Положение белого самца было немного лучше, чем тёмного. Он был сильнее своего соперника и мало-помалу дотащил его до того места на песчаном мысу, где стояли обе самки. Заметив приближение сцепившихся бойцов, самки с негодующим фырканьем пустились бежать и скрылись в лесу. Задняя часть тела белоголового самца соскользнула с окраины мыса, а задние его ноги очутились на глубине двух футов в воде. Это снова разъярило его. С неимоверными усилиями он выбрался из воды, и немного оправившись, принялся свирепо толкать тёмного карибу, который едва стоял. Вскоре тёмный очутился у опушки леса, где одна из его задних ног запуталась в кустарнике. Несчастный был так измучен, что копыта его поскользнулись, и он опустился задом на песок. Обезумев от отчаяния, он пытался защищаться ударами своих ног, но это не принесло ему никакой пользы, и в конце концов он свалился на бок. Белоголовый самец, тоже ослабев, упал вслед за ним, и оба они лежали рядом, тяжело и шумно дыша.
Тогда охотник отложил в сторону свою трубу из берёзовой коры. Он собирался выйти из засады, чтобы сострадательным ударом ножа прекратить страдания животных. Но неожиданное препятствие помешало ему исполнить своё намерение. Оказалось, что не он один был зрителем этой странной борьбы.
Из чащи леса вышел вдруг большой чёрный медведь. Он бросился к обессилевшим карибу и, подняв свою огромную лапу, одним ударом размозжил шею белоголового самца. Затем он двинулся ко второму, который с отчаянием смотрел на него, и принялся медленно, с наслаждением, рвать его тело.
Но из лесу блеснул огонь. Медведь, простреленный в спину разрывной пулей охотника, рухнул на поджатые передние ноги своей жертвы. Человек вышел из засады и, вынув нож, твёрдой рукой перерезал горло раненого самца.
Несколько минут охотник стоял неподвижно и смотрел на трупы лесных великанов. Затем взор его скользнул по зеркальной поверхности воды и по ровным пустынным берегам озера. Какой странной показалась ему внезапно наступившая тишина и вся эта местность, освещённая бледным сиянием луны. Торжество, недавно переполнявшее его сердце, исчезло. Он чувствовал омерзение к самому себе при виде нелепой груды мёртвых тел, лежавших среди спокойной прекрасной природы. Обойдя трупы кругом, он сел спиною к ним на бревно и закурил трубку.
МИССИС ГАММИТ И ЕЁ СВИНЬЯ
Мистер Беррон, одолжите мне ружьё,— сказала миссис Гаммит, появляясь неожиданно в дверях конюшни, где сидел Джо Беррон и чинил упряжь. На миссис Гаммит была короткая юбка из домотканой бумажной материи и тёмный лиф, а на голове красная шляпа, сдвинутая назад. Из-под шляпы виден был покрытый потом лоб и растрёпанные прямые, жёсткие, желтоватые волосы с проседью.
— А зачем вам понадобилось ружьё, миссис Гаммит?— спросил охотник, не выказывая однако ни малейшего удивления.
Три месяца уже не видал он миссис Гаммит, но знал, что она живёт недалеко, по ту сторону горного кряжа, в семи-восьми милях от него, считая по полёту ворон, и, следовательно, является его ближайшей соседкой.
— Медведи повадились вдруг ко мне,— ответила она.— Забираются по ночам в огород и роются там. На днях стащили белую хохлатую курицу со всеми яйцами, из которых должны были вылупиться цыплята в следующий понедельник. Стащили утку, а вчера ночью приходили за свиньёй.
— Неужели и её стащили? — с участием спросил Джо Беррон.
— Нет,— ответила миссис Гаммит решительно.— Не добрались. Напугали только... Всё ходили кругом сарая да нюхали, отыскивая, куда влезть. Я слышала в посёлке, будто медведи до страсти любят свинину. Моя свинья подняла такой визг, что разбудила меня, а я принялась тогда кричать из окна. Медведь большой такой, чёрный, сейчас же удрал за сарай. У меня дома нет никакого оружия, кроме метлы, и медведю, конечно, удалось удрать. Сегодня хочу разделаться с ним. Одолжите мне ружьё.
— Пожалуйста,— согласился охотник.— Но приходилось ли вам когда-нибудь стрелять из ружья? — спросил он вдруг, собираясь идти в хижину за ружьём.
