он был взволнован.
— Ничего себе бабки, — нервно сказал и я.
Смотри — не смотри, миллиард — это больше, чем сто пятьдесят лимонов, горячечно рассуждал я.
— Давай поговорим, — сказал я.
Скрипач уселся. Он нервничал, стараясь этого не выявить, но наверняка боялся, что мы прикончим его, не выслушав того его предложения.
— У меня неприятности, — начал он.
А как же. Это я мог подтвердить даже письменно.
— Это дело не нравилось мне с самого начала. Я человек образованный, перед войной играл в филармонии. Только сейчас искусство никому не нужно.
— Филармония… — произнес Флейтяра, и его глаза загорелись.
— Но я должен как-то зарабатывать на жизнь. Вот и столковался с двумя типами. Эта наша группа и взбесила так Маленького Принца. Это бармен и клозетная бабка из «Голубого Щита».
— У вас есть и четвертый, — добавил я.
— Ну да, и четвертый, — сказал скрипач и сморщил брови. Но это было уже позднее.
— Газ и цветочки, — сказал я ему. — Так вот, это уже не пройдет. Вам хана. А тебе тем более хана.
Скрипач прикусил губу.
— Нет, я пришел сюда не из страха перед вами, — сказал он, как будто страшно устал. — Я не знал. Понятия не имею, как вам удалось так быстро все выяснить. Но не только вы хотите от меня избавиться. Мои сообщники — тоже. Я подумал, что если мы договоримся, вы мне поможете — потому что умеете считать.
— Говори, — проворчал Контрабас.
Скрипач рассказал нам о том, что происходило в «Голубом Щите». Самое главное мы уже знали. Весенний Розмарин догадался обо всем. Так что теперь я даже мог проверить, не врет ли скрипач. Не врал. Там, в кабаке, он только отвлекал внимание. Он имитировал колдовскую игру, чтобы никто не допер, что в кабак запускают газ. Через вентиляционные отверстия. Всем этим управлял бармен, который попросту уходил в подсобку, надевал защитный противохимический костюм, возвращался, когда все лежали без сознания и грабил. Время у него было. Когда скрипач начинал играть, клозетная бабка закрывал входные двери, чтобы никто из непосвященных не попал вовнутрь. Естественно, выглядело это как самое банальное средство безопасности. Потом он стрелял в музыканта, только никто не знал, что патроны были холостыми.
Так, заведение располагалось под землей, то есть, окон там не было, снаружи никто ничего заметить не мог. Так что там было особенного? А ничего! Просто там работал именно тот бармен, и тот туалетная бабулька.
— Я достаточно силен, — продолжал скрипач. — Среди посетителей заведения, у которых забрали оружие, я чувствовал себя в безопасности. Организм у меня очень выносливый. Чтобы газ подействовал и на меня, нужно было больше времени. Всегда на несколько секунд позже, чем на самого стойкого из посетителей. Так что никто сориентироваться не мог. Все считали, что я пуленепробиваемый и вообще, бессмертный. А на самом деле, бармен отволакивал меня, валяющегося без сознания, в тайник возле туалета. Оттуда же я и выходил играть, словом, появлялся ниоткуда. Это все так, на всякий случай, чтобы никто не приметил меня по дороге в «Щит» и не застрелил.
— Маленький Принц пару раз поджидал тебя возле своего заведения.
— В таких случаях мы отказывались от своих операций. Но, если бы внутри что-нибудь начало бы происходить, его гориллы пристрелили бы меня. Клозетная бабка не мог же закрыть изнутри заведение, если оно уже охраняется снаружи. А самого Маленького Принца мы сделали в другой раз. Он сам зашел в кабак. Тогда к нам присоединился некий Стонка. Это мои сообщники привлекли его. Проблема заключалась в том, что Принц — это ведь шеф, поэтому у него нельзя было отобрать оружие. Равно как и у его охранников. Если бы я только показался, меня сразу же бы пришили.
Скрипач немного помолчал, затем продолжил.