— Не могу сказать, чтобы приходилось,— ответила миссис Гаммит с оттенком некоторого пренебрежения в голосе.— Но я видела, как стреляют... Невелика наука, по-моему, всякий научиться может.
Джо Беррон засмеялся и отправился в хижину за ружьём. Он вполне доверял ловкости своей посетительницы и был уверен, что медведи пожалеют, что повадились к ней. Скоро он вернулся и передал ей старинное ружьё, которое она небрежно схватила, словно метлу. Когда же он подал ей рог с порохом и небольшой мешочек с пулями, она не сразу решилась взять их.
— А зачем это? — спросила она.
Джо Беррон серьёзно взглянул на неё.
— Миссис Гаммит,— сказал он,— я знаю, что вы со всем можете справиться, как любой мужчина, и даже, пожалуй, лучше. Но дело в том, что вы воспитывались не среди лесов и не можете поэтому знать, как заряжаются ружья. Людям, выросшим в городе, как вы, приходится рассказывать, как надо обращаться с ружьём. Это ружье не заряжено. Вот тут порох и пули для заряда. А это вот пистоны,— прибавил он, вынимая из кармана брюк небольшой жестяной коричневый ящичек.
Миссис Гаммит смутилась, поняв своё невежество, хотя в то же время почувствовала себя польщённой упоминанием о своём городском происхождении. Впрочем, город, в котором она родилась и выросла, состоял из семи домов и одной лавки.
— Да, пожалуй, будет лучше, если вы покажете мне, как надо зарядить эту штуку,— скромно сказала она.
И зоркие серые глаза её не упустили ни малейшей подробности, когда охотник забивал заряд и показывал ей, куда надо вложить пистон, когда ей понадобится пустить в ход ружьё.
— Остальное вам, разумеется, известно,— сказал в заключение Беррон, прикладывая ружье к плечу и искоса смотря на ствол ружья.— Закройте один глаз и цельтесь так, чтобы попасть позади лопатки... какой хотите. Не будет тогда медведь больше трогать ни вашей свиньи, ни вашего огорода. Запомните, миссис Гаммит, что в это время года медведи сильно жиреют от черники и мясо у них как свинина, даже лучше.
Когда миссис Гаммит, возвращаясь домой, шла среди тихого, безмолвного леса, продолжая держать ружьё, словно метлу, она нисколько не сомневалась, что может бесстрашно встретиться лицом к лицу и расправиться с самым громадным обитателем леса. Она верила в себя и не без основания, так как в неё верил не только родимый посёлок её, но и поселенцы здешних лесов. Когда ей исполнилось шестьдесят лет и она унаследовала от единственного своего брата-холостяка небольшую ферму, находившуюся в пустыне, никто не усомнился в том, что она будет вести жизнь охотника и пионера. Если миссис Гаммит и леса не сойдутся в чем-нибудь, то тем хуже для лесов.
И действительно, в течение двух с половиною лет всё шло, как по маслу. Уединённая жизнь нисколько не смущала миссис Гаммит, которая была вполне довольна своим собственным обществом. Хозяйство её состояло из двух быков, приученных к ярму, пёстрой коровы, один рог которой торчал вверх, а другой вниз, серого кота, индюка и двух индюшек, подававших большие надежды, кур — бурых, чёрных, белых, красных и крапчатых, жирной утки, доставлявшей ей одно только разочарование, и белой свиньи, составлявшей её гордость. Что удивительного, если она не чувствовала себя одинокой, имея возможность разговаривать со всеми этими животными? К тому же силы окружающей её дикой природы, как бы признав в ней женщину, которая может пробить себе дорогу, снисходительно относились к ней. Капризные и невероятно ранние морозы северной области щадили её огород. Её цыплята не болели типуном. Дикие кошки, куницы и лисы оставили её ферму в покое. И вдруг появились медведи...
Ферму миссис Гаммит посещал всего один медведь, но он оказался так неутомим, любопытен и изобретателен, что в воображении миссис Гаммит он умножился в несколько раз. Когда она говорила Джо Беррону, что медведи становятся нахальными и не дают ей житья, она забыла, что дело идёт об одном угрюмом, с истрёпанной шерстью медведе, умудрённом годами и опытом. Медведь этот случайно получил воспитание, какое редко выпадает на долю его товарищей, бродящих по пустынным лесам. Несколько лет он провёл в плену в посёлке, расположенном далеко южнее долины Куэх-Девик. Затем он прожил довольно долго в кочующем зверинце, откуда освободился благодаря крушению поезда, отделавшись при этом только потерей глаза.