— Стонка и занялся всеми ими. Он устроил целое представление: ходил вокруг Принца и его людей с веночком искусственных цветов, притворяясь, что он слишком сентиментален и что вспоминает мир, который от нас ушел. При этом он подсовывал эти цветы им прямо под нос. Лепестки цветов были пропитаны соответствующим раствором. Когда же я появлялся, они даже пошевелиться не могли, не говоря уж о том, чтобы вытащить оружие. Им казалось, что их парализовал сам мой вид. Опять колдовство. Нет, Маленький Принц уже не тот, ему приходит конец. Наивный дурачок.
На это я ничего не заметил. Со мной они, сволочи, вытворили то же самое, а я думал, что это водка на меня так подействовала. Только больше подобного не повторится.
— Поначалу добыча была большая, — сказал скрипач. — Никто ничего не ожидал, так что результаты были весьма неплохие. Потом стало еще лучше. Я действовал как магнит, притягивая клиентов в заведение. Каждый сам желал удостовериться, ведь, по сути своей, никто не верил, что от музыки можно заснуть, так что они приходили и приносили с собой кучи денег. Так продолжалось какое-то время, но потом число тех, что потеряли свое стало настолько большим, чтобы и дальше продолжать не верить. Люди приходят и сейчас. Приходят, потому что им все еще интересно. Вот только добыча стала совсем мизерной. Никто не приносит крупной суммы наличных. Один только Маленький Принц, на котором мы заработали в последнее время. Так что риск перестал оплачиваться. Они боятся тебя, Дирижер, потому что тебе подставили цветы, а ты вышел на улицу. Они не хотят, чтобы ты хоть о чем-нибудь догадался.
— Слишком поздно, — сказал я на это.
Я вспомнил, как бармен вместе с клозетной бабкой пробовали меня тогда задержать. В свою очередь, в первый раз они свистнули у меня неплохие бабки. Но об этом скрипач тактично не стал напоминать.
Сволочь.
— Завтра мы должны были поделиться добычей, — сказал музыкант. — И завтра же они меня прикончат. Бармен и бабка — это люди без всяческих чувств. Во время войны они служили в одном подразделении и сейчас тоже держатся вместе. Даже если один из них убьет другого, чтобы забрать все, сначала они прибьют меня. И этого Стонку.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Слышал, как они обсуждали это между собой.
— При тебе? — переспросил я, потому что не верил в подобные чудесные случайности.
— Поэтому я и пришел. Вчера, когда им казалось, что я уже ушел, они завели разговор. Говорили именно об этом. Видимо, они уже с самого начала планировали избавиться от меня, когда я стану им уже не нужен. А сам я хорошо не застраховался, потому что мою бдительность усыпили ключом.
— Говори, говори. Что за ключ?
— Деньги и все ворованные вещи мы прячем за городом, в бункере, — объяснил скрипач. — Мы нашли одного офицера. Это был конченый человек, каждый день он подыхал от голода. Когда-то он был из командиров. За консервы, водку и курево он показал нам сейф, передал ключи и шифры. Это штабной сейф, при попытке взлома — взрывается. К нему имеются четыре ключа, для того, чтобы открыть сейф, нужны сразу все четыре. У каждого из нас есть свой ключ.
Скрипач понизил голос.
— Завтра каждый будет иметь при себе свой ключ.
И он вынул свой из внутреннего кармана. Форма ключа была необычной. Замок, который открывался этим ключом, тоже был, по-видимому, оригинальным.
— Я верю вашей репутации, — продолжил чужак. — Выбора у меня нет. Все равно, это и так лучшая гарантия, чем этот ключ. Ведь всегда, когда мы приносили деньги в сейф, мне приходилось приносить его с собой. Меня могли убить, когда им было угодно, но бизнес был раскручен, потому только я и жив. Теперь уже добычи не предвидится. Моя жизнь утратила всякую ценность.
Н-да, любопытный случай — этот хренов скрипач и его вера в магическую силу репутации.
Последние слова он произнес совершенно не своим голосом:
— Если мы от них избавимся, то сможем поделиться деньгами. Шифры я знаю, так что трудностей не будет. Там и вправду около миллиарда, а может и больше.