В плену он научился глубоко уважать мужчин, потому что они умели бить его по носу, если он не исполнял того, чего они желали. Но к женщинам он привык относиться с презрением. Они визжали, когда он ворчал, и улепётывали, когда он протягивал к ним лапу. Когда он снова очутился на свободе и постепенно, хотя и с трудом, припомнил все давно забытые им способы добывания пищи, он нередко заглядывал в хижины дровосеков и пионеров. И вот, наткнувшись случайно на ферму миссис Гаммит и убедившись после долгого и тщательного наблюдения, что ею управляет не страшный мужчина, а одна из тех одетых в юбку существ, которые дрожали при звуках его ворчания, он даже облизался от предвкушаемого наслаждения. Наконец-то представился случай свободно полакомиться.
И всё же старый медведь держал себя очень осторожно. Он решил, что не следует действовать слишком скоро, рассчитывая исключительно на беспомощность юбки. Он долго сидел в кустах, наблюдая за миссис Гаммит, когда она работала на грядках картофеля. Её вид внушал ему опасения. Нет ли какого-нибудь обмана в этой юбке? Долго и внимательно наблюдал он за нею, пока не решил, что она, пожалуй, женщина. Тогда он задумал предпринять ночью пробный поход в огород. Ему ужасно понравились стручки гороха. Он ел их осторожно, так как боялся, не случилось бы чего-нибудь. Но ничего не случилось — миссис Гаммит спала крепко. Утром она пришла в ярость, но медведь её ярости не видел.
Тогда он сделался ещё смелее, хотя продолжал действовать под прикрытием ночи. Он испробовал всё, что росло в огороде, и оставил столько следов, что миссис Гаммит вообразила, будто её разоряет целая толпа медведей. После огорода он рискнул заглянуть во двор и в сарай. Здесь в небольшой кадочке, стоявшей в углу навеса, он заметил курицу, сидевшую на яйцах. Не обращая ни малейшего внимания на её героическую самозащиту и на неприятное ощущение перьев, застрявших в зубах, он с аппетитом закусил ею. Миссис Гаммит и на этот раз ничего не слышала. Несмотря на всё своё негодование, она никак не могла отвыкнуть от привычки спать крепко. Если бы медведь вернулся утром, он увидел бы, что поведение его очень не нравится доброй леди. Она решила наказать его, если он вздумает ещё продолжать с нею эти шалости. Затем, как мы уже слышали, он стащил утку, к потере которой миссис Гаммит отнеслась довольно равнодушно, говоря себе, что она избавилась от ненужного хлама.
Существование белой свиньи медведь открыл, только когда наступили лунные ночи. И тут впервые встретился лицом к лицу с негодующей миссис Гаммит. Он очень любил свинину, но, занятый сначала приключениями в огороде и под навесом, он и не подозревал существования на ферме такого богатства, как свинья. Опасаясь капканов, он боялся сначала входить через узкую калитку в широких воротах сарая, которые всегда были закрыты. Он предпочёл обойти кругом и обнюхать угол, где росла старая берёза, служившая насестом огромному индюку. Осторожная птица подозрительно уставилась на него сверху и громко, пронзительно кулдыкнула, чтобы предупредить хозяйку. Удивлённая и испуганная свинья забилась в самый тёмный угол загородки и оттуда молча через щель между досками смотрела на медведя. Потеряв всякое терпение, медведь вцепился когтями в край доски и рванул её, пытаясь сломать. Но ему удалось отколоть только несколько щепок. Треск досок произвёл слишком сильное впечатление на свинью и лишил её всякого самообладания. Она так завизжала, что медведь с удивлением отскочил назад.
Не успел он ещё прийти в себя и возобновить своё нападение, как в хижине распахнулось с громким стуком окно. Визг белой свиньи нарушил крепкий сон миссис Гаммит, и она сразу поняла, в чём дело.
— Брысь! Негодная скотина! — крикнула она, как безумная, и, потрясая кулаками, так далеко высунула из окна голову и плечи, что едва не потеряла равновесия.
Медведь, не понявший значения её слов, стал на задние лапы и одним глазом принялся разглядывать седые волосы миссис Гаммит. Фермерша, решив, что наступила пора действовать, сбежала по лестнице в кухню, схватила там первое попавшееся ей под руку оружие, которое оказалось метлой, распахнула двери кухни и ринулась во двор, испуская пронзительные негодующие крики.