Ну, наконец-то все ясно. Теперь стало понятно, что он имеет в виду. Да, он боялся, но спасал не только свою жизнь, но и свою долю.
— Это при условии, что они тоже принесут свои ключи, — заметил я. — Если будут настолько неосторожными.
— Принесут, — склонил он голову.
— Ты уверен?
— Им неизвестно, что я их раскусил. Ведь я же не такой человек, как они. Если во всей этой афере с «Голубым Щитом» еще никто не был убит, то это исключительно моя заслуга. Они не станут меня подозревать. Перед ними я беззащитен. Они служили, а я оставался гражданским. Когда-то я немного боксировал, но этого недостаточно. Так что, к кому, по их мнению, мог я обратиться против них? К вам, что собирались меня убить?
Да, ничего не скажешь, голова на плечах у этого скрипача имелась. И, похоже на то, что я могу ему доверять. В самом конце он из кожи вон лез, стараясь быть откровенным. Я собирался все время держать его на мушке, и это было моей гарантией. А само только доверие еще никого до добра не доводило. Неужели скрипач и вправду не застраховался перед нами? Во всем остальном он показался мне разумным чуваком.
— Когда вы встречаетесь? — спросил я его.
— Под утро, когда уже будут закрывать заведение.
— А этот Стонка?
— Он тоже будет, — сказал скрипач и, по-моему, в его голосе я даже уловил какое-то сочувствие.
Не везло Стонке. В любом случае, кто бы не забирал содержимое сейфа, мы или те, сам он в любом раскладе оставался в проигрыше.
Я просчитывал риск. Под самый конец ночи мы могли направиться к «Голубому Щиту». Могли пристрелить там, как планировали раньше, этих трех типов. Вот не совсем понятно было, что делать со скрипачом. И с его верой в нашу репутацию, которую мы и так теряли, нарушая договор с Маленьким Принцем.
Мне так показалось, что скрипач рассказал не все.
— Если мы сделаем это, и сделаем хорошо, я хотел бы на какое-то время присоединиться к вам, — сказал скрипач. — Ведь мне некуда будет деваться. Если вы согласитесь, я хотел бы с вами поиграть.
— Бля, вот это было бы клёво, — присвистнул Флейтяра. — Конечно, скрипка возвратила бы нам недостающий нюанс.
И в этот миг я понял, на чем основывает скрипач свою веру на то, что выйдет живым из всей этой бодяги. Никакая не репутация. Музыка. Совместное музицирование. О нем в городе знали все. Разве что такой тип, как Маленький Принц. В конце концов, Маленькому Принцу скоро конец. Так что кто бы из-за него волновался. Честно говоря, если бы я сдержал данное ему слово, то и так бы потерял репутацию.
А вот скрипку как инструмент уважать стоит.
И хотя я мог бы исключить скрипача уже теперь, получив от него номера шифров, я не стал этого делать. Тогда я считал это чем-то некорректным. У меня имелись свои принципы, потому что без принципов все казалось мне задолбаным и не стоящим ломаного гроша. Скрипачу дико повезло, что он столкнулся со мной. Я подумал, что, может, и вообще не стану его убивать.
— Так что, идем на такой договор? — спросил Флейтяра.
Мы и пошли.
Клозетная бабуля пытался стрелять в нас из того автомата с холостыми патронами, с каким уже притворялся, что пуляет в скрипача.
Труп Стонки мы украсили искусственными цветами. Бармен уже навсегда остался за своей стойкой.
Ключи от сейфа и вправду были с ними.
Мы спокойно возвратились к себе. Ребята со скрипачом пошли за бабками, я же отправился на встречу с Маленьким Принцем. Он совершенно взбесился, что его так долго накалывали. И, несмотря на все, потребовал, чтобы мы прибили и скрипача.
За тех троих, которых мы пришили утром, он заплатил сто лимонов. Что ни говори, а мы очистили его заведение. Но скрипача я убивать не собирался, так что полста лимонов так и пропало.