Странный вид был у миссис Гаммит при ярком лунном освещении. Мускулистые голые ноги её энергично шагали, торча из-под короткой ночной сорочки, а метла бешено вертелась над её головой. Целую минуту смотрел медведь на неё с удивлением, но затем нервы изменили ему. Женщина эта принадлежала, без сомнения, к какому-то особенному, невиданному им сорту. Осторожность никогда не мешает. Он повернулся с недовольным ворчаньем и пустился наутёк, забыв свою медвежью гордость. Он решил не останавливаться до тех пор, пока не стихнут пронзительные крики, которые нарушали торжественную тишину ночи, посеребрённой лунным светом.
Свинье грозила опасность, и миссис Гаммит немедленно отправилась в далёкий путь, чтобы попросить ружьё у Джо Беррона. Несмотря на доставшуюся ей так легко победу, она всё же по достоинству оценила величину медведя и пришла к заключению, что метла — плохое оружие. Теперь же, получив ружьё и хорошо помня данные ей Джо Берроном указания, как пользоваться им, она чувствовала себя способной уничтожить сколько угодно медведей, если только они, само собою разумеется, не явятся к ней все сразу. Когда же ей представилось вдруг, что ей, пожалуй, действительно придётся иметь дело с целой стаей медведей, ею овладело весьма неприятное чувство, и она стала даже подумывать о том, не взять ли ей на ночь свинью в дом. Пожалуй, будет удобнее расстреливать врагов из окна своей спальни. Но тревога её несколько улеглась, когда она вспомнила, что медведи никогда не ходят стаями. Она с нетерпением ждала ночи, чтобы скорее напугать медведя.
Любимая поговорка миссис Гаммит: «если будешь смотреть на чайник, он долго не закипит», оправдалась в эту ночь. Оставив дверь кухни полуоткрытой, она села возле окна. Невидимая снаружи, она ясно видела весь двор, освещённый луной. Медленно, очень медленно плыла луна по бледному летнему небу. Но медведь не приходил. Миссис Гаммит начинала думать и даже бояться, что её яростная вылазка прошлого ночью навсегда отвадила его от фермы. Мало-помалу её мысли стали путаться. Она всё ещё сидела и моргала глазами, желая себя уверить, что не спит. Но наконец голова её склонилась на подоконник, и она заснула, прислонившись щекой к холодному дулу ружья.
Да, медведь долго колебался в эту ночь и пришёл поздно. Луна начинала спускаться, когда он явился. За это время к нему успела вернуться прежняя уверенность, и он снова решил, что миссис Гаммит есть только женщина. Обнюхав ещё раз щели и убедившись, что свинья всё ещё здесь, он обошёл кругом и влез в калитку.
Свинья сразу увидела в освещённой луною калитке его неуклюжую чёрную фигуру. Вид этот наполнил сердце её вполне справедливым ужасом, и она пронзительно завизжала. Визг её среди четырёх стен прозвучал так громко, что медведь невольно попятился назад. Он нечаянно наткнулся на грабли, стоявшие у стены.
Грабли свалились на него и вцепились в его шерсть, словно живые. Испуганный неожиданным нападением, медведь выскочил на освещённый луною двор. В ту же самую минуту дверь в кухню распахнулась и оттуда вылетела миссис Гаммит с ружьём в руке.
Медведь пытался скрыться позади сарая, чтобы там лучше обдумать своё положение. Но, увидя развевающиеся юбки миссис Гаммит, почувствовал вдруг невольную на себя досаду. Ему показалось неуместным такое бегство. Остановившись у самого угла сарая, где стояла берёза, он повернулся обратно и, сердито заворчав, поднялся на задние лапы.
Старый индюк вытянул вперёд длинную шею, неодобрительно взглянул на него и громко кулдыкнул.
Когда медведь остановился с таким решительным и грозным видом, миссис Гаммит тоже инстинктивно остановилась. Не потому, чтобы она «хоть капельку струсила», а чтобы осмотреть ружьё Джо Беррона. Она приложила его к плечу, прицелилась, как её учил охотник, и потянула собачку. Ружьё не выстрелило. Сняв ружье с плеча, она строго осмотрела его и увидела, что забыла взвести курок. По лицу её пробежала тень смущения, и она искоса посмотрела на медведя, желая узнать, заметил ли он это. По-видимому, он не заметил и продолжал стоять на задних лапах, с неудовольствием посматривая на неё одним глазом.