Я рассказал Маленькому Принцу про сейф и про то, где он находится. Когда он туда доберется, то найдет его закрытым и пустым. Но о том, что там ничего нет, он уже не узнает. Равно как и о том, что мы добрались до ключей и шифров. Понятное дело, он может искать эти ключи, но если не заглянет на самое дно одного из городских сральников, то не найдет ничего. Пусть пробует взламывать.
Понятное дело, я не упоминал, что тогда произойдет.
Так что повел я себя по-свински.
Когда я вернулся в нашу хибару, все уже там были. Под стенкой высилась довольно-таки высокая горка банкнот. Было немного монет и ювелирных украшений. Раздел мы отложили на потом.
Скрипач взял с собой инструмент. Мы внимательно оглядели его.
— Так может вы начнете, а я вступлю потом, — предложил скрипач. — Что будем играть?
Как это что? «Революционный этюд» Шопена.
Начал Тромбон, сразу же делая сильный акцент. Через мгновение к нему присоединился Контрабас. Я давал им такт, и тут вступил Флейтяра. Это был кайф. Это был джаз. Никто не мог сделать лучше.
Мы начали заводиться, музыка брала за живое. Она жила в нас, и мы чувствовали: вот оно, что ну его нахер, весь этот долбаный мир, что пусть все идет к черту, лишь бы оставалась эта музыка, эти великолепные созвучия, гармония, что сама по себе уже абсолютная красота и абсолютное ничто.
Температура накалялась. Палочка обжигала мне пальцы. Очень скоро Тромбон был уже весь потный. Мы ожидали скрипача, когда он вступит. А он только слушал нас и оставался неподвижен. Мы уже закончили этюд и, не останавливаясь, завели его с начала. Все как обычно. И тогда скрипач поднялся. В его руках была скрипка. И он заиграл.
Боже! Услышать нас и сдохнуть! Эта скрипка была именно шопеновской, ее специально создали, чтобы играть эту музыку. Я был в экстазе. Да что там еще! Зачем жить, если нельзя творить музыку, не зная даже мгновения перерыва. Я чувствовал, что поплыл. Эта гармония была воистину божественной. Я почувствовал себя легким как пушинка. Мне хотелось быть русалкой. Моя дирижерская палочка так и летала в воздухе. Мне было тепло и как-то странно. Какой балдёж! Тромбон и другие русалки кружились в воздухе вместе со мной. Сами мы уже не играли, но музыка все еще оставалась тут. Рядом с нами. В нас самих. Все пространство превратилось в музыку. Играл только скрипач. Играл исключительно. Играл колдовски. Контрабас вытащил автомат и садил из него по скрипачу. Потом он растворился в воздухе вместе со своим автоматом. Я сползал на пол. Весь мой оркестр — тоже. Я понимал, что засыпаю. Потихоньку, спокойно, без малейшего шороха…
Я лежал на полу, а вокруг меня кружились лепестки алых роз. Скрипач перестал играть. Глаза у меня все еще оставались открытыми. Я увидал, как в нашу хибару заходит кто-то новый.
Аманда. Пасия Контрабаса.
Она подошла к скрипачу и поцеловала его.
— Все в порядке? — услыхал я сквозь туман, покрывающий розовые лепестки.
— Естественно, — ответил тот.
Она остановилась возле меня. Любовь Контрабаса. Любовь, что легла в развалинах. Да она и не существовала, потому что была всего лишь фикцией.
— Этот еще не спит, — сказала она.
Подошел скрипач.
— Прекрасно, еще один фрагментик.
И кино кончилось.
Мы опять сидели сами в той же хибаре. И было нам не очень…
— Но играл он чудесно, — сказал Флейтяра. — Уже никто не будет так играть Шопена.
— Ага, а как он нас ощипал, — заметил Тромбон. — Он и эта его сучка.
— Что, Контрабас, все ей раззвонил? — сказал Флейтяра. — Могу поспорить, что она вытянула из него абсолютно все.
Контрабас сидел, свесив голову.
— И все же, это был волшебник, — сказал я, потому что лишь это знал наверняка. Все остальное как-то перестало быть очевидным. Ведь если в нем была такая сила, тогда зачем он делал то, что делал? И кого, собственно говоря, мы убили? Сообщников, или совершенно случайных типов